Божедомские кладбища

В XVI веке тела умерших насильственной или скоропостижной смертью вне дома, семьи, а также безродных тюремных заключенных, странников, убогих клали в часовни в людных местах — для опознания и возможного отыскания родственников1. Кроме того, здесь проще было организовать сбор денег на общественное погребение2. В Москве такие часовни располагались на крестцах Китай-города: Никольском, Ильинском и Варварском. Однако со временем по причинам санитарно-гигиеническим для этих целей начали строить особые помещения барачного типа при кладбищах за городом, оборудованные ямами со льдом, — Божьи, или Убогие, дома3.
Хоронили весной — обычно между праздниками Пасхи и Троицы, и осенью — под Покров. На собранные средства рыли общие могилы, приобретали похоронные принадлежности, отпевали. Христианским подвигом считалось омовение, одевание и положение в гроб таких покойников, в чем нередко принимали участие даже состоятельные московские жители. После панихиды простому народу устраивалось на могилах поминальное угощение4.
Известно о существовании такого погоста при церкви Николы Божедомского на Рождественке (с XVII века — Никола в Звонарях) — на вершине крутого косогора левого берега реки Неглинной. Делее по той же дороге было городище славян-вятичей. Ближайшие окрестности — места, связанные с именем боярина Кучки: Кучково поле, Кузнецкая слободка и село Высокое5. В конце XV века здесь строится Рождественский монастырь6. Очевидно, церковь Николы Божедомского возникла при монастырской слободе, а божедомское (его можно датировать второй четвертью XVI века, когда участок по левому берегу реки Неглинной был еще мало застроен; упразднение в 1590-е годы обусловлено возведением каменной стены Белого города) и приходское кладбища соседствовали.
Существовало божедомское кладбище и в пределах Земляного города, в юго-западной излучине Москвы-реки, на срытой позже возвышенности: при церкви Параскевы Пятницы (примерно в 1,5 км от Кремля). Окрестности эти были обжиты с давних пор — домосковское селение конца IX — начала Х века7, остатки древнерусского селища с могильником, от которого до нас дошло название «Могильцы"8, дворцовое село Семчинское, Алексеевский, позже Зачатьевский, монастырь. Основано кладбище предположительно к 1535 году — в то время крупные городские территории начали окружать каменными стенами. Церковь мученицы Параскевы Пятницы стояла еще до Романовых и получала ругу, хотя упоминается лишь с 1625 года. Кладбище перестало быть божедомским по крайней мере с середины XVII века, а возможно, и ранее9.
Третье божедомское кладбище находилось в Заяузье, у черты будущего Камер-Коллежского вала — на месте будущего Покровского монастыря10. Поблизости протекал Спасский ручей, за которым начиналось Калитниковское болото. Время основания (опять же предположительно) — 30−50-е годы XVI века11 (именно в здешний убогий дом первоначально привезли труп Гришки Отрепьева12), а исчезло оно к середине XVII века: уже в 1635 году прилегающая к убогому дому земля была пожалована царем Михаилом Федоровичем под строительство монастыря в память отца — патриарха Филарета (построен в 1655 году).
Далее назовем убогий дом у Андреевского монастыря на высоком берегу Москвы-реки. Неподалеку обнаружены остатки дьяковского городища V века до нашей эры, дьяковского и древнерусского селища13. «В 1547 году монастырь выгорел, сделался убогим домом и был в 1604 году во время голода одной из московских скудельниц, на которую в течение 28 месяцев свезено до 127 тысяч тел. Возрождение монастыря относится к 1648 году…"14
В ряде источников упоминается убогий дом «за Серпуховскими воротами, где было зарыто поруганное тело первого самозванца"15. Точное местоположение автором пока не выявлено; скорее всего, он находился недалеко от будущего Даниловского кладбища у реки Худеницы, при древней дороге из Великого Новгорода на Рязань, в 5,5 км от Кремля.
Позднее божедомские кладбища появлялись исключительно в северном направлении — между Дмитровской дорогой и Троицкой (домосковской), связывавшей Киев с Ростовом Великим, Суздалем и Владимиром (по ней в Москву была перенесена икона Владимирской Божией Матери и въезжал избранный на царство Михаил Федорович Романов16).
