Старец протоиерей Алексий Мечев

В начале лета нынешнего года вышло в свет Жизнеописание к церковному прославлению известного старца в миру протоиерея Алексия Мечева, составленное в храме святителя Николая в Кленниках по материалам, хранящимся в Маросейской общине и в семейном архиве бат

В начале лета нынешнего года вышло в свет Жизнеописание к церковному прославлению известного старца в миру протоиерея Алексия Мечева, составленное в храме святителя Николая в Кленниках по материалам, хранящимся в Маросейской общине и в семейном архиве батюшки. Оно содержит воспоминания современников о прозорливости и прижизненных чудотворениях старца, а также свидетельства о благодатной помощи отца Алексия по молитвам к нему.
В предисловии к Жизнеописанию говорится: «Отец Алексий был неустанным проповедником любви. Он поучал утеснять себя ради блага близких нам людей, переделывать свой характер так, чтобы близким было легко с нами жить». Вся книга — подтверждение этих слов. Мы же приводим еще один малоизвестный случай молитвенной помощи старца отца Алексия Мечева.

В конце 1930-х годов я познакомилась с известным художником Робертом Рафаиловичем Фальком, который часто и много рассказывал мне о себе — в том числе об очень важном событии времен его молодости.
Начинающий, но уже признанный художник заболел. Болезнь выражалась в страшном отчаянии и полной депрессии. По воспоминаниям Роберта Рафаиловича, на него навалилась ледяная черная глыба, он перестал чувствовать и видеть красоту. Померкли человеческие отношения, окружающий мир, искусство — все казалось бессмысленным и даже отвратительным.
Так прошло, не могу точно вспомнить, два или три года. Родители Роберта Рафаиловича, люди богатые, имели возможность послать его на лечение за границу. Долгие месяцы он провел в дорогих клиниках Германии и Швейцарии, но вернулся домой в еще худшем состоянии духа: не выходил из своей комнаты, забросил живопись… Тогда-то старая нянька и сказала: есть, дескать, в Москве, на Маросейке, священник — отец Алексий, который очень помогает людям в трудные минуты. Фальк ответил, что ему, еврею и атеисту, неудобно и даже дико обращаться к православному священнику.
На этом разговор закончился. Но поскольку с каждым днем Фальку становилось все хуже и хуже, он в конце концов поддался нянькиным уговорам и в сопровождении старушки, перед тем попросившей батюшку о встрече, пошел к нему. У дверей домика няня остановилась. Фальк постучался, полный смятения: ну о чем ему говорить со священником?
Дверь открыл небольшой седенький человек. Как-то особенно приветливо, очень мягким, добрым голосом он пригласил: «Ну, входите, входите, я вас давно жду». Роберт Рафаилович оказался в уютной маленькой комнате. На столе кипел самовар, стояли пирожки, варенье. «Заходите, садитесь, сейчас чайку попьем…»
Отец Алексий не спрашивал Фалька о его религиозных воззрениях, о его взглядах на жизнь и тому подобном — просто говорил о том, что сейчас весна, погода хорошая, что он рад видеть у себя художника…. Непонятно почему, но Роберту Рафаиловичу захотелось вдруг рассказать о себе: где бывал, какие страны видел. И отец Алексий внимательно слушал — о красоте Рима, о картинах, которые Фальк писал… Так прошел вечер. Когда Фальк уходил, отец Алексий сказал ему: «Ну, приходите в следующую субботу». И Роберт Рафаилович ответил: «Конечно, приду».
Я спросила: «Что вы чувствовали, когда ушли от старца?» «Вы знаете, — ответил Фальк, — мне сразу стало как-то легче, захотелось вновь обязательно к нему прийти, и я ждал с нетерпением следующей субботы. Пошел уже без всякого сопровождения. Опять пили чай, разговаривали. Я, захлебываясь, рассказывал о том, что мне хотелось бы написать, а отец Алексий поддакивал, задавал вопросы о подробностях моей работы над картинами. Я почувствовал, что он как-то глубинно понимает то, что я делаю. У меня было ощущение, что он меня так полюбил, как будто я стал ему самым родным человеком… Я рвался к нему каждый следующий раз, просто не мог дождаться этой минуты… Так продолжалось, может быть, два месяца. Мы уже были как самые близкие, родные люди. Мне так уже стало спокойно, что, когда мой отец заговорил о предполагаемом путешествии за границу, я реагировал на это вполне положительно. И при следующей встрече с отцом Алексием сказал ему об этом. „Вот и хорошо, — ответил он. — Можно поехать. И еще сколько вы напишете… Какая это радость, дар-то какой великий вам Бог дал! Какой вы счастливый! Что ж, поезжайте, я за вас рад.“ „Батюшка, но как же я без вас, вас-то не увижу?“ В ответ он улыбнулся такой замечательной светлой улыбкой, перекрестил меня и сказал: „Да вам и не нужно больше. Все хорошо будет“. И благословил меня. Я ушел настолько легким, счастливым, мне казалось, что я совершенно заново начал жить. И с тех пор, какие бы тяжести ни выпадали на мою долю, какие бы ни были страшные испытания, никогда та почти задавившая меня депрессия не возвращалась».
Тогда я спросила: «Роберт Рафаилович, что же так повлияло на вас? Вы же не говорили о религии… Что же произошло?» Он ответил: «От отца Алексия исходила такая доброта, такая бесконечная благость, что как будто от этого всего начала таять страшная ледяная глыба, лежавшая на моей душе. Таяла, таяла и наконец совсем растаяла. Это была такая победа тепла, света и добра над злом! Отец Алексий открыл для меня Бога. Я понял: Бог есть, нужно верить всегда. Нет несчастья на земле, если есть такое добро, такой свет, который показал мне отец Алексий. На всю жизнь я это понял».
Роберт Рафаилович Фальк крестился, по крещении был наречен Романом…

В.И.Прохорова