Московский журнал | С. Малинин | 01.08.2001 |
Выдающийся немецкий философ, ученый, педагог Готфрид Вильгельм Лейбниц (Leibniz G.W., 01.07.1646−14.11.1716) родился в Лейпциге в семье профессора нравственной философии Лейпцигского университета. Ребенком Готфрид целыми днями просиживал в отцовской библиотеке, читая Платона, Аристотеля, Цицерона, Декарта. «Раньше, чем я стал слушать лекции, я уже хорошо знал историю и поэтов». В 17 лет с целью более серьезного изучения математики переезжает в Йену. Кроме математики, увлекается историей, археологией, юриспруденцией. Возвратившись в родной Лейпциг, пишет первую научную работу. Затем полоса путешествий: Альтдорф, Нюрнберг, Франкфурт, Майнц. Тогда же разрабатывается проект экспедиции в Египет, которым через век с лишним заинтересуется Наполеон.
26 лет от роду Лейбниц оказывается в Париже, где под руководством Христиана Гюйгенса продолжает совершенствоваться в математике. 1673 год: Лейбниц изобретает счетную арифметическую машину, а еще через 10 лет публикует свой знаменитый труд по дифференциальному исчислению.
Однако в рамках математики Лейбницу тесно. Он вдруг принимает предложение написать «Историю Брауншвейгского дома», три года собирает материалы, но в конце концов создает совсем не то, что от него ждут, — обширнейший научный труд о прошлом земли, рождении гор, морей и океанов. Избранный членом Парижской академии наук, он задумывается и об организации науки в Германии. В 1700 году Лейбниц принимает участие в создании Берлинской академии наук и становится первым ее президентом.
Длительное время Лейбница волновал вопрос объединения всех христианских государств перед лицом угрозы Европе со стороны Османской империи. Вероятно, на этой почве у него возник и интерес к России, которую он считал главным форпостом Европы на Востоке, главным щитом европейской цивилизации. Со временем Россия начала занимать Лейбница сама по себе. «Россия рассматривалась Лейбницем не просто как средство к цели, но скорее как самоцель (sondern durсhaus als Selbst Zweck)… не как простой объект культурных устремлений, а прежде всего как субъект, имеющий всемирно-историческое значение, который был предназначен для величайших целей своеобразной неповторимостью своей индивидуальности, своих жизненных установок и неиспользованных возможностей"1.
Лейбниц полагал, что история творится исключительно выдающимися личностями. Этим в значительной степени объясняется его повышенный, можно даже сказать, преувеличенный интерес к фигуре Петра I, страстное стремление сблизиться с русским самодержцем. Во время их встречи в Торгау в 1711 году 65-летний ученый говорил царю: «Мы исходим от одной точки отправления, государь, оба славяне, принадлежащие к расе, судьбы которой никто не может предвидеть, мы оба созидатели будущих веков…» Действительно, Лейбниц считал себя славянином — еще одна причина его особого отношения к России. В автобиографической заметке он утверждал: «Лейбницы, раньше Любенцы, славянское имя, род в Польше (…Leibnitiorum, sive Lubenecziorum, nomen slavonicum, familia in Polonia)». А поссорившись с городом Лейпцигом, опубликовал следующее заявление: «Пусть Германия умерит свою гордость; родившись, я принес с собой не только немецкий гений, это гений славянской расы, пробудившийся во мне на родине схоластики».
«Я предпочел бы видеть науки буйно цветущими у русских, — писал Лейбниц российскому канцлеру графу Г. И.Головкину, — нежели видеть их посредственно возделанными в Германии. Страна, где это пойдет лучше всего (имеется в виду Россия. — С.М.), будет той, которая станет для меня наиболее дорогой, ибо это принесет пользу всему человеческому роду… Ведь подлинные сокровища человеческого рода суть искусства и науки. Они более всего отличают людей от животных и народы цивилизованные от варваров"2.
Свой тезис о всемирно-исторической роли России Лейбниц обосновывал в русле разработанной им концепции «культурного круговорота», сходной с теорией исторических циклов итальянца Джамбаттисты Вико: всемирная цивилизация, прогрессируя, обрела, наконец, достойный и надежный приют в новой России; получив здесь свое высшее развитие, она в конце концов возвратится к исходному пункту — в Грецию. «Ибо в вашем государстве, — писал Лейбниц Петру I, — все, что касается до науки, еще ново и подобно листу белой бумаги, а потому можно избегнуть многих ошибок, которые вкрались в Европе постепенно и незаметно"3.
Можно сказать, что Лейбниц работал для России не покладая рук. Он предложил Петру I целый ряд проектов, среди которых был проект улучшения судоходства путем прокладки каналов, объединивших бы в единую гидросистему Азовское, Каспийское, Черное, Балтийское и Белое моря. Немецкий ученый считал важным выяснить, отделена ли Россия от Америки проливом. Именно под его влиянием Петр организовал экспедицию Беринга, открывшего пролив. Составил Лейбниц и план развития науки и обновления в России: «Просвещение народа… требует учреждения низших и высших школ как для изучения наук и художеств, так и для телесных упражнений. Для этого необходимо сделать выбор хороших преподавателей, которые умели бы вести детей и юношество не только путем науки, но и добродетели"4. Согласно этому плану учебные и научные учреждения делились на три группы: школы и училища для детей, университеты для юношества и академии для взрослых. В одном из писем российскому императору Лейбниц развивал мысль о введении коллегиального управления во всех социальных институтах, в том числе в Академии наук.
Конечно, далеко не все предложения Лейбница были приняты и осуществлены. Идущие, безусловно, от чистого сердца, они зачастую носили явно утопический характер, не учитывая реальных потребностей России — страны, в которой Лейбниц так и не побывал, а иногда попросту не поспевали за происходившими в России переменами. Петр I использовал только то, что подсказывал ему его государственный гений. Однако он высоко ценил бескорыстие немецкого ученого, желавшего «видеть ее (Россию. — С.М.) в цветущем состоянии (in einem bluhenden Zustand zu sehen)», дожить до поры, когда русские университеты принесут стране пользу, «какую невозможно описать пером», всемерно способствовать тому, чтобы из недр русского народа вышли «такие же хорошие и даже лучшие ученые, чем те, которых можно найти где-либо в Европе (und noch wohl besser als sie in einem Orte von Europe)5. Лейбниц был зачислен на русскую службу в ранге тайного советника с весьма значительным годовым окладом в 1000 ефимок.
После смерти Петра I имя Готфрида Вильгельма Лейбница в России начало забываться. Его знают как великого философа и математика. И мало кто вспоминает теперь, что это был столь же великий друг и доброжелатель нашей страны, одним из первых в Европе провозгласивший ее всемирно-историческое значение и служивший ей верой и правдой.
1Richter L. Leibniz und sein Russlandbild. Berlin, 1946. S.23.
2Сборник писем и мемориалов Лейбница, относящихся к России и Петру Великому. СПб., 1873. С. 203.
3Герье В. Лейбниц и его век. СПб., 1871. Т.2. С. 133.
4Там же. С.16−17.
5Сборник писем и мемориалов… С. 364, 369.