Наступивший летний сезон отмечен двумя примечательными датами, определяющими важные этапы современного монархического движения в России, которое раскололось по ключевому вопросу постреволюционного периода — вопросу о правопреемстве в нынешнем императорском Доме Романовых и его главе. При этом первая знаменует начало раскола, а вторая — его окончательное оформление.
Речь идет о состоявшемся 13 августа 1948 года бракосочетании Владимира Кирилловича Романова, именовавшего себя главой Российского императорского Дома, с Леонидой Георгиевной Кирби (в девичестве — княжна Багратион-Мухранская) и «изданном» Владимиром Кирилловичем 25 июля 1989 года Акте о назначении его дочери Марии Владимировны, в замужестве Гогенцоллерн, единственной «законной» наследницей Российского императорского Дома.
Учитывая не утихающий интерес к этой актуальной для русского общественного сознания проблеме, представляется полезным еще раз вернуться к ней, но рассмотреть ее не в рамках ведущейся дискуссии, а в свете одного издания начала 1920-х годов. Оно дает наглядное представление о том, как понималась данная проблема людьми, стоявшими непосредственно у истоков спора. Имеется в виду книга сенатора Н.Н.Корево «Наследование престола по основным государственным законам» (Париж, 1922).
Прежде всего следует отметить, что в спорах о правопреемстве в императорском Доме, возникших после гибели Николая II, его семьи и брата Михаила Александровича, Н.Н.Корево выступал активным сторонником отца Владимира Кирилловича — Великого князя Кирилла Владимировича (двоюродного брата Николая II), поэтому его мнение представляется особенно интересным и ценным. Книга была написана с целью доказать права последнего возглавлять императорский Дом в изгнании. Доказательства же требовались потому, что крайне сомнительный с точки зрения законов о престолонаследии брак Кирилла Владимировича со своей двоюродной сестрой, что строго запрещалось Церковью, неправославной, что нарушало статью 185 Основных законов Свода законов Российской империи (далее — Основы), разведенной, к тому же заключенный вопреки просьбам, предупреждениям и, наконец, прямому запрету Николая II, что шло вразрез со статьей 183 Основ, делал претензии Кирилла Владимировича более чем шаткими. Обосновывая их, Н.Н.Корево, естественно, не мог не затронуть других связанных с престолонаследием вопросов (в частности, об обязательности равнородных браков и необходимости соблюдения не только гражданских, но и церковных законов), сделав при этом выводы, которые не оставляют камня на камне от «легитимности» заключенного четверть века спустя брака сына Великого князя — Владимира Кирилловича Романова.
Автор начинает с того, что определяет два главных условия, дающих члену императорской фамилии и его потомству законное право престолонаследия: его брак, во-первых, должен соответствовать основным гражданским законам об императорской фамилии (то есть, прежде всего, быть равнородным и разрешенным императором) и, во-вторых, соответствовать церковным правилам и установлениям. Причем второе условие является не менее важным, чем первое, потому что «духовно-православному» аспекту в русской монархической традиции всегда уделялось особое внимание.
В этом смысле исследование Н.Н.Корево полностью развенчивает утверждения о «легитимности» брака Владимира Кирилловича.
Начнем с неравнородности. Напомним, что в соответствии с законодательством Российской империи (ибо только оно, при всей условности ссылок на него в настоящее время, образует единственное правовое пространство, в рамках которого возможно наше рассмотрение) брак члена императорского Дома, «могущего иметь право на наследование престола», должен заключаться с представителем царствующего или владетельного Дома, то есть Дома, сумевшего сохранить остатки былых суверенных прав и после утраты самостоятельности (как, например, немецкие короли, великие герцоги, герцоги и князья после образования в 1871 году единой Германской империи). В противном случае брак считался морганатическим и родившиеся в нем дети, равно как и морганатические супруги, «безусловно отстранялись от Престола» — иными словами, лишались прав на престолонаследие (статьи 36 и 188 Основ). Условие, как мы видим, абсолютно ясное и не требующее каких-либо дополнительных разъяснений. И хотя в соответствии с Дополнением к статье 188 Основ от 11 августа 1911 года запрет на неравнородные браки был сохранен только для Великих князей и Великих княжон (то есть детей и внуков императора; правнуки являлись уже князьями императорской крови), это никак не отразилось на самом праве престолонаследия.
