Сахалинский художник Гиви Манткава

В 1930 году в Тбилиси родился мальчик, названный Гиви, — будущий певец далекой сахалинской земли:

Пленник «острова притяжения»

В 1930 году в Тбилиси родился мальчик, названный Гиви, — будущий певец далекой сахалинской земли, заслуженный художник России, первый председатель созданной десятилетие назад Сахалинской организации Союза художников России.
Но сначала было тбилисское детство, прошедшее на крутых улочках и в живописных двориках древней грузинской столицы; была война, с которой вернулся слепым отец — Михаил Манткава, заслуженный педагог республики; первое приобщение к живописи — через мать, неплохо рисовавшую и даже бравшую уроки у народного художника СССР М.И.Тоидзе; учеба в Тбилисской Академии художеств на театрально-декорационном отделении, руководимом членом-корреспондентом Академии художеств СССР С.С.Кобуладзе. В конце 40-х — начале 50-х годов сюда пришла талантливая молодежь, ищущая новых выразительных художественных средств и в то же время пристально обращенная к национальным традициям, к народному образно-пластическому мышлению. Эта генерация дала целую плеяду ярких грузинских художников так называемого «среднего поколения» — Э. Амашукели, М. Бердзенишвили, Г. Очиаури, Г. Нармания, З. Нижарадзе, Г. Тоидзе и других. К ней, безусловно, принадлежит и Гиви Михайлович Манткава, хотя творил он далеко от Грузии. В мае 1956 года он улетел на Сахалин. Немало было художников, приехавших сюда за экзотикой. Набравшись впечатлений, они уезжали реализовывать их на Большую землю. Гиви Манткава — остался навсегда.
Областная выставка 1957 года представила зрителям первые его сахалинские работы — «Зима», «Огоньки», «Рынок». То был период эксперимента, художественного освоения новой действительности человеком определенной национальной культуры и традиции; но на основе искомого синтеза уже проглядывало начало большого мастерства.
Постепенно работы молодого талантливого грузина становятся известными и на материке — по публикациям и репродукциям в «Литературной газете», «Неделе», «Советской культуре», журналах «Смена», «Наш современник», «Дружба народов», «Юность». Проявляет он себя и как недюжинный иллюстратор — оформляет сборник стихов В. Санги «Соленые брызги», книги Ю. Леонова «Письма идут месяц», А. Ткаченко «Жизнь тревожит», ряд других изданий. Графика увлекает его; он создает целую графическую серию «Сахалин в прошлом и настоящем», отмеченную, как писала в августе 1962 года газета «Советский Сахалин», «простотой, находящейся в прямом родстве с трудом и вдохновением».
Произведения, представленные на областной сахалинской выставке 1966 года, говорят о мужании таланта, о все более глубинном постижении через народный быт истоков народного бытия. Гиви Манткава обращается к теме нивхов — коренных обитателей Сахалина. Здесь нет и речи об описательном этнографизме, здесь — монументальность истинного эпоса. И нивхская древность нисколько не страдает, а, напротив, отчеканивается в былинность художественными средствами, какие можно наблюдать на древнегрузинских фресках.
На 3-й зональной выставке «Советский Дальний Восток» в Улан-Удэ (1969) Гиви Манткава показал 14 работ. Акварельная серия «Сахалин» — это рассказ о больших и малых делах островного края, о его несказанной, суровой и таинственной красоте. И здесь же — «Уголок старого Тбилиси"…
Самыми плодотворными для художника стали 1970-е годы. Именно тогда в его творчестве вполне реализуется тяга к духовно-нравственному осмыслению основ человеческого бытия в нерасторжимом гармоническом единстве с живой природой. Декоративное начало его станковых полотен выказывает влияние популярного на рубеже 60 — 70-х годов жанра крупномасштабной декоративной картины-панно — но прежде всего это знак принадлежности художника к современной ему грузинской школе, захваченности ее национально-романтическими стилевыми тенденциями. Это национально-романтическое начало в полной мере сказалось в большом полотне «Нивхские лучники» (1972 — 1973), сюжетной основой которого явился центральный эпизод национального праздника нивхов — «праздника медведя».
Его натюрморты экспрессивно-жизненны и эмоциональны: «Сима сахалинская» (1973), «Юг — Северу» (1978) и другие; вещи здесь сами свидетельствуют о своей внутренней сути, о своей неизбывно-радостной, торжествующей бытийственности.
…Красное стадо рассыпалось по зеленому лугу среди желтых стогов — вид с поэтически-головокружительной высоты («На выпасе», 1976); крапчато-охристый горячий пейзаж, в котором трудно дышится и сильно бьется сердце от переполняющих его изначальных чувств — детства, земли, Родины («Высокие травы», 1983); сосредоточенность, благородство, певучесть движений, превращающие обыденный труд в священнодействие («Сбор черноплодной рябины», 1975)… Эти и многие другие живописные и графические работы, созданные за тридцать лет, посетители увидели на большой персональной выставке Гиви Михайловича Манткавы, организованной Союзом художников Грузии и Сахалинским областным художественным музеем в 1987 году в Доме художника города Тбилиси. Сахалинцы показывали землякам художника сделанное «сахалинским старожилом». Через два года именно Гиви Манткава возглавил созданную на Сахалине организацию Союза художников России. В 2000 году, в год 70-летия Г. М.Манткавы, в Южно-Сахалинске прошла его персональная юбилейная выставка…
Гиви Михайлович продолжает творить — с философской вдумчивостью и глубиной, с неиссякаемой светлой верой в доброту и гармоничность мира.

