Из продолжателей дела равноапостольных Мефодия и Кирилла, учителей Словенских, хорошо известен подвиг жившего в XVI веке святого епископа Стефана Пермского, крестителя комизырян, создателя пермской азбуки и письменности, переводчика на пермский язык церковнославянских текстов. К сожалению, полузабыты имена других русских просветителей языческих народов — Феодорита Кольского и Федора из Кандалакши.
Феодорит Кольский был духовным отцом знаменитых культурных деятелей XVI века — архиепископа Новгородского Макария, впо- следствии митрополита всея Руси, и князя Андрея Курбского, боярина и воеводы царя Ивана Грозного. Курбский написал житие-биографию своего духовника во время эмиграции в Великом княжестве Литовском, куда он бежал в 1564 году, спасаясь от царской опалы. Беглый боярин включил житие во вторую часть своей знаменитой «Истории о великом князе Московском».
Феодорит родился около 1500 года в Ростове Великом, через который пролегал путь на Белое море. На тринадцатом году отрок ушел из дома в Соловецкий монастырь и через год постригся там в монахи. В начале XVI века на Соловках еще жили ученики основателей монастыря преподобных Зосимы и Савватия. В атмосфере живых преданий о них сложилась личность Феодорита, монаха-нестяжателя, просветителя и книжника.
Соловецкий монастырь был форпостом христианства и русской культуры в суровом Поморье, в земле лопарей («лопи дикой»), определявшим и направлявшим поток русской колонизации. На Соловках Феодорит принял решение поселиться в пустынном краю язычников-лопарей (современное название саамы). В конце 30-х годов XVI века он отправился в западную часть Мурманской земли в устье реки Колы.
На Коле Феодорит встретил старца пустынника. Князь Андрей неуверенно замечает: помнится мне, «Митрофан бе имя ему — пришедшаго во оную пустыню пред ним аки за пять лет». Кто этот отшельник — неясно. Курбский откровенно указывает на возможность ошибки в имени. Вместе с тем, его свидетельство об освоении русскими миссионерами Колы до Феодорита подтверждается другими источниками. В «Никоновской летописи» XVI века сообщается, что зимой 1532 года в Новгород к архиепископу Макарию прибыло посольство лопарей с рек Колы и Туломы. Посланцы просили «священников церкви Божиа свящати и самим просветитися святым крещением».
В 1534 году, через два года после посольства лопарей, архиепископ Макарий докладывал Ивану Грозному, однако, не об успехах миссионерской деятельности, а о том, насколько сильна «прелесть кумирская» на Русском Севере вплоть «до лопи до дикие». Из сообщения о Лапландии голландского купца XVI века Симона ван Салингена видно, что в 1565 году колонизация на Коле только начиналась и там стояло не более трех домов. Феодорит шел с просветительской миссией по следам своих предшественников, которые обратили в христианство лишь часть кольских лопарей.
Андрей Курбский прибегает к агиографическому преувеличению, когда утверждает, что «единого дня» Феодорит крестил около двух тысяч лопарей. Столько представителей саамского народа проживает сейчас на Кольском полуострове. Стремясь объяснить успех проповеди Феодорита, князь Андрей подчеркивает, что он «искусен уже был языку их». Иначе он не смог бы сделать то, о чем свидетельствует Курбский: «…науча их Писанию, и молитвы некоторые привел им от словенска в их язык».
Перевод церковнославянских текстов на восточное наречие саамского языка был возможен только после создания особого алфавита, несомненно, основанного на кириллице, способного передать специфические звуки саамской речи. Курбский, отмечая все заслуги Феодорита, ничего не говорит о том, что он изобрел саамский алфавит. Возможно, Феодорит использовал письмена, ранее придуманные русскими для финно-угорских народов.
Симон ван Салинген сообщает, что среди его знакомых в 1568 году был Федор из Кандалакши на юге Кольского полуострова. Федор слыл «за русского философа, так как он написал историю Корелии и Лапландии, а также рискнул изобрести письмена для корельского языка, на котором никогда не писал ни один человек. Так, он показывал мне алфавит и рукопись «Символ веры» и «Отче наш».
Попытки письменной фиксации карельской речи известны задолго до Федора из Кандалакши. Древнейший письменный памятник карельского языка, новгородская берестяная грамота с четырьмя строками заклинания от молнии, относится к XIII веку. Характерен объем переведенных Федором текстов — «Символ веры» и «Отче наш». Надо полагать, что такие же «молитвы некоторые» перевел на саамский язык Феодорит Кольский.
Начинание Феодорита могло иметь большое культурное продолжение. Оно означало зарождение саамской письменности и литературного языка. Однако дело Феодорита не получило продолжения. В России письменность на саамском языке была введена только в начале 30-х годов ХХ века.
До нашего времени не сохранилось ни строчки из переводов Феодорита, ни единой надписи на использованном им алфавите. Скорее всего, они не выдержали конкуренции с церковнославянской книжностью и были вытеснены ею. Такая же судьба постигла и переводы Стефана Пермского на древнезырянский язык, и переводы философа Федора на карельский вместе с его историей Карелии и Лапландии — видимо, историей колонизации этих земель. Вместе с тем эти факты свидетельствуют о неоднократных попытках русских миссионеров создать письменность на языках финно-угорской группы и перенести на эту почву церковнославянскую культуру.