Именно неравнородный брак, заключенный Владимиром Кирилловичем 13 августа 1948 года, стал главной причиной раскола в русском монархическом движении, поскольку, повторим, он бесспорно лишает, в соответствии с русским дореволюционным законодательством (на которое так любят ссылаться в семье покойного князя), права на престолонаследие (в данном случае — на главенство в бывшем императорском Доме) и морганатическую супругу, и детей — ту самую Марию Владимировну (не говоря уже о ее сыне Георгии Гогенцоллерне), которую Владимир Кириллович «назначил» после себя главой Дома Романовых в 1989 году.
Неравнородность же грузинского княжеского рода Багратион-Мухранских очевидна. В Российской империи, в силу ее самодержавного (абсолютистского) характера, не имелось владетельных родов ни среди первородных (самобытных), собственно русских — Рюриковичей и Гедиминовичей, ни среди владетелей присоединенных азиатских и кавказских земель, что было четко зафиксировано в русском законодательстве. Даже потомки последних грузинских царей Ираклия II и Георгия XII, носившие титул «светлейших князей Грузинских», утратили все суверенные права. При этом статус членов бывшего грузинского царского Дома (каковым признавался царский Дом объединенной Картли-Кахетии) распространялся только на потомков указанных царей, и ни на каких других представителей Дома Багратидов, как это сейчас пытаются представить защитники Багратион-Мухранских. Однако, подчеркиваем, это был всего лишь почетный статус, не дававший его обладателям никаких владетельных прав. Таким образом, даже светлейшие князья Грузинские являлись просто знатными русскими подданными и по своему статусу ничем не отличались от упомянутых русских княжеских фамилий — Рюриковичей и Гедиминовичей — или, к примеру, от светлейших князей Мингрельских и князей Дадиани — потомков владетелей Мингрелии, а также князей Шервашидзе — потомков владетелей Абхазии, потерявших свой суверенитет после присоединения их княжеств к Московскому государству.
Сказанное хорошо иллюстрируют воспоминания многолетнего начальника канцелярии Министерства императорского двора генерала А.А.Мосолова «При дворе императора» (Рига, 1934. СПб., 1992. 2-е изд.). Генерал приводит случай с претензиями жены светлейшего князя Ильи Григорьевича Грузинского (корнета «конвоя Его Величества»), фрейлины Елизаветы Алексеевны (урожденной Безобразовой) на владетельность рода мужа как потомка грузинских царей и на связанное якобы с этим право находиться во время высочайших выходов среди членов Императорской фамилии. «Придавая большее значение роду своего мужа, чем это соответствовало действительности», княгиня, несмотря на данные ей в Министерстве разъяснения, продолжала упорствовать в своих притязаниях. Тогда в архиве было разыскано изданное еще при Николае I постановление: «Все потомки владетельных кавказских семей в третьем колене занимают на выходах место по рангу в русской службе». «Супруг же ее — корнет…» — пишет далее генерал, деликатно ставя многоточие. Этот эпизод лишний раз свидетельствует о том очевидном факте, что даже внуки последних грузинских царей тогда уже являлись просто титулованными российскими подданными, о владетельности которых не могло быть и речи.
Что же в таком случае говорить о Багратион-Мухранских, обычном грузинском княжеском роде, — ведь их невладетельность не требовала даже доказательств! Разбирая примеры неравнородных браков в русском императорском Доме, Н.Н.Корево называет в качестве такового заключенный в 1911 году с разрешения Николая II брак княжны императорской крови Татьяны Константиновны, дочери Великого князя Константина Константиновича, и князя Константина Александровича Багратион-Мухранского (запомним это имя). Условием высочайшего согласия на данный брак послужило отречение княжны от своих прав на престолонаследие — факт, всячески замалчивавшийся «походной канцелярией» Великого князя Владимира Кирилловича. Более того, Н.Н.Корево привел этот случай как пример «брака с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному Дому». Заслуженному сенатору, вероятно, даже в страшном сне не могло присниться, что сын Великого князя, которого он всемерно поддерживал, впоследствии навсегда зачеркнет для своих потомков всякую законную возможность возглавить династию, женившись именно на представительнице фамилии, невладетельность которой он, сенатор, сам же столь убедительно доказал. Воистину, как отмечал М.В.Назаров в книге «Кто наследник Российского Престола?» (М., 1996), «всем претендентам на Престол из этой линии было суждено разрушать свои претензии сомнительными браками».
