Московский журнал | М. Глазков | 01.07.2000 |
От редакции. Нас в этом материале заинтересовала не столько фигура А.С.Бубнова, о котором пойдет речь, — небесталанного романтика, бросившего обеспеченную жизнь во имя торжества идеалов «социальной справедливости», ставшего одним из советских наркомов и кончившего подобно многим из своих коллег и соратников. В судьбе А.С.Бубнова слышится отзвук эпохи — противоречивой, неоднозначной, до сих пор вызывающей ожесточенные споры. Да, 1930-е годы, когда А.С.Бубнов возглавлял Наркомат просвещения, были годами идеологической борьбы не на жизнь, а на смерть, репрессий, небывалых гонений на Церковь. Но в эти же годы страна подготовила блестящих ученых, изобретателей, специалистов, что позволило в Великой Отечественной войне технически превзойти и сокрушить покорившую всю Европу фашистскую Германию, а также вырастила поколение, совершившее этот беспримерный подвиг. Именно тогда библиотеки появлялись в самых отдаленных районах, городках, селах — «массы» получили широкий доступ к русской и мировой классике, издававшейся в невиданных ранее масштабах. В 1937-м страна отметила 100-летие со дня рождения А.С.Пушкина. Торжества вызвали у «непримиримой» эмиграции бурю протестов, насмешек и обвинений в «пропагандистском обмане»; однако даже «непримиримые» не могли отрицать, что только в советской России Пушкин впервые стал действительно народным поэтом: «Евгений Онегин», «Капитанская дочка», «Борис Годунов» вошли в каждый дом, в каждую семью. Вот ведь чего А.С.Бубнов оказался участником, хотел он того или нет…
В сентябре 1929 года Анатолий Васильевич Луначарский опоздал на поезд, отправлявшийся из Ленинграда в Москву. Неявка наркома просвещения на важное правительственное совещание дала И.В.Сталину повод поставить вопрос о его отставке. Преемника нашли быстро. Как говорили тогда в интеллигентских кругах Москвы, власти «решили пойти с бубен».
Андрей Сергеевич Бубнов родился 23 марта (ст. ст.) 1883 года в Иваново-Вознесенске в очень состоятельной семье управляющего фабрикой. После окончания гимназии он поступил в Московский сельскохозяйственный институт, откуда был отчислен как участник революционного движения. Неоднократно арестовывался, сиживал в тюрьмах. В период так называемой столыпинской реакции, когда многие революционные вожди разуверились в успехе, отошли от борьбы и освободили руководящие места, Бубнов быстро поднимался по ступеням партийной иерархии. В 1912 году его избрали кандидатом в члены большевистского ЦК.
Первая мировая война застала Андрея Бубнова в революционном подполье в центре России, Февральская революция — в этапной избе села Бобровка на тракте Красноярск — Енисейск. За краткий временной промежуток от Февраля до Октября 1917 года Андрей Сергеевич не только стал членом ЦК РСДРП (б), — как «верного ленинца» и неэмигранта его избрали в первый состав Политбюро и в военно-революционный партийный центр по руководству вооруженным восстанием.
В годы гражданской войны Бубнов проявляет себя смелым и энергичным руководителем: сражается против немцев на Украинском фронте (1918), участвует в подавлении Кронштадтского восстания (1921), куда ринулся прямо с Х съезда РКП (б). В 1922 году он становится заведующим Агитпропом ЦК, а в начале 1924 года — главным комиссаром Красной Армии, начальником ее Политуправления. Однако удержаться на столь высоком посту он не сумел. Видимо, переоценив силы «правой оппозиции», Бубнов примкнул к ней. И хотя вскоре, «осознав ошибочность своего поступка», с оппозиционерами порвал, было уже поздно. В 1929 году из армии его переводят на «культурный фронт».
Особенно обрадовалась новому назначению заместитель наркома просвещения Н.К.Крупская, не ладившая с Луначарским. Она не уставала устно и письменно восхищаться деятельностью своего нового шефа: укрепляется дисциплина в наркомате, начинает преобладать деловой стиль руководства и, как следствие, расти эффективность работы.
