Русская линия
Московский журнал О. Иванов01.03.2001 

История незамужества графини А.А.Орловой-Чесменской
Графине Анне Алексеевне Орловой-Чесменской так и не удалось связать свою жизнь с человеком, которого она любила:

Г. Р.Державин, видевший в 1801 году, как танцевала дочь графа А.Г.Орлова-Чесменского Анна, написал:

С 1803 года графиня Анна Алексеевна стала выезжать в свет. Претендентов на ее руку появилось много. Ф.В.Ростопчин в письмах своих сообщал о нескольких, в том числе о князе Зубове (вероятно, Платоне Александровиче, перебравшемся в Москву в январе 1803 года) и в присущей ему желчной манере о сыне И.П.Салтыкова:"Иван Петрович Салтыков не думает идти в отставку и старается, напиваясь с графом Орловым, успеть в женитьбе сына на его дочери".
Позже, в том же 1803 или в 1804 году, С.В.Шереметев писал домой, что Зотов пожалован «русским графом» якобы для женитьбы на графине Анне Алексеевне; правда, сам Сергей Васильевич называет это «здешней басней"2. Ф.В.Ростопчин со странным вниманием продолжает следить за происходящим в доме А.Г.Орлова-Чесменского. В январе 1807 года он извещал князя П.Д.Цицианова: «У Орлова полон дом претендентов на дочь; к прежним приехали два Голицына, сын князя Сергея Федоровича и славный князь Борис Вестрис (Boris-Vestris)"3.
Тем не менее все это не имело последствий. То ли женихи не удовлетворяли графа Алексея Григорьевича, то ли не нравились его дочери. Правда, в письме к М.С.Бахметевой (вероятно, вторая половина 1797 года) Анна Алексеевна говорит о неком человеке, которого она «никогда не забудет и всегда он мне мил"4. Однако, похоже, только два жениха графини Орловой-Чесменской оставили по-настоящему глубокий след в ее жизни. Один из них любил ее, другого любила она. И, опять-таки, оба оказались отвергнуты…
В январе 1803 года Ф.В.Ростопчин писал о предложении князя Александра Борисовича Куракина, сделанном графине Анне Алексеевне, которая якобы сразу не ответила, а просила времени подумать5. Возможно, впервые А.Б.Куракин увидел дочь А.Г.Орлова-Чесменского на коронационных торжествах в 1801 году, сразу по возвращении последнего из ссылки. Тут для сближения Куракина с графом возник вполне естественный предлог: Алексей Григорьевич принял активное участие в судьбе сына В.В.Шереметева Сергея, обратившись к вице-канцлеру и управляющему Государственной коллегией иностранных дел князю Куракину с просьбой определить Сергея юнкером. Просьба была удовлетворена, за что граф Алексей Григорьевич 21 ноября 1801 года благодарит вице-канцлера: «Надеюсь, что сей молодой человек под Вашим покровительством не оставит стараться оказывать себя достойным той милости, о продолжении которой я испрашивал ему от Вашего Сиятельства, почту себя вновь обязанным наивящею моею благодарностью и тем почтением, с которым и пребуду навсегда, милостивый государь мой, Вашего Сиятельства покорный слуга граф Алексей Орлов Чесменский"6.
Сам Сергей Шереметев писал отцу: «Прошедший раз был у графа князь Александр Борисович Куракин, который недавно сюда приехал, и граф меня ему представил, наговоря пропасть похвальбы, как об Вас, милостивый государь, равно и обо мне"7. Причина подобного поведения князя скоро выяснилась — он полюбил графиню Анну Алексеевну. В ту пору Александру Борисовичу исполнился 51 год. Внук знаменитого сподвижника Петра I князя Бориса Ивановича Куракина, он родился 18 января 1752 года. С 1763 года, приехав после смерти отца в Петербург, Александр оказался под опекой дяди — Н.И.Панина. Его начальное домашнее образование было продолжено за границей: в Киле, а затем, после некоторого перерыва, в Лейдене, где Александр Борисович изучал математику, физику, философию, историю, естественное и международное право, языки (латинский, французский, немецкий, итальянский), занимался музыкой и фехтованием. Он состоял членом Королевской академии наук в Стокгольме (1777), Вольного Экономического общества (1776), а с 1798 года — членом Российской Академии наук.
