Амедея Меи Дзоваиде, родившаяся в 1859 году в Италии и в четырнадцать лет (!) поступившая во Флорентийскую консерваторию, конечно, никогда и не думала, что станет русской певицей, солисткой Его Величества, а впоследствии — заслуженной артисткой РСФСР, войдя в историю русской музыки как первая исполнительница партий Лизы в «Пиковой даме» и Иоланты в одноименной опере П.И.Чайковского. После ее отъезда из СССР один из современников писал: «Она говорит, что о России страшно скучает, больше, чем о своей родине — Флоренции, что это ее главная родина и что ее сердце там…»
В шестнадцать лет Амедея уже была примадонной на родине бельканто. «Громадное впечатление на меня, помню, произвело напечатанное на афише мое имя… При исполнении известного рассказа Азучены публика мне не дала закончить, раздались оглушительные аплодисменты, и из лож на сцену полетели голуби (итальянский обычай приветствовать молодых, завоевавших симпатии исполнителей). Описать словами мое чувство при этом я не берусь… Меня не раз считали испанкой, что, впрочем, не мешало испанцам, когда я шла по улице, бросать передо мной плащи… Как я конфузилась тогда!»
Турне по Южной Америке свело прекрасную итальянку с также делающим первые шаги на сценических подмостках русским певцом Николаем Николаевичем Фигнером. Раз встретившись, молодые люди больше не расставались.
Весной 1887 года уже известную артистическую пару пригласили выступить на сцене Императорской Мариинской оперы. Петербургский дебют прошел триумфально. Тотчас с обоими был заключен неслыханно выгодный контракт. Достаточно сказать, что если в то время максимальный годовой оклад ведущих солистов Мариинки составлял 12 000 рублей, то Николаю Фигнеру «положили» в год 25 000, а Медее Мей (так она стала зваться на русский лад) — 15 000 рублей.
Оказавшись в положении самой высокооплачиваемой и наиболее занятой солистки Мариинки, Медея Мей, умная и талантливая, не сидела сложа руки. Она быстро освоила русский язык и русский репертуар. «Еще до моего дебюта я несколько раз слышала новую для меня русскую музыку в опере „Евгений Онегин“. Я была очарована изящным, благородным стилем музыки. И, конечно, далека от мысли, что именно эта опера будет первой русской оперой, которую мне придется петь. Мысль о том, что я останусь в России и буду русской певицей, мне и в голову не приходила. Непостижимая судьба сделала милую Россию моей второй отчизной! Когда я приготовила партию Татьяны… я попросила <> Петра Ильича Чайковского дать мне указания. Он несколько раз прослушал меня, но не сделал мне никаких замечаний и, когда я от этого пришла в отчаяние, сказал, что я именно та Татьяна, которую он всегда желал видеть в олицетворении артистки, и что ему нечего мне указать. Успех превзошел мои ожидания: я была позвана в Царскую ложу и удостоена самого милостивого и ласкового разговора Их Величеств; П.И.Чайковский лично благодарил меня, а пресса дала на другой день самые лестные для меня отзывы».
Спустя два года Николай Николаевич сделал наконец предложение, и 8 февраля 1889 года состоялось бракосочетание Николая Фигнера и Медеи Мей. Следует сказать, что до этого Николай Николаевич и Медея Ивановна уже имели семьи. Николай Фигнер в девятнадцать лет сгоряча женился на воспитательнице детей своих знакомых — что интересно, опять же итальянке. Ко времени знакомства с Медеей позади был развод и рождение ребенка — дочери, чья фотография всегда стояла на письменном столе Николая Николаевича. У Медеи Мей до брака с Николаем Фигнером было двое детей, которых она оставила ради него.
За шесть лет после свадьбы у супругов Фигнер родились два мальчика и две девочки. Николай Николаевич любил помечтать о том, как, состарясь и оставив сцену, будет ходить в театр на своего любимого «Евгения Онегина» в составе: Онегин — Георгий Фигнер, Ленский — Николай Фигнер, Татьяна — Лидия Фигнер и Ольга — Евгения Фигнер.
Знаменитая «чета Фигнер» около 15 лет украшала собой русскую оперную сцену. Медея Ивановна была партнершей мужа почти во всех спектаклях. Они понимали друг друга без слов, кроме того, чрезвычайно подходили друг другу по темпераменту и даже чисто внешне, составляя идеально отлаженный дуэт.
Что можно сказать о лучших ролях Медеи Мей-Фигнер на сцене Мариинского театра? Ее Татьяна в «Евгении Онегине» вокально была очень хороша, но совершенно не соответствовала пушкинскому образу: «Ни красотой сестры своей, ни свежестью ее румяной не привлекла б она очей». Привлекала, да еще как! Много позже С.Ю.Левик в книге «Записки оперного певца» вспоминал: «Описывать красивую наружность стоит, пожалуй, тогда, когда эта красота нарушает общеизвестные законы гармонии. В Медее Ивановне же все было правильно: и точеные хорошим резцом черты лица, и черные выразительные глаза, такие, какие итальянцы воспевают в тысяче серенад, и мягкость движений типичной южанки. Отличием было, пожалуй, то, что грации Медеи Ивановны была свойственна какая-то строгая женственность». Тем не менее П.И.Чайковский до конца своей жизни оставался почитателем таланта певицы и считал исполнение ею ролей Иоланты и Лизы в своих операх «Иоланта» и «Пиковая дама» наиболее совершенным.