В то время Наркомпрос контролировал по сути все культурно-гуманитарные сферы: образование, библиотечное дело, книгоиздательство, музеи, театры и кино, клубы, парки культуры и отдыха, охрану памятников архитектуры и культуры, творческие объединения, международные культурные связи… В отличие от «меньшевиствующего», «эстетствующего», «подозрительного» Луначарского Бубнов как член ЦК обладал в наркомате соответствующим дополнительным влиянием, а также, будучи членом Оргбюро ЦК, распоряжался всеми кадрами системы Наркомпроса.
Перед ведомством Андрея Сергеевича стояли серьезнейшие государственные задачи. Первейшая — ликвидация безграмотности в стране. Здесь Бубнова ждал бесспорный успех. Если в 1928 году грамотных в Советской России было 58,4 процента населения, то уже в 1932 году — 90,0! Фундаментом ликбеза на местах являлись массовые библиотеки.
Не менее важная задача, решавшаяся ведомством Бубнова, — организация системы образования в СССР. Проходивший в июне-июле 1930 года XVI съезд ВКП (б) постановил ввести всеобщее начальное образование (воплотилась мечта многих дореволюционных отечественных просветителей). Всю оперативную работу во исполнение резолюций съезда осуществлял Наркомпрос — и осуществлял в целом опять-таки успешно. Если в 1929/1930 учебном году число учащихся в начальных школах составляло 13 515,6 тыс. человек, то в 1938/1939-м оно выросло в 2,3 раза. К концу 30-х годов были созданы условия для введения уже всеобщего среднего образования, что и утвердил XVIII съезд партии в марте 1939 года.
Становление системы образования сопровождалось ожесточенной идеологической борьбой. Не мог быть в стороне от нее и глава Наркомпроса. Он яростно громил «левацкую линию» в педагогике, представители которой проповедовали «отмирание учебников» и даже «отмирание школы» как таковой. Боролся Андрей Сергеевич и с «правым уклоном», — здесь он в значительной степени способствовал возникновению другого «перегиба»: отказу от использования в советской педагогике многих приемов и достижений «старой школы».
Сейчас очевидны и иные управленческие огрехи наркома в области образования: слишком напирал он на политехнизацию обучения за счет гуманитарных предметов, не смог должным образом поставить дело укрепления школьной дисциплины и повысить роль учителя, слишком большое значение придавая воздействию коллектива на хулиганов. Но нельзя не помянуть добрым словом некоторые его деяния, требовавшие, кстати, незаурядного мужества. Бубнов по мере возможности старался беречь отечественные культурные памятники — в частности, не раз приостанавливал вблизи церквей строительные работы, если последние грозили нанести вред зданию, добивался ремонта поврежденных памятников, протестовал против передачи церковных помещений учреждениям, не способным обеспечить их сохранность. Летом 1933 года им был предотвращен снос церквей Никиты Мученика за Яузой и Всех Святых на Кулишках в Москве, ряда храмов в провинции.
В 1933 году Бубнов решительно воспротивился инициативе ОГПУ развернуть повальную чистку библиотечных фондов страны. При этом он фактически выступил против могущественного Г. Ягоды и его помощника Я.Агранова. В приказе наркома значилось: чистку прекратить, в месячный срок пересмотреть уже изъятые из библиотек книги и вернуть необоснованно отобранные. Наркоматом были взяты на учет все раритетные издания, большой массив дореволюционной литературы. Только в Московской области удалось спасти более 60 тысяч особо ценных книг из бывших помещичьих усадеб и частных коллекций.
Наконец, именно при наркоме Бубнове было принято постановление ЦИК СССР «О библиотечном деле в Союзе ССР» (март 1934 года), повлекшее бурный, невиданный ранее подъем библиотечной работы — фундамента народной культуры1. Вообще в годы второй пятилетки (1934 — 1938) по важнейшим показателям в сфере образования и просвещения СССР, что нынче общепризнанно, сделал впечатляющий рывок.