В 1590-е годы погост от храма Николы Божедомского переносится к Крестовоздвиженскому монастырю в малонаселенную местность у слияния рек Неглинной и Напрудной и приписывается к церкви Иоанна Воина17. Ежегодно на четвертый день седьмой недели после Пасхи сюда устраивался из Петровского монастыря крестный ход для поминовения умерших. В 1732 году бурное развитие слободской и усадебной застройки привело к закрытию этого кладбища. Последние 80 лет своего существования оно оставалось единственным божедомским кладбищем Москвы. Одновременно с ним упразднили и «божедомские» функции часовен на крестцах Китай-города18.
Следующее божедомское кладбище «на новых убогих домах», приписанное опять же к церкви Иоанна Воина, разместили еще севернее — на пологом косогоре выгонной государевой земли, поднимавшемся от прудов у истока речки Напрудной к Марьиной роще. Погребение проводилось также один раз в год «в четверток седьмыя недели по Пасхе» и по традиции сопровождалось крестным ходом из Петровского монастыря. В 1763 году указом Св. Синода кладбище было упразднено. На этом история божедомских кладбищ в Москве завершилась.
Располагавшиеся за чертой города на малозаселенных участках, но вблизи дорог, людных поселений и часто около более ранних некрополей, божедомские кладбища органично вписывались в уже сформировавшуюся систему погостов, хотя и обособлялись от них19. Убогие дома обычно приписывались к той или иной церкви или монастырю, отчего, например, Спасо-Андроников монастырь в конце XVI века даже назывался некоторое время «божедомским"20.
Встречающееся кое-где раннее наименование божедомских кладбищ скудельницами, возможно, происходит от урочищ («скудельниц»), откуда брали глину. «Изрытые подобные места становились неудобны к произрастанию, и их-то, как ни к чему не годные, евреи использовали для погребения странников, иноплеменных убогих. Поля под именем скудельниц были и у славян во многих местах"21. Кстати, одно из последних божедомских кладбищ так и называлось — «на новых ямах».
Божедомские кладбища считались упраздненными с момента закрытия на них убогих домов. В некоторых случаях это могло быть вызвано эпидемией моровой язвы 1654 года, после которой происходит реорганизация приходских кладбищ: отныне здесь хоронят исключительно прихожан данного храма, экономя, так сказать, место22. Поэтому бедных и безродных продолжали хоронить на бывших божедомских погостах. В указе о закрытии кладбища «на новых убогих домах» при церкви Иоанна Воина говорится: «Впредь привозимые из разных присутственных мест тела, по отправлении пения, погребать в то самое время на кошт тех мест, откуда привозимы будут», а ежегодные крестные ходы сюда из Петровского монастыря проводились до 1771 года23.
Таким образом, с упразднением божедомских кладбищ традиция бесплатного погребения не прерывалась. Более того, они послужили прообразом кладбищ нового (не приходского) типа — городских в современном смысле слова. Первое из них и было основано рядом с последним божедомским. На божедомских погостах хоронили в основном на пожертвования — причт церкви Иоанна Воина еще получал как ругу дополнительные средства для этой цели24. Причту храма святого Лазаря при первом городском кладбище тоже перечислялись Московской духовной консисторией суммы, покрывавшие значительную часть расходов на похороны малоимущих25. Это было единственное городское кладбище, частично существовавшее (до сноса церкви в 1800 году) за государственный счет26. То есть на городских кладбищах хоронили теперь и тех, кого раньше отправляли на божедомские.
В 1654 году, во время эпидемии моровой язвы, умерших хоронили на приходских кладбищах, используя для этого также прилегающие обывательские дворы, огороды и даже обочины переулков27. После эпидемии все старые приходские кладбища обнесли сплошными надолбами, а под дальнейшие захоронения отвели другие территории. Однако через некоторое время новые и старые погосты слились воедино.