Н.А.Бржезовская,
старший научный сотрудник Сахалинского областного художественного музея.
Из предисловия к каталогу живописи и графики Гиви Манткавы (Южно-Сахалинск, 1995)

Он подарил нам себя

В этом году Гиви Манткаве исполнилось 70 лет.
Он обожает итальянскую оперу, наизусть читает стихи, о которых не подозревают иные профессионалы-словесники; окончив Тбилисскую Академию художеств, работал театральным художником и, останься в Грузии, — непременно делал бы кино. Но однажды в середине 50-х рванул с любимой девушкой сюда, на край света. Да так и остался, прожив на Сахалине почти полвека. Здесь у него родились дочь и сын, здесь создал он свои лучшие картины…
В 60-е годы Гиви Манткава писал портреты своих сахалинских друзей — интеллектуалов (физиков и лириков), моряков, рыбаков, пограничников. Он увидел их сильными, но не «крутыми», «правильными», но не занудными, добрыми, но волевыми: небывалое разнообразие индивидуальностей. Из времен, которые принято нынче считать серыми и убогими, художник донес до нас галерею человеческих типов, воплощавших истинную свободу, душевную широту и красоту.
Писал он и великолепные пейзажи, натюрморты, жанровые картины, где всякий жест — действо вселенского масштаба. Глядя на его полотна, изживаешь в себе комплекс провинциала. Потому, опять же, что самые обыденные, ничтожные островные дела и делишки, вроде ловли или сушки рыбы, под его кистью преображаются в события, равновеликие любому столичному «мероприятию».
Кто-то из французских модельеров вошел в историю, продемонстрировав костюм цвета розовой горбуши. Один из натюрмортов П. Кончаловского приобретен Третьяковской галереей только потому, что автор впервые расположил рядом считавшиеся до того несочетаемыми цвета: холодный желтый — лимона и бутылочно-зеленый — рюмки. Живописные открытия Гиви Михайловича до сих пор почти никому не известны. Между тем в этой области он совершил не одну, а несколько революций, открыв для живописи красно-оранжевый цвет жирной выпотрошенной лососины, лоснящейся на солнце, подарив ей новые сочетания цветов — синего с белым (искрящийся сахалинский снег) и голубого с зеленоватым (девичьи глаза на ряде портретов), не один год посвятив поискам доселе небывалых оттенков снежной и небесной голубизны.
Очень своеобразно использует Гиви Михайлович и цвет бордо. Когда с этим цветом пишется пейзаж «Брусничные сопки», — все понятно, но когда им расписаны облака на картине, изображающей грузинскую святыню — кафедральный собор Светицховели, поначалу, видя такое, впадаешь в оторопь. И лишь потом понимаешь: перед тобой — не реальность, а видение в лунную ночь — мучительное и пленительное. Именно в лунную ночь, пусть и нет здесь штампованных «лунно-ночных» атрибутов и столь же штампованных приемов передачи «мистических видений»: все говорят эти багряные облака на глубоком синем, почти черном небе.
Я уверена, что и дальше в творчестве мэтра нас ждут необыкновенные открытия. Хотя живется ему, как, впрочем, и большинству сахалинцев, неимоверно трудно. Обитает в ледяной мастерской, пишет уже остатками красок. Покупать его картины на Сахалине практически некому, вывезти же их с Сахалина у художника нет ни сил, ни средств…
Что ж, так или иначе, мы счастливы, что рядом с нами почти полвека творит Гиви Манткава. С истинно грузинским темпераментом он раскрасил наше серое небо. Он подарил нам прежде всего себя — щедрого, мудрого, вдумчивого. Он вырастил на Сахалине целую плеяду молодых художников.
С юбилеем, Учитель! Гамарджоба, Гиви Михайлович!