Андрей Сергеевич являл собой натуру сильную, яркую и противоречивую. Неизменно подтянутый, точный, аккуратный, сухой и замкнутый, он был, по воспоминаниям сотрудников, человеком «трудным для нас, привыкших к либеральному отношению» (имеется в виду предшественник Бубнова, «рафинированный интеллигент» Луначарский). Помня ленинское высказывание 1921 года, что «Наркомпрос отличает недостаток деловитости и практичности… преобладание общих рассуждений и абстрактных лозунгов», Бубнов с самого начала повел дело строго прагматически. При этом он шел на самые крутые меры, не останавливаясь даже перед репрессиями. По состоянию на 1 марта 1937 года в аппарате Наркомпроса с санкции Бубнова было арестовано 228 человек2. Именно в годы его руководства наркоматом в средствах массовой информации развернулась широкая кампания против представителей всех «враждебных» направлений в педагогике, политико-просветительской и культурно-массовой работе. Но, с другой стороны, в самый разгар раскулачивания, в конце 20-х годов, по инициативе того же Бубнова правительство РСФСР приняло постановление о недопустимости исключения из школ в порядке чистки детей, чьих родителей раскулачили или иным образом лишили избирательных прав3. Большое значение имела и отмена в декабре 1935 года ограничений по социальному признаку на поступление в вузы. Теперь дети бывших дворян, капиталистов, священнослужителей и так далее могли получать высшее образование наравне с детьми рабочих и крестьян.
Сослуживцы отмечали, что Бубнов был фанатично предан своему делу, часто выезжал на места, непосредственно знакомясь с работой клубов, библиотек и особенно школ, где он общался не только с директором, учителями, но и с нянечками и уборщицами. Последним он говорил: «От вашей работы зависит многое в деле воспитания детей. Своим добросовестным отношением к работе вы приучаете их к чистоте и порядку. А это очень важно!» Суровый и требовательный, Бубнов преображался на школьных балах, на которых танцевал с учительницами и старшеклассницами4.
Незаурядный организатор-практик, А.С.Бубнов обладал и глубокой теоретической эрудицией, писал статьи на различные темы; ему принадлежит первый капитальный учебник по истории большевистской партии с обстоятельным анализом внутрипартийной борьбы. В этой борьбе сам Бубнов участвовал с редкой страстью и с редкой же непоследовательностью. В период с 1918 по 1929 год не было ни одной оппозиции, к которой так или иначе не примыкал бы Андрей Сергеевич и которую вскоре не покидал бы. Тесно связанный с Бухариным еще со времен дореволюционного подполья, Бубнов являлся одним из лидеров «левых коммунистов», яростно атаковал ленинскую инициативу Брестского мира, однако быстро отошел от «левых». Аналогично обошелся он и с товарищами по «военной оппозиции» в 1919 году. В 1920 году Бубнов примкнул к «децистам» (демократическим централистам) — и покинул их в 1921-м. В 1923 году подписал троцкистскую платформу, а через считанные недели печатно и устно громил троцкистов. «Допускал колебания» вместе с ленинградской и «объединенной» оппозициями. В 1929 году Бубнова шатнуло к «правым», выступавшим против раскулачивания, которых он уже через год критиковал с трибуны XVI съезда. В том же году на Бауманской районной партконференции Бубнов атаковал Крупскую (та жаловалась: мол, коллективизация проходит не по-ленински) и прилюдно поддержал Л. Кагановича, заявившего, что Надежда Константиновна хотя и жена Владимира Ильича, но не имеет монополии на ленинизм. Бубнов так вторил Кагановичу: «Крупская — это не тот маяк, который приведет к добру нашу партию». Дальнейшие события показали: Н.К.Крупская этих слов не забыла.
1937 год начался для наркома тревожно. Был расстрелян «соучастник» Бубнова в «левокоммунистической» и «военной» оппозициях Г. Л.Пятаков. Тогда же арестовали Н.И.Бухарина, давнего приятеля Андрея Сергеевича. Все явственнее ощущалось недоверие к нему со стороны видных партийцев, помнивших бубновские оппозиционные метания. И вот после расстрела ряда военных руководителей во главе с маршалом Тухачевским у них возник вопрос: как же Бубнов, главный комиссар Красной Армии в 1924 — 1929 годах, мог проглядеть стольких врагов и шпионов — Тухачевского, Корка, Примакова, Путну, Уборевича, Эйдемана, Якира… Уж не покрывал ли он их?