По своим взглядам на церковную жизнь Феодорит — убежденный нестяжатель. Согласно представлениям русских нестяжателей XVI века, нищета, уединенное безмолвное житие и «умная молитва» были самым верным путем для достижения идеала духовной жизни. Феодорит ввел в основанном им на Коле Троицком монастыре строгий общежительный устав. Подобно духовному отцу нестяжателей Нилу Сорскому, он запретил монахам иметь личную собственность, пользоваться чужим богатством и приказал кормиться только от дел рук своих. Следуя завещанию Зосимы Соловецкого, Феодорит запретил находиться в обители не только женщинам, но и животным-самкам.
Суровые правила иноческой жизни вызвали протест монастырской братии. Разросшийся конфликт между игуменом с его стремлением к аскетической строгости монастырской жизни и не готовыми принять на себя такой подвиг иноками закончился изгнанием Феодорита около 1549 года. По словам Курбского, монахи, среди которых были и новообращенные лопари, в ярости «имают старца святаго и бьют нещадно, и не токмо из монастыря извлачают, но и от страны тоя изгоняют, аки врага некоего».
Земля лопарей входила в новгородскую епархию. Туда и отправился Феодорит, возможно, ища справедливости у новгородского архиепископа Феодосия. В начале 1551 года Феодорита вызвали в Москву и по рекомендации его старого друга игумена Троицы Артемия поставили архимандритом Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря.
В 1553—1554 годах в Москве состоялся судебный церковный процесс по делу реформаторов-еретиков. Следствие привело на скамью подсудимых старца Артемия. Феодорит, вызванный в суд в качестве свидетеля обвинения, наотрез отказался выступить против своего товарища и произнес речь в его защиту. По соборному приговору старец Артемий был сослан «в вечное заточение» в Соловецкий монастырь. Но вскоре узнику удалось бежать, и в 1555 году он объявился в Великом княжестве Литовском, где вместе с Курбским стал одним из ревностных защитников православия в борьбе с католицизмом и протестантством. Бежать из соловецкой тюрьмы без посторонней помощи невозможно. Курбский и Артемий, опасаясь за этих помощников, хранят полное молчание относительно обстоятельств побега. Остается только догадываться, помогали ли Артемию друзья соловецкого монаха Феодорита или он нашел поддержку у других единомышленников.
Иосифляне, противники нестяжателей, использовали собор против еретиков для устранения своих конкурентов. В 1554—1556 годах Феодорит был отрешен от архимандритства и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Среди его духовных сыновей были вельможи и представители знати. Они вместе с Курбским добились амнистии у митрополита Макария.
Кратковременная опала не уронила высокий авторитет Феодорита в глазах Ивана Грозного. В 1557 году на него было возложено ответственнейшее дипломатическое поручение. Еще в 1547 году Иван IV торжественно венчался на царство. Однако коронация молодого государя была признана не всеми главами иностранных держав, которые продолжали называть его по-прежнему Великим князем Московским, а не царем.
По распоряжению Грозного Феодорит ездил с посольством к патриарху Константинопольскому, чтобы получить у него и священного собора официальное признание царского сана. По словам Курбского, «святому мужу оному сам патриарх удивлялся», выслушав «беседования его премудрого». Успешно выполнив задание, Феодорит привез на Русь от патриарха благословенную грамоту и греческий чин коронации византийских императоров. Право Москвы, Третьего Рима, на политическое наследие Византийской империи получило официальное подтверждение со стороны высших духовных иерархов.
Отказавшись от богатых царских даров, Феодорит удалился в Вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь. Оттуда, забыв старую обиду, он дважды посещал на Коле иноков своего монастыря и лопарей. Курбский указывает, что это было при нем, то есть до его эмиграции в Литву в 1564 году. Феодорит Кольский совершил эти тяжелейшие поездки в 1558—1563 годах, когда ему было уже около 60 лет. «…В такой старости, — восхищался Курбский, — и такие неудобные и жестокие пути претерпел, летом плавающу ему по морю, зимою же на… еленех ездяще по непроходным пустыням, посещающе детей своих духовных, яко мнихов оных, так и лопянов…» — лопарей.
Последовательное повествование Курбского о Феодорите обрывается на бегстве князя Андрея из России. После 1564 года он уже не имел о своем духовном отце подробных и точных известий. В связи с этим побегом Феодорит был подвергнут допросу. В описи Царского архива XVI века указаны «речи… отца духовного Курбьского». Возможно, после допроса Феодорит предпочел удалиться на север, предчувствуя наступление опричного террора. В конце жизни Феодорит вернулся на место своего пострижения, в Соловецкий монастырь, где умер 17 августа 1571 года.
Во времена молодости Феодорита, в 1517 и 1526 годах, Россию посетил посол императора Священной Римской империи барон Сигизмунд Герберштейн. Его перу принадлежит книга «Записки о Московии», ставшая бестселлером в Западной Европе. Этот ценный исторический источник содержит множество интереснейших сведений о жизни и нравах народов России (в том числе лопарей) и ее соседей. Герберштейна поразило подвижничество русских монахов, цель которого заключалась не в стремлении покорить чужие народы, а в бескорыстном служении им.
Время не сохранило имен многих первопроходцев и просветителей окраинных и сопредельных земель Русского государства. 24 мая, День славянской письменности и культуры, является по праву днем памяти всех тех подвижников православной славянской идеи, которые, вслед за Кириллом и Мефодием, вопреки препятствиям распространяли славянское просвещение и несли другим народам новое, живительное слово.
