Московский журнал | 01.09.2000 |
Театр «Камерная сцена», что занимает небольшой особняк на Земляном Валу, отметил завершение своего очередного, четырнадцатого по счету, сезона необычной постановкой произведений Н.В.Гоголя. Спектакль называется «Женитьба?» И вопросительный знак в названии не случаен. Он предупреждает, что нам предлагается не знакомая и привычная пьеса, но что-то несколько иное. Режиссер, основатель театра и бессменный его руководитель Михаил Щепенко, предпринял смелую попытку соединить в одном действе знаменитую пьесу Гоголя с его не менее известными «Выбранными местами из переписки с друзьями"…
Возможно ли вообще, кажется, приобщить к театру такое «не сценическое» сочинение, каковым является религиозно-философская книга писателя; отчего режиссер и исполнители сочли за должное отыскать и показать нам нечто родственное в таких, казалось бы, взаимоотвергающих творениях нашего классика?
М.Щепенко, заслуженный деятель искусств России, вместе с заслуженной артисткой Тамарой Басниной создавали свой коллектив как некий «театр-семью», «театр-общину». Начинавшие здесь творческую деятельность С. Прищеп, А. Уманец, Д. Поляков, Ю. Щепенко, Б. Полякова — стали теперь ведущими актерами театра. Поставленная при их участии пьеса «Царь Федор Иоаннович» принесла режиссеру и исполнителю главной роли премию Москвы в девяносто восьмом году… И вот теперь — «Женитьба?»
После третьего удара колокола, традиционно открывающего все постановки театра, на сцене появляется сам Гоголь, в своей знаменитой крылатке. За спиною его застыла в скульптурной неподвижности группа персонажей «Женитьбы?"… Все действие проходит под проникновенно и скорбно звучащие монологи из «Выбранных мест…» Как бы оживляемые голосом автора, герои начинают двигаться, говорить, разыгрывая такое, казалось бы, для нас знакомое действие, но так необычно сопровождаемое проповедью христианина- моралиста.
Общеизвестно, что Гоголь в конце жизни хотел отречься от своих художественных произведений как от «принесших гораздо больше вреда, чем пользы». И с тех же самых пор благодарные потомки ни на йоту, ни на секунду не согласились с такой его оценкой. Одни просто промолчали; другие обнаружили немало сил и средств в этом споре. Так и означенный театр нашел средство, весьма сильное, показать нам, что и для «позднего, строгого» Гоголя возможно все же, подобно родителю, простить чадам своим их несовершенства, хотя они и ранят глубоко его православное сердце.
Нужно отметить также чисто сценографические удачи. Вот, например, такую метафору: полог, что в начале спектакля бесформенно загромождал холостяцкую квартиру Подколесина, в какой-то момент вдруг взлетает, отряхивается — и вот уже оттеняет уютный семейный мирок Агафьи Тихоновны. Далее, трансформируясь в течение спектакля, он как бы откликается на все эмоциональные взлеты и падения персонажей. Подобную же роль выполняет расстроенный, привставший на дыбы рояль: его фальшивые звуки наводят на мысль о том, как нестроен бывает путь человека, как спотыкается и сбивается он порой в своих мыслях и поступках.
Звучащий в финале монолог автора: «Как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а люди так несовершенны, и так в них мало прекрасного! Как же сделать это?» — едва ль хоть одного зрителя оставил равнодушным. Персонажи вновь обратились в недвижные статуи. Занавес задергивается…
Спектакль окончен.