Эпидемия 1770−1771 годов повлекла открытие загородных моровых кладбищ с деревянными церквами при них: за Ямской слободой (с церковью преподобной Елизаветы); на Ваганькове (с церковью святого Иоанна Милостивого); близ Бутырок (с церковью святой мученицы Софии и трех ее дочерей); по Троицкой дороге за крестом (с церковью преподобной Параскевы Пятницы); по Коломенской дороге за Покровским монастырем (с церковью Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радости); по Серпуховской дороге за Даниловым монастырем (с церковью священномучеников Херсонских Василия, Ефрема, Капитона); за Рогожской заставой (единоверческое); в селе Преображенском при речке Хапиловке (единоверческое). По окончании эпидемии рядом начали возникать городские кладбища: Дорогомиловское, Ваганьковское, Миусское, Пятницкое, Калитниковское, Даниловское, Рогожское единоверческое, Преображенское. Постепенно границы между «моровыми» участками стерлись. Кроме того, в разгар эпидемии умерших хоронили и на «чистых» кладбищах или рядом с ними, в частности на территории Покровского погоста и возле стен Данилова монастыря28.
Факт обособления моровых кладбищ, помимо санитарно-гигиенических соображений, можно отчасти связать и с божедомской традицией, поскольку здесь в общих могилах погребали умерших без покаяния и причастия. Так, под моровые захоронения использовалось уже упоминавшееся последнее божедомское кладбище, упраздненное за семь лет до эпидемии 1770−1771 годов29.
На плане 1875 года небольшой участок Лазаревского кладбища за чертой Камер-Коллежского вала обозначен: «для самоубийц"30. Время его возникновения неизвестно. В конце XVIII века он находился еще вне территории, однако к середине XIX века слился с разросшимся Лазаревским погостом. Существовал участок для самоубийц при Ваганьковском кладбище31. Выделение подобных участков также перекликается с божедомской традицией, поскольку и здесь хоронили людей, умерших без причастия и покаяния.

1. Остроухов Вл. Московское Лазарево кладбище. М., 1893. С. 7.
2. Кондратьев И.К. Седая старина Москвы. М., 1996. С.162−163.
3. Остроухов Вл. Указ.соч. С. 7. Убогим домом иногда называли богадельню.
4. Там же. С. 8.
5. Забелин И.Е. История города Москвы. М., 1996. С. 68.
6. Беляев Л.А. Древние монастыри Москвы по данным археологии. М., 1994. С. 210.
7. Забелин И.Е. Указ. соч. С. 33.
8. Древнерусское градостроительство X—XV вв.еков. М., 1993. С. 199.
9. Памятники архитектуры Москвы. Земляной город. М., 1989. С.37−39.
10. Там же. С. 290.
11 .Там же. С. 294.
12. Снегирев И.М. Русские достопамятности. М., 1883. Т.1.
13. Древнерусское градостроительство X—XV вв.еков. С. 199.
14. Кондратьев И.К. Указ.соч. С. 364.
15. Там же. С. 355.
16. Сытин П.В. Из истории московских улиц. М., 1952. С. 385, 470−472, 542.
17. Кондратьев И.К. Указ.соч. С.355−356.
18. Там же. С. 163.
19. Беляев Л.А. Указ.соч. С.216−219.
20. Бураков Ю.Н. Под сенью монастырей московских. М., 1991. С. 52.
21. Кондратьев И.К. Указ.соч. С. 355.
22. Остроухов Вл. Указ.соч. С. 7.
23. Там же. С. 11.
24. Ружная розметная книга 207 г. // Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики Московских церквей. М., 1891.
25. Остроухов Вл. Указ.соч. С. 12.
26. Душеполезное чтение. Известия и заметки. 1866, июнь. С. 39.
27. Строельная книга церковных земель 7165 г. // Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики Московских церквей.
28. Бураков Ю.Н. Указ.соч. С. 37, 268.
29. Атлас столичного города Москвы, составленный Хотеевым. 1852−1853 гг. План Сущевской части. Л.2. ГНИМА им. Щусева. Инв. Р-XII, 734/40, кол. V, нег.27 133.
30. Остроухов Вл. Указ.соч. С. 96.
31. Кондратьев И.К. Указ.соч. С. 407.