Масла в огонь подлило письмо Н.К.Крупской Сталину от 5 июля 1937 года: «Власть наркома в наркомате безгранична… Нельзя, чтобы нарком грозил не только уволить с работы, но и исключить из партии. Это безмерно усиливает бюрократизм, подхалимство, и без того процветающие в наркомате… Получается атмосфера подсиживания друг друга, сплетен, чтения в сердцах, получается безысходная склока… Все это пагубно отражается на деле"5. И это писала та самая Крупская, которая чуть ранее, в 1933 году, так характеризовала Андрея Сергеевича: «Партия поставила на роль наркома просвещения человека, которому его предыдущая работа, весь предыдущий опыт борьбы обеспечивал широту партийного кругозора, привычку подходить к делу не формально, а вникая в его суть, умение настойчиво добиваться своей цели, вникать во все мелочи, проверять исполнение"6.
Впрочем, если не в оправдание, то в объяснение действий Крупской можно сказать, что они диктовались борьбой за выживание. Незадолго до написания вышеуказанного письма Сталину ей стало известно о предложении бывшего первого заместителя наркома НКВД, начальника Саратовского управления Я. Агранова, направленном Ежову: немедленно арестовать Крупскую. Сталин весьма не одобрил «наезда» на вдову Ленина — и за решетку отправился Агранов. Но инцидент наверняка не оставил Надежду Константиновну безмятежной7.
В октябре 1937 года наступила развязка. Открылся Пленум ЦК. Бубнов явился на первое заседание и предъявил охране удостоверение члена ЦК. Его не пустили, сославшись на то, что введены новые пропуска. Когда Андрей Сергеевич оказался в своем кабинете, вбежала взволнованная секретарша с сообщением, что по радио передали о его снятии с поста наркома «как не обеспечившего руководства"8.
17 октября Бубнова арестовали без санкции прокурора. В январе 1938 года очередной Пленум задним числом сформулировал: «На основании неопровержимых данных Пленум ЦК ВКП (б) признает необходимым вывести из состава членов ЦК ВКП (б) и подвергнуть аресту как врагов народа: Баумана, Бубнова, Булина, Межлаука В., Рухимовича и Чернова, оказавшихся немецкими шпионами"9.
Бубнова «готовили» к процессу правотроцкистского блока, где главной фигурой был Бухарин. Одним из ключевых «сюжетов» следствия явилось участие сторонников Бухарина — «левых коммунистов» — в попытке свержения Ленина в 1918 году и создания коалиционного левокоммунистическо-левоэсеровского правительства во главе с Г. Л.Пятаковым. Кроме того, «леваки» обвинялись в подготовке терактов против Ленина, Сталина, Свердлова и Дзержинского.
Бубнов подвергся на допросах сильному моральному и физическому давлению, поскольку как один из лидеров «левых коммунистов» должен был стать на процессе основным свидетелем. По имеющимся данным, бывший нарком быстро «сломался» и даже уговаривал других арестованных подписать все требуемое следователями10, — «сломался» настолько, что вывести его в зал суда оказалось невозможным…
До недавнего времени официальной датой расстрела Бубнова считалось 12 января 1940 года. Но в действительности это произошло 1 августа 1938 года11. Арестованных такого ранга в заключении долго не держали.
1Глазков М.Н. Материальная база советских библиотек в 30-е годы // Библиотековедение. 1999. № 7−12. С.145−151.
2Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние: Крупская — Сталин. М., 1994. С. 217.
3Там же. С. 153.
4Биневич А., Серебрянский З. Андрей Бубнов. М., 1964. С. 78.
5Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С.217−218.
6Биневич А., Серебрянский З. Указ. соч. С. 59.
7Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 216.
8Биневич А., Серебрянский З. Указ. соч. С. 79.
9Роговин В.З. Партия расстрелянных. М., 1997. С. 187.
10Сувениров О.Ф. Трагедия РККА. 1937−1938. М., 1998. С. 155.
11Там же. С. 488.