Последнюю точку над «i» в вопросе о «владетельности» Багратион-Мухранских ставит помещенный в приложении к книге Н.Н.Корево Именной Высочайший Указ Николая II от 24 августа 1911 года о согласии на брак Татьяны Константиновны, где, в частности, говорится:
«Вследствие сего повелеваем:
Княгине Татьяне Константиновне сохранить титул Высочества и именоваться впредь Ея Высочеством Княгинею Татьяною Константиновною Княгиней Багратион-Мухранскою;
Могущему произойти от вышеозначенного брака потомству носить титул и фамилию супруга Ея Высочества Княгини Татьяны Константиновны Княгини Багратион-Мухранской и пользоваться принадлежащими ему сословными правами (выделено мной. — А.П.)».
Остается только добавить, что упомянутый муж княжны Татьяны Константиновны Константин Александрович Багратион-Мухранский приходился троюродным братом отцу жены Владимира Кирилловича — Георгию Александровичу Багратион-Мухранскому. Комментарии, думается, здесь излишни.
Не менее убедительно исследование Н.Н.Корево показывает несостоятельность брака Владимира Кирилловича и с церковно-православной точки зрения.
Статья 186 Основ абсолютно четко предусматривает: «Обручение и бракосочетание Члена Императорского Дома совершается по уставам Церкви и с соблюдением Высочайше установленных церемониалов». Из этого следует, пишет Корево, что «браки Членов Императорского Дома должны удовлетворять требованиям общих гражданских и церковных законов». То есть в противном случае брак является незаконным, тем самым лишая права на престолонаследие произошедшее от него потомство.
Сказанное в полной мере относится к браку Владимира Кирилловича Романова (заключенному, напомним, 13 августа 1948 года), содержащему целый «букет» нарушений церковных правил и установлений. Начнем с того, что, вопреки всем канонам, венчание лица, именовавшего себя главой Дома Романовых, состоялось не в русской православной, а в греческой церкви в Лозанне, хотя русские церкви поблизости были; венчались будущие супруги почему-то тайно и спешно (вопрос о свидетелях также до конца не выяснен), в последний день накануне Успенского поста (так как во время поста венчание уже не совершается), — поступок для главы династии, «потенциального русского императора», «защитника и хранителя догматов Православной Церкви», абсолютно невозможный! Объяснение Владимира Кирилловича: «В Мадриде (где он жил) тогда не было православной церкви, ближайшая (к Мадриду!) была в Лозанне, поэтому мы поехали туда» («Россия в нашем сердце». СПб., 1995) — наивно и не выдерживает никакой критики. Между тем все странности бракосочетания «главы династии» становятся понятными, если учесть, что Синод Русской Зарубежной Церкви этот брак — как заведомо неравнородный — не только не благословил, но и запретил, и поэтому ни один русский священник «высочайшую чету» не обвенчал бы. Иными словами, Русской Церковью брак Владимира Кирилловича с Леонидой Георгиевной разрешен не был!
Таким образом, излишне даже рассматривать менее значительные нарушения церковных правил (см. выше). Вывод следует только один: брак Владимира Кирилловича Романова является законным только с гражданско-юридической точки зрения, как брак частных лиц, но он совершенно нелегитимен (ничтожен) с монархо-православной точки зрения — и как неравнородный, морганатический, и как совершенный с полным несоблюдением церковных правил и установлений. Следовательно, по законам Российской империи ни сама морганатическая супруга (ныне вдовствующая) Леонида Георгиевна, ни ее дочь Мария Владимировна Романова-Гогенцоллерн, ни тем более внук Георгий не имеют никаких прав на престолонаследие, которое после смерти в 1992 году Владимира Кирилловича перешло к другим мужским представителям Дома Романовых (в настоящее время Главой объединения членов Дома Романовых является старший мужской представитель рода князь Николай Романович Романов).
Хотя все ныне здравствующие Романовы-мужчины также рождены в морганатических браках (чего они, в отличие от потомков Владимира Кирилловича, никогда не скрывали), их преимущество перед Марией Владимировной бесспорно. Кроме уже затронутых вопросов, Н.Н.Корево подробно разобрал и вопрос о переходе права престолонаследия к женским представителям Дома Романовых. «Статьи 27 и 30 (Основ. — А.П.), — пишет сенатор, — определенно отвергают какую-либо возможность для лиц женского пола наследовать Престол при существовании в составе Дома Романовых мужеских лиц мужеского поколения».
Как уже говорилось выше, данное утверждение, сделанное применительно к ситуации начала 1920-х годов, полностью актуально и сегодня: в порядке престолонаследия место Марии Владимировны — в самом конце списка Романовых-мужчин. И это без учета (если подобное возможно) вышеизложенных грубейших нарушений церковных «правил и установлений», допущенных Владимиром Кирилловичем 13 августа 1948 года.