Ким Сан Сун,
корреспондент газеты «Губернские ведомости» (Сахалин)

По рождению — грузин, место творчества — Сахалин

Так говорит о себе мой старый друг Гиви Манткава — человек, безусловно, экзотический. Оказавшись в 1956 году на Сахалине, этот грузин прирос к острову душой и сердцем. И сахалинцы платят ему столь же горячей привязанностью. В мае этого года общественность Сахалинской области широко отмечала 70-летний юбилей заслуженного художника России Гиви Михайловича Манткавы. Его картины и книжные иллюстрации ныне известны не только в Сибири и на Дальнем Востоке, но и в Москве, в Грузии, в Японии, в Америке.
Мои коллеги из центральных российских и зарубежных изданий, приезжая на Сахалин и побывав в Областном художественном музее, перед картинами Гиви Манткавы в изумлении открывают рты: какой художник! Грузин? А живет тут? Как выдержал? Здесь же цунами, землетрясения, бытовые неурядицы… Гиви только пожимает плечами: «В нашей России все это не редкость. И в Грузии, — улыбается, — тоже, бывает, трясет».
Волна, поднятая Хрущевым по поводу творчества «авангардистов», докатилась и до Сахалина. До самого талантливого художника острова — Манткавы. На областной выставке, сопровождая первого секретаря обкома и слушая самые нехорошие слова в свой адрес, он не вступал в прения, стоял спокойно-почтительно, изящно одетый, подтянутый, молодой — и молча улыбался. Другие в ответ на «зажим» начали «диссидентствовать», — Гиви Манткава продолжал работать.
Начинал он как достойный ученик достойных учителей — в духе советской реалистической школы. И, приехав на Сахалин, прежде всего взялся за «хрестоматийную» тему: каторжане. Приходил тогда я в его «мастерскую» — убогую комнатушку в старой японской халупе, где круглосуточно горела круглая чугунная печка и где Гиви дневал и ночевал. Прислоненный к стене, стоял тут довольно большой холст с начертанными пока углем фигурами, эскизы. Хорошо помню лицо старого бородатого каторжанина: невольно приходили на ум полотна Ладо Гудиашвили и… Василия Сурикова.
Но наступили новые времена, задули новые ветры. И Гиви Манткава резко изменил манеру, стиль. Он взрослел, мужал, обретал собственный, а не заемный взгляд на мир, не утрачивая, однако, «грузинского акцента» в своих сахалинских мотивах, так счастливо их животворящего.
В моей московской квартире висит один из его ранних этюдов маслом: уголок цветничка, белое облако, нежная зелень, воздушные девичьи фигурки, розовая мостовая… Давно уже снесли здание, из окна которого все это было однажды увидено, нет цветничка, деревьев, неизвестно что сталось с теми девушками, — но живо волнение, с каким открываешь вновь и вновь это «окно в прошлое».
Гиви Манткаву долго не выставляли, не публиковали. Теперь — иначе. О нем пишут, проходят его выставки, он — Заслуженный, председатель Сахалинского отделения Союза художников России… Меняется время — меняется и художник. Одно для него неизменно: натура, натура, натура! Писал ее всюду: и у пика Чехова, и в кафе «Алые паруса», и в овощном ряду корейского базара, и на синегорских минеральных водах, — сколько троп и дорог пройдено!
Не раз — уже в последние годы — бывал я у него в Южно-Сахалинске. И дома, и на даче на берегу пролива Лаперуза. Да, уже 70… Но все так же точен взгляд, тверда рука; все тот же южный темперамент, одухотворенный любовью к ставшей родной северной земле. О многом говорит одно только перечисление названий полотен: «Боцман в отпуске», «В порту», «Картошка», «Пляж Татарского залива» — удивительный синтез пейзажа и сюжета, где люди до предела предметны, а предметы до предела одушевлены: реализм в высшем смысле.
Когда в последний раз расставались, он подарил мне несколько своих работ — на сей раз выполненных в пуантилистской манере цветными фломастерами. На одном листе — сахалинский пейзаж, на другом — силуэт древнего грузинского замка. И здесь перемен нет: художник по-прежнему верен своей исконной родине — Грузии, и той, где он живет и творит, — Сахалину, далекой окраине великой России.

Б.В.Сумашедов,
заместитель ответственного секретаря газеты «Трибуна».
Южно-Сахалинск — Москва