Возвратившись в Петербург в 1773 году, Александр Куракин, приятель детских лет наследника престола Павла Петровича, вновь стал одним из самых близких ему людей. Когда Павлу Петровичу потребовались деньги, А.Б.Куракин заложил свое имение. Даже недоброжелатели отмечали его «постоянство и нежность в дружбе» (Ф.Ф.Вигель). После смерти Екатерины II награды и чины посыпались на князя Куракина как из рога изобилия. В завещании император повелевал вручить своему «верному другу» звезду ордена Черного Орла, которую носил в свое время Фридрих II, пожаловавший ее Великому князю, а также свою шпагу. На могиле А.Б.Куракина в Павловске вдовствующая императрица Мария Федоровна воздвигла памятник с надписью: «Другу супруга моего».
В царствование Александра I князь Александр Борисович не утратил своего значения при дворе. В сентябре 1802 года, уйдя с поста вице-канцлера, он тут же стал канцлером российских орденов. В июле 1806 года назначается послом в Вену, через два года — послом в Париж, в начале 1810 года становится членом Государственного совета.
А вот личная жизнь у князя Александра Борисовича не сложилась. До женитьбы дело так и не доходило. Рассказывали, что в Стокгольме у него был роман с графиней Ферзен, который кончился ничем. Рассказывали также, что А.Б.Куракин не имел права жениться, будучи бальи (управляющим) Мальтийского ордена — правда, данная версия ничем не подтверждается…
В имении Куракино, переименованном князем в Надеждино, он вел роскошную жизнь, описываемую Ф.Ф.Вигелем следующим образом: «В великолепном уединении своем сотворил он себе, наподобие посещенных им дворов, также нечто похожее на двор. Совершенно бедные дворяне за большую плату принимали у него должности главных дворцовых управителей, даже шталмейстеров и церемониймейстеров; потом секретарь, медик, капельмейстер, библиотекарь и множество любезников без должностей составляли свиту его и оживляли его пустыню.
Всякий день, даже в будни, за столом гремела у него музыка, а по воскресным и праздничным дням были большие выходы; распределение времени, дела, как и забавы, все было подчинено строгому порядку и этикету. Изображения вел. кн. Павла Петровича находились у него во всех комнатах; в саду и роще там-сям встречались не весьма изящные памятники знаменитым друзьям и родственникам…»
Удивительный факт: А.Б.Куракин, воспитанник и родственник Н.И.Панина — злейшего врага Орловых, ближайший и вернейший друг Павла Петровича, отец которого, по упорно циркулировавшим слухам, был убит при участии А.Г.Орлова, искал дружбы в доме графа на Большой Калужской. Доказывает ли это, что слухи были только слухами? Или свидетельствует о силе любви князя к графине Анне Алексеевне? Любви, где одним из наперсников Александра Борисовича оказался вышеупомянутый Сергей Шереметев, писавший своему благодетелю 15 декабря 1806 года:
«Почтеннейшее письмо Вашего Сиятельства имел счастье получить, за которое приношу мою нижайшую благодарность; старался по возможности все по приказанию Вашему выполнить. Их Сиятельству (графу Алексею Григорьевичу Орлову. — О.И.) донес Ваше почтение, за что поручили мне изъявить Вашему Сиятельству их благодарность; равно и на донесенную мою речь, по известной Вам скромности (Анны Алексеевны. — О.И.), никакого ответа, кроме поклона, не получил.
<> в воскресенье был я на бале, а почтенный хозяин (Орлов-Чесменский. — О.И.), кажется, был очень озабочен возложенною на него должностью, а здоровье его не в лучшем состоянии; а достойная дочь его, благодаря Бога, здорова и весьма радуется, что оставляет Москву; отъезд же их, а равно и местопребывания в которой губернии еще не известен, ожидают Высочайшего повеления"8.
Так или иначе, князю Александру Борисовичу Куракину не суждено было соединить свою судьбу с судьбой «достойной дочери» графа Алексея Григорьевича Орлова. В свою очередь, Анна Алексеевна также не смогла соединиться с единственным человеком, которого, по рассказам современников, глубоко и искренне любила, — с графом Николаем Михайловичем Каменским.
Он родился 27 декабря 1776 года. Графское достоинство его отцу, генерал-фельдмаршалу М.Ф.Каменскому, пожаловал Павел I. В трехлетнем возрасте Н.М.Каменский был записан корнетом в Новотроицкий кирасирский полк, в апреле 1785 года — назначен адъютантом к генерал-лейтенанту Гантвигу, через два года стал адъютантом у отца, через шесть лет получил чин генерал-адъютанта. После этого Николай Михайлович служил в разных полках. В июне 1799 года его произвели в генерал-майоры и назначили шефом мушкатерского полка своего имени (впоследствии Архангелогородский полк).