Большое впечатление производила Медея Мей в роли Валентины («Гугеноты» Дж. Мейербера), в дуэте с мужем достигая вершин истинного трагизма. И была она несравненной Кармен — изящной, грациозной, искрометной. Пела и говорила по-русски совершенно свободно — к концу пребывания в России у Медеи Ивановны оставался лишь легкий акцент.
Концертные выступления четы Фигнер обычно проходили дважды в год в Дворянском собрании в Петербурге: один из них, как правило, был благотворительным (иногда оба). В эти дни к зданию Дворянского собрания съезжался весь Петербург — от высшей аристократии до мелких чиновников и студентов. Вереница карет, экипажей, колясок растягивалась версты на три. Люди, стоявшие в очереди за билетами, в складчину снимали помещения в ближайших меблированных комнатах, чтобы погреться, поесть и поспать, — ведь стоять приходилось сутками.
Концерт открывал Николай Фигнер. Сияющий, стройный, в элегантном фраке, он появлялся под оглушительные аплодисменты, исполнял оперную арию, несколько романсов. Потом выходила Она, встречаемая не менее бурно. Медею Ивановну вновь сменял Николай Николаевич. Звучали его любимые произведения: «Я помню вечер» Ц.А.Кюи, «Северная звезда» М.И.Глинки, «Средь шумного бала» и «Отчего» П.И.Чайковского, «Ночь» А.Г.Рубинштейна. Под занавес Николай и Медея Фигнер пели вместе. Венец программы — дуэт М.И.Глинки «Не искушай меня без нужды"…
После этих концертов петербургские музыкальные магазины атаковали «фигнеристы», раскупая ноты услышанных накануне произведений. Благодаря супругам Фигнер вновь становились популярными, казалось, давно забытые песни: «Что ты рано, травушка», «Ночь ли, ноченька», «Звездочка», «Последний нонешний денечек».
6 декабря 1894 года Николай Николаевич и Медея Ивановна были всемилостивейше удостоены звания солистов Его Величества — о таком отличии мечтал каждый русский артист.
Однако скоро их совместная жизнь дала трещину. Голос Николая Николаевича поддерживал в форме выписанный из Италии профессор Марти. У него же брала уроки и Медея Ивановна. Профессор был довольно молод, в недавнем прошлом с успехом выступал на оперных сценах. Занятия маэстро со знаменитой ученицей становились все более частыми, продолжительными и увенчались бурным романом. Разразился скандал, давший обильную пищу для слухов и сплетен. Профессор Марти спешно уехал на родину, но ничего исправить уже было нельзя. Отношения между супругами обострились до того, что им стало опасно выступать вместе: однажды в финале оперы «Кармен», в сцене ревности, Николай Николаевич, певший Хозе, всерьез изрезал бутафорским ножом платье и корсет Медеи Ивановны.
В 1903 году отчуждение достигло апогея: она уехала на гастроли в Америку, он — на юг России. Медея Ивановна пишет в мемуарах: «Как печален был мой отъезд! Всех артистов провожали жены, мужья, родные, знакомые, я же уезжала совершенно одинокая, никто не сказал мне прощального привета…» Точку в затянувшейся семейной драме поставила встреча Николая Николаевича, гастролировавшего по российской провинции, с молодой начинающей певицей Рене Радиной. В конце 1904 года состоялся бракоразводный процесс солистов Его Величества.
Бывшие муж и жена продолжали находиться во враждебных отношениях, даже втягивали в конфликт детей. Примирил их 1914 год, когда Николай Николаевич и Медея Ивановна провожали на фронт сына. Взявшись за руки, оба плакали. Николай Фигнер-младший вспоминает:
«Мама плакала… У меня самого катились из глаз слезы. Что вспомнилось мне в эту минуту? Я вспомнил расцвет их славы в театре».
Медея Ивановна Фигнер надолго пережила мужа. 20 января 1912 года она простилась с Императорской сценой, некоторое время концертировала; в 1923—1930 годах преподавала в Ленинграде. К званию солистки Его Величества прибавилось звание заслуженной артистки РСФСР. Последний раз в Советском Союзе она пела 15 ноября 1925 года в концертном зале Ленинградской филармонии. С 1931 года Медея Ивановна жила в Париже — занималась преподавательской деятельностью, иногда участвовала в концертах, неизменно включая в репертуар романсы русских композиторов.
8 июля 1952 года первой исполнительницы партий Лизы и Иоланты, любимицы П.И.Чайковского, «русской итальянки» Медеи Ивановны Мей-Фигнер не стало. За несколько лет до смерти, почти в 90-летнем возрасте, она рассказывала французскому корреспонденту о своих встречах с Петром Ильичом Чайковским и довольно сносно напела несколько строк из арии Иоланты…