Желая испытать себя на поле сражения, Николай Михайлович уговорил отца отпустить его в действующую армию к А.В.Суворову. Он прибыл в Италию в августе 1799 года, а уже 13 сентября его полк участвовал в сражении на С.-Готарде. Каменский показал недюжинную храбрость, постоянно находясь в наиболее опасных местах. 14 сентября он блестяще проявил себя в деле при переправе через реку Рейссу. Во время боя на знаменитом Чертовом мосту пуля пробила его шляпу. За отличия в Швейцарском походе Николай Михайлович получил орден св. Анны I степени. Суворов сказал его отцу: «Юный сын ваш — старый генерал».
В марте 1800 года русские войска вернулись на родину. Живя на широкую ногу и не сообразуясь со своими средствами, Николай Михайлович совершил растрату казенных денег. Ему грозили большие неприятности, но тут умер Павел I; сослуживцы успели собрать необходимую сумму; в итоге восшедший на престол Александр I простил Каменского, и тот полностью оправдал доверие императора. За участие в боях при Аустерлице и Прейсиш-Эйлау, за оборону Данцига, а также за победы в Шведской войне Н.М.Каменский был награжден орденами св. Владимира III степени, св. Георгия II и III степеней, св. Александра Невского, удостоен звания генерал-лейтенанта.
После окончания Шведской войны в начале февраля 1810 года Н.М.Каменский назначается главнокомандующим молдавской армией для завершения войны с турками. Ровно через год он тяжело заболел. Существует мнение, что Н.М.Каменского отравили на вечере у французского консула в Бухаресте9. В начале марта 1811 года он попросил увольнения от должности и отправился лечиться в Одессу, где и скончался 4 мая.
О взаимоотношениях графини Анны Алексеевны Орловой и графа Николая Михайловича Каменского подробно рассказала в своих воспоминаниях графиня Антонина Дмитриевна Блудова9. Ей можно верить, поскольку она была близка с людьми, хорошо знавшими всю эту историю.

Николай Михайлович Каменский был влюблен в дочь немки ключницы Елизавету Карловну (фамилия неизвестна), которая жила, воспитывалась и выезжала в свет с княжной Анной Андреевной Щербатовой. Дело дошло до намерения молодого графа обвенчаться с возлюбленной. Предвидя беду, княгиня Щербатова обратилась к матери Елизаветы Карловны, и та принудила дочь выйти замуж за некоего офицера. Отчаяние и гнев только усилили любовь Н.М.Каменского. Разлука продолжалась недолго, их отношения возобновились и кончились лишь со смертью Елизаветы Карловны.
Несколько лет Николай Михайлович был безутешен. О женитьбе не могло быть и речи, хотя родители, особенно отец, настойчиво уговаривали его обзавестись семьей. В свое время были опубликованы некоторые письма М.Ф.Каменского к сыну по этому поводу. Обратимся к ним10.
Получив известие о смерти А.Г.Орлова-Чесменского, граф Михаил Федотович, живший в своем имении Сабурове под Орлом, довольно сухо писал сыну: «Вот и Орлов свалился! Кто же заступил на его место? Что в Москве делаешь, извести меня». Судя по характеру последнего замечания, в то время М.Ф.Каменский еще не думал о графине Анне Алексеевне как о возможной невесте для своего отпрыска.
А вот письмо от 12 января 1808 года: «Ты очень хорошо сделаешь, что поживешь в Москве сколько можно более. <> Будь же здоров, влюбляйся в кого хочешь, но для Бога берегись крали червонной! (Имя этой «крали» неизвестно. — О.И.) А прочие, кто тебе мил, тот и мне». По-видимому, речь шла о каких-то разногласиях в выборе невесты.
20 января 1808 года: «Матушка твоя столько пишет мне о тебе хорошего ото всех московских жителей, что я опасаться начинал, чтобы кто тебя, разумея девушку или отца, имеющего дочь, подхватя не увез. <> Я согласен с тобой, что побывать тебе должно в Петербурге, чем скорей, тем лучше; там, в рассуждении болезни моей, можешь выпросить продолжение отпуска, а получа, пожить в Москве и постараться не о том, чтобы тебя увезли, а чтобы согласить кого разделить с тобою участь твою и носить твое имя, и особу такую, если можно, чтобы к личным достоинствам присоединяла несколько хлеба-соли — то не портит ни стола, ни экипажа, хотя бы лежало в запасе. На то искренне тебя благословляю». Совершенно очевидно, что вопрос со сватовством к Анне Алексеевне тогда еще не был решен — да и не мог быть решен, поскольку после смерти графа Орлова-Чесменского прошло всего несколько недель.
12 февраля 1808 года: «Дай Боже, чтобы призыв тебя в Петербург не увез тебя куда далековато, чтобы между тем коханная твоя московская досталась кому другому. Ты писал, что есть у тебя приятели, так ищи право через них остаться около Москвы. Двух зайцев травя в одно время, ни одного не затравишь. Однако, не отвергая московской твоей невесты, я бы советовал тебе около Прозоровской (княжна Анна Александровна, дочь фельдмаршала Прозоровского. — О.И.) повертеться… «Из этого письма следует, что граф Николай Михайлович постепенно начинал склоняться к женитьбе, и скорее всего, на графине Анне Алексеевне Орловой.
21 сентября 1808 года: «Мне теперь надобны не ленты ваши (орденские. — О.И.), а внук моего имени, дабы иногда соседям напомнить и о мне, да и о тебе. Если позыв твой таков, что, несмотря иногда и на неприятность от Двора, чувствуешь ты, что судьба твоя влечет тебя к командованию целой армией, к распоряжению целой войны — служи далее; но однако же не больным будучи; в противном случае, свойственной скромности твоей последуя, отпросись-ка и ты, как многие другие, приезжай ко мне, женись на ком хочешь, наживи мальчика-два, а затем, если нужда настанет, так брось и жену и детей (разумная жена тогда и сама пожертвует разлукой) и войди опять в оставленную карьеру».
23 декабря 1808 года: «Но что же потом в чинах и лентах, с трудом приобретенных? Не пора ли тебе, шишак и щит сложив, ехать в Москву, сам знаешь зачем…»
9 марта 1809 года: «Ужели здоровей стал противу того, как приехал? Ты мне не пишешь о московских делах твоих: не становлюсь ли я тебе надобен? Употребляй смело; если хочешь, я к известной особе напишу, что хочешь, через тебя же. Ну, довольно ли?» «Известная особа», как следует из другого письма, — графиня Анна Алексеевна.
22 марта 1809 года: «Матушка твоя хотя и пишет, что всякое принуждение графини тебя отвлечет, но я считаю, однако, что без того остаться можно в дураках. Соперников, конечно, у тебя много, да и говорят, здесь готовят графа Воронцова, Семена Романовича сына, и так, не отнестись ли мне к ней…»
Что-то явно не складывалось в отношениях Н.М.Каменского и А.А.Орловой-Чесменской. Может быть, препятствием послужил принятый Анной Алексеевной большой срок траура по отцу. Впрочем, к началу апреля дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки.
7 апреля 1809 года: «Желал бы знать, что кто взялся доложить Государю о свадьбе? Кому о том писано от невесты, да и жених с чьей стороны докладывался ли, или уже имеет позволение?» Но тут, по всей видимости, последовал отказ Анны Алексеевны: в последнем из сохранившихся писем графа Михаила Федотовича от 6 июня 1809 года о свадьбе уже ничего не говорится.
Вернемся теперь к воспоминаниям А.Д.Блудовой. Она рассказывает, что Анна Павловна Каменская нашла для сына в Москве знатную богатую невесту, добрую, с нежным сердцем, с пламенным воображением, но, как подчеркивает Антонина Дмитриевна, «необыкновенно дурную собою», — графиню А.А.Орлову-Чесменскую. Та будто бы полюбила Николая Михайловича Каменского. Однако ей не давали покоя болезненное сознание своей непривлекательности и неотступная мысль о корыстолюбии женихов. Зная историю любви Николая Михайловича и Елизаветы Карловны, Анна Алексеевна опасалась, что не сможет пробудить в душе Николая Михайловича чувство столь же сильное. И когда по настоянию матери он все же посватался к Анне Алексеевне, она отказала…
В 1811 году, как уже говорилось, граф Николай Михайлович Каменский умер. А.Д.Блудова сообщает, что в последние годы жизни Анна Алексеевна «в душевных излияниях с одной верной подругой своей молодости (госпожой Герар) вспоминала о Каменском, об этом умершем, отвергнутом ею женихе, со всею горячностью, со всем увлечением любви двадцатилетней девушки. <> Ни холод лет, ни время, ни пост, ни молитва, ни смерть — ничто не охладило любви сильной и гордой, которая не позволила принять его руки при мысли, что его сердце схоронено в могиле другой любимой им женщины».

Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика