Русская линия / Библиотека периодической печати / Городское благоустройство в связи с внешней окраской домов

«О неутомимом москвоведе» П.Н.Миллере (1867−1943) «Московский журнал» обстоятельно и подробно рассказал в № 1 за 2000 год. Публикуемый ниже доклад П.Н.Миллера «Городское благоустройство в связи с внешней окраской домов», в котором едва ли не впервые прозвучала столь широко сегодня дискутируемая проблема «цветовой составляющей» архитектурных решений, был сделан на заседании Московского архитектурного общества 15 ноября 1924 года, а затем повторен на заседании кружка архитекторов-художников 22 ноября 1924 года.
Машинопись доклада имеет рукописный постскриптум: «В произошедшем после моего доклада обмене мнений я возражений не встретил, никто из выступавших не говорил в пользу производящейся в настоящее время окраски домов, и по предложению А.В.Щусева (председателя) была избрана особая Комиссия.
Я обращаюсь к Кружку с покорнейшей просьбой поддержать меня в моей борьбе с произвольной, совершенно неорганизованной окраской наружных стен домов, оказывающей отрицательное влияние на благоустройство города!»
Черновик и две машинописные копии хранятся в фонде П.Н.Миллера (№ 134, ед.хр.34) в отделе письменных источников Государственного Исторического музея. Текст печатается с незначительными сокращениями, указанными отточиями в угловых скобках.

Я чрезвычайно смущен, что в таком специальном обществе приходится говорить на тему не по моей специальности, говорить по-обывательски, без научной подготовки, а поэтому я заранее извиняюсь за отнятое у вас время. <>
Я не очень виноват в том, что подхожу к моему вопросу не научно, т.к., несмотря на мои настойчивые обращения к многим самым разнообразным спецам, я прямых указаний на какие-либо источники не получил, неизвестным оказался для них и вообще вопрос о внешней окраске городских зданий в смысле законодательном и т. п.
Естественно, что в старину никаких окрасок того материала, из которого возводились постройки, не было. Деревянные здания стояли себе в своем естественном прекрасном виде, каменные — песчаниковые, известняковые, и впоследствии кирпичные — тоже.
Кому могло придти в голову покрыть какой-либо краской чистые бревна или белые известняковые глыбы? Для того, оказывается, потребовались века «культурной» работы.
Но, видимо, однообразие наружных стен не удовлетворяло наших отдаленнейших предков, потому что они разнообразили внешний вид жилищ и храмов резными карнизами, крашенными и разрисованными наличниками окон, дверей, поясами и отдельными плитками красочных изразцов, а также пышными порталами. Несомненно, что и в сплошных кирпичных постройках и сооружениях все для той же красоты, для того же нарушения однообразия (а говорят, что, вместе с тем, и для прочности) всегда определенные места делались из белого камня, как то: цоколи, карнизы, оконные и дверные замки, наличники и т. п.
Совершенно несомненно, что кирпич, какие бы площади им ни выкладывались, никакой окраске не подвергался. Ярким примером тому служит Москва и ее кремлевские, китайгородские и прочие стены, окраска которых впервые произошла в самом конце XVII века при правительнице Софье, тогда как раньше они сохраняли свой естественный кирпично-красный цвет. Что все эти стены со времени их постройки — кремлевские с 1485 года, китайгородские с 1534 года, белгородские с 1586 года — были красными, а не белыми, крашеными, доказывается сохранившимися красочными изображениями этих стен, например на древних иконах, а что и белгородская стена была кирпичная, доказывается тем, что из части ее выстроен был теперешний дом Моссовета, а он, несомненно, кирпичный. Наконец, самым ярким доказательством изменения цвета стен (в данном случае китайгородской) служит указ правительницы Софьи, повелевшей покрыть их известкой. До сих пор в ученых кругах не пришли к единому мнению о цели покрытия раствором известки стен. Одни утверждают, что это было вызвано желанием закрепить внешний ряд начавших выветриваться кирпичей; другие видят в этом просто окраску для прикрытия безобразия разрушенных частей. Как бы то ни было, но красно-кирпичные стены потеряли свой естественный цвет и стали покрываться краской. Я не знаю, к какой эпохе отнести окрашивание, вернее, обмазывание в большинстве глинобитных построек Малороссии — мазанок, но, вероятно, оно не позднего происхождения.
Полагаю, что по примеру стен, способ <> закрепления поверхности, т. е. окраска, вернее, обливка, стали применяться и к церковным и к частным постройкам, причем никаких законов о цвете, колере не издавалось. Это было предоставлено частной инициативе, частному вкусу, которые никого не касались и до которых никому не было никакого дела.
Первоначальный белый цвет (известка) мог, конечно, и не быть единственным <> Трудно говорить об окраске зданий XVIII века, еще труднее о XVII веке. Нет ничего легче, как говорить об окраске зданий в XIX веке по сохранившимся до наших дней многочисленным в красках изображениям того времени.
О красочности построек XVII века хорошим документом является Блавиановский чертеж Московского Кремля, относящийся к концу первой половины XVII века, так называемый Годуновский, составленный между 1600 и 1605 годами.
По площадке всего Кремля разбросаны красные и зеленые краски, которыми окрашены крыши домов — ясно, что это наиболее употребительные цвета черепицы, причем этому приходится верить, так как, например, все кремлевские башни имеют и теперь зеленые черепичные крыши (кроме Никольской).
Если посмотреть на самые здания, то есть на стены их, то в окраске их чередуются белая, розовая, серо-зеленая и коричневатая окраски, которые, вероятно, и показывают или различные материалы, из которых сделано здание, или его окраску. Так, под белым цветом (неокрашенной) остались, например, аркада дворцовых построек так называемого Запасного Годуновского дворца, Благовещенский собор, верхний ярус Архангельского собора, Грановитая палата, Чудов монастырь, некоторые частные постройки.
Красноватой краской тронуты Кремлевские стены, нижний ярус Архангельского собора, Успенский собор (sic!), Филаретовская пристройка и т. п.
Серо-зеленоватым — Иван Великий, Спас на бору, Никола Гостунский, Вознесенский монастырь и, наконец, коричневатой краской — деревянные сооружения — заборы, мостовые, лодки и плоты на реке Москве и т. п.
Эти краски важны потому, что совершенно ясно доказывают, что ни дерево, ни камень тогда не красились, имели свой естественный вид, и я по этому документу заключаю, что стены Кремля в то время были краснокирпичными, не белыми, а на чертеже покрыты они не яркой, а бледной краской, чтобы оттенить черепичные крыши. Некоторые несоответствия, как, например, кирпичный Успенский собор, можно отнести к недосмотру автора плана.
Еще большее доказательство моим предположениям дает план всего города Москвы из того же Блавиановского атласа, так называемый Петров чертеж Москвы, относящийся к эпохе Михаила Федоровича. В то время как Кремль и Китай-город с их стенами выкрашены в красный цвет, постройки Белого и Земляного городов покрыты коричневой краской, обозначающей дерево. Характерно, что бани, Пушечный двор, некоторые церкви в этих городах тоже покрыты красной краской, т. е., вероятно, были кирпичными.
Светлые тона окраски каменных домов в последующие века доказываются многочисленными дошедшими до нас изображениями.
Для меня название города Москвы «белокаменной» очень симпатично, и я его каждый раз воспринимаю с одинаковым теплым чувством, но мне кажется, что этот эпитет можно отнести к большинству российских городов, в которых имелись каменные постройки.
Обратимся, наконец, к недавнему времени, обратимся к своим воспоминаниям, и, конечно, перед нашими глазами встанет панорама города, расцвеченная светлой окраской наружных стен большинства зданий. Ознакомление (очень поверхностное и, конечно, неполное) с вопросом об окраске зданий по делам бывшей Московской городской думы доказало, что никаких специальных законодательств по этому предмету не было, если не считать ст. 321 Устава строительного в издании 1857 года, которая была изложена так: «Запрещается пестрить дома и всякое строение краскою. Красить дома дозволяется следующими цветами: белым, палевым, бледно-желтым, желто-серым, диким1, бледно-розовым и сибиркою2, с большой примесью белой краски».
Эта статья, впоследствии исключенная, не вошла в Городовое положение, почему Московская городская управа по докладу гласного Н.В.Щенкова о необходимости издания обязательного постановления относительно оштукатурки или окраски домов (26 августа 1913 г.) дала заключение: 1) что составление обязательных постановлений относительно оштукатурки или окраски домов не входит в компетенцию Городской думы и 2) поручить Комиссии по внешнему благоустройству города разработать вопрос о возможных поощрительных мерах для побуждения домовладельцев к приведению наружных домовых стен и брандмауеров в благообразный вид (№ 192 от 17 апреля 1914 г.).
Гласный Щенков не был одинок в заявлениях о необходимости подчинить окраску домов каким-либо общим правилам. До него еще в 1912 году в заявлении от 10 февраля гласный И.А.Фирсов говорил о необходимости издания обязательного постановления об окраске в белый цвет домов, высота которых равна ширине улицы или переулков или превосходит таковую. Единогласно постановлено: означенное заявление передать на обсуждение Городской управы и Комиссии по составлению проектов обязательных постановлений по строительной части.
И после него в 1916 году 6 сентября поступило заявление гласного Н.А.Тюляева, настаивавшего на необходимости при выдаче разрешений на постройку принимать во внимание не только техническую сторону постройки, но и внешний вид зданий.
Все эти заявления вызывались, конечно, отдельными случаями, но были соображения и общего характера, как, например, у гласного Щенкова — привожу его доклад от 26 августа 1913 года полностью.
«Имею честь просить Ваше Превосходительство доложить Городской думе о следующем моем заявлении. В настоящее время, когда Московское городское самоуправление особенно озабочено приведением нашей древней столицы в наиболее благоустроенное состояние, когда каждый из нас с живейшим интересом следит за всем, что создается в Москве для ее украшения, наконец, когда теперь вопрос о премировании лучших фасадов решен, является, мне кажется, естественным и необходимым обратить ваше внимание на то, чтобы в Москве не было более неоштукатуренных или неокрашенных в цвет фасадов зданий.
Все мы, проезжая в городе мимо домов красного цвета, а также домов неоштукатуренных и даже невыбеленных, испытываем неприятное чувство; особенно режет нам глаза, когда мы видим вполне примитивный фасад у дома, другие боковые стены которого оставлены кирпичными, часто облитыми раствором цемента или невыкрашенными.
Мне кажется, мы должны смотреть на наружную часть зданий так же, как мы смотрим на нарушение тишины и спокойствия на улицах. Как никто из нас не вправе нарушать тишину на улицах, так никто не имеет права нарушать общей красоты улиц безобразными зданиями и грязными стенами домов, тем более, что окраска стен под цвет фасадов стоит обычно сравнительно с общей стоимостью постройки весьма мало: 25−40 копеек за кв. сажень или просто, при стоимости дома, например, в 100 000 рублей — 200−300 рублей.
Ввиду всего вышесказанного я позволю себе просить Московскую городскую думу издать обязательные постановления, запрещающие: 1) оставлять дома на главных улицах, как то: Мясницкая, Никольская, Кузнецкий мост, Пречистенка, Поварская и т. д. — неоштукатуренными; 2) дома же, находящиеся в прилегающих к главным улицам переулках, могут быть оштукатурены только с лицевой стороны и окрашены под цвет фасадов с других сторон и, наконец, 3) дома на прочих улицах города должны быть окрашены светлой краской со всех сторон.
Кроме того, в настоящее время, когда в Москве дома строятся многоэтажные, окраска всех сторон домов в светлый цвет является необходимой и должна быть обязательной, принимая во внимание увеличение света в квартирах как окрашенного дома, так и в соседних с этим домом зданиях».
Вот что беспокоило гласного Щенкова в свое время, и нельзя к нему не присоединиться и теперь.
Мне неизвестен точный год, но один из московских домовладельцев и чуть ли не гласных Думы Ив. Ив. Шаховской возымел желание свой дом на Вшивой горке окрасить целиком в черный цвет. Выполнить он этого не мог, так как откуда-то последовало противодействие, почему он окрасил его розово-красной с черными деталями краской, причем частично эта краска сохранилась, как говорят, до сих пор.
Итак, мой экскурс в глубь веков дал плачевный результат — никаких сдерживающих разнообразную обывательскую фантазию в выборе колеров для внешней окраски домов узаконений не было, если не считать уже упомянутую мною ст. 321 Устава строительного.
Потом эта статья в Городском положении была исключена, и когда юридический отдел и технико-строительный совет городской управы должны были дать заключение на доклад гласного Щенкова, они не могли привести никаких примеров из истории и из законодательства, почему вопрос и был смазан и сдан в архив.
И вот теперь его приходится выволакивать на белый свет и опять за него приниматься <> так как <> революция не могла преодолеть обывательской фантастики, которая грозит не только культивированием испорченного вкуса, но и вредными для здоровья последствиями.
Истекший год дал особенно много отремонтированных зданий, а потому эта фантастика стала резко заметной. Еще в прошлом году меня поразил именно своей опасностью для здоровья дом № 18 по Малой Дмитровке. Его окрасили масляной ярко-красной краской, не выделили никаких деталей, которых там немало в виде колонн, балясин, рустов, орнамента и т. п., это куда ни шло, но для меня отражения этих сплошных красных стен, которые, несомненно, проникают в дом через окна, кажутся вредными для глаз.
Из текущего года приведу несколько поразивших меня примеров. Начну с Манежа (у Александровского сада). Если кто видел эту громадину в светло-желтых легких тонах и не замечал ее тяжести до 1924 года, тот не может, конечно, примириться с теми могильными гробовыми красками, в которые его одели, отчего здание стало каким-то грузным, мрачным, казарменным, давящим, от которого хочется отвернуться и поискать глазами более приветливую точку.
Мне кажется, что в данном случае нельзя не считаться с двумя фактами: с мыслью и желаниями автора и художественной модой времени.
Предположить, что Манеж, возникший при Александре I как военное здание, был окрашен в этот крысиный колер, невозможно, это противоестественно, об этом лучше всего говорят рисунки, приложенные к Бетанкуровскому описанию Манежа 1819 года. На тех же рисунках, между прочим, двери предположено было окрасить зеленоватым цветом, под бронзовую патину. Я помню их темно-коричневыми, зачем их подцветили в светло-коричневый, я не знаю. Но больше всего меня возмущает почти черный цоколь, вместо белого, так как сложен из белого камня. Неужели эта густо-черная краска спасает его от грязи, которой он все равно будет забрызган и она выступит на нем так же, как на чисто белом. Так неужели такой цвет дан для гармонии к серой окраске стен? Вот поистине похоронная гармония.
Другой дом, остановивший мое внимание, это 2-й дом Советов, бывший «Метрополь». Если вы проходили мимо него осенью, то, вероятно, заметили тот торфяной тон, в который выкрашена большая площадь его стен от лепного пояса до тротуара. Такую темную окраску, поглощающую такую массу света, хотя бы и стоящего особняком здания, конечно, следовало бы запретить. Что в ней? Красота? Требование стиля? Дешевизна? Каприз? Фантазия? Но зачем же в ущерб общим удобствам и общей пользе склоняться к явно ненужной утрировке, оригинальничанию. Хвост этого колоссального здания покрыт грязно-зеленой краской, и этот тон настолько силен и густ, что он совершенно убил и смазал не только окраску построек бывшего древне-печатного двора в Китай-городе, но и всю их архитектурную оригинальность.
На этом здании во время работ висела громадная вывеска, возвещавшая, что ремонтные работы производятся ВХУТЕМАСом, и я не старался расшифровать эту абракадабру, так как отлично знал, что это обозначает Высшие художественные технические мастерские, но для меня эти буквы перешли именно в абракадабру после того, как я увидал, как широчайший лепной пояс, идущий кругом всего здания, вдруг начали покрывать не то масляной, не то лаковой краской, а стены покрывать, как я уже говорил, темной краской «под торф». Однако по проверке оказалось, что работы идут действительно под флагом Высшего художественного государственного учебного заведения. Я в недоумении и, если мне докажут, готов признать себя и отсталым и не имеющим ни художественного чутья, ни вкуса.
Третий дом — это тот, в котором я имею честь жить и где в настоящее время помещается Музей Революции. Сентябрь месяц почти весь ушел на подготовительные работы по наружной окраске. Выходя каждый день утром и возвращаясь вечером, я мог наблюдать за появлением различных проб будущей окраски: были и голубые, и зеленые, желтые всех тонов, красные разных оттенков. Я мысленно подбирал наиболее подходящий и с восторгом следил, как с белокаменных украшений дома смывают и очищают окраски разных колеров. <>
Но <> стены покрыты в какой-то апельсиновый или мандариновый цвет (танго), напоминающий мне впервые после голодовки в 1921 году появившиеся в молочных лавках головки оранжевого сыра. Как они казались тогда аппетитны! Окрашенная в этот цвет громада Музея Революции производит какое-то двойственное впечатление: не знаешь, как улыбнуться — сладко или кисло, но во всяком случае, не бодро, во всяком случае, не испытываешь ни подъема, ни особого, нужного настроения, когда подходишь к такому учреждению.
Аркатуру, белокаменную аркатуру, такую стройную и легкую, покрасили в тот же голландский сыр образца 1921 года, а белокаменные, очень хорошие колонны тоже покрыли, но одними белилами, вероятно, для того, чтобы сохранить их подольше для наших отдаленнейших потомков.
Меня многие при моих жалобах успокаивали, что эта окраска действует на меня так потому, что я к ней не привык. Но привыкнуть я к ней не могу. Да, наконец, нам пора уже перестать привыкать. Достаточно мы привыкали к мерзлой картошке, ржаной каше, милой вобле и так далее.
Можно, конечно, привести еще много примеров. Например, мне не нравится, как окрашен дом стройки А.К.Кузнецова на Балчуге № 1, угловые дома между Маросейкой и Солянкой; не нравится мне, что белокаменный поясок здания бывшего Училища живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой окрашен в два цвета — желтым и белым пополам, один над другим, не нравится, что серая окраска пошла гулять по всей Москве и ее можно встретить почти на всех улицах, вследствие чего гораздо правильнее было бы сказать, что Москва на этот год не окрасилась, а осерилась.
Какой же вывод можно сделать из всего мною сказанного? Мне кажется, что Московское архитектурное общество, объединяющее не только просто строителей, но состоящее в большинстве из художников-строителей, не может пройти мимо наблюдаемого нами явления, нарушающего благоустройство города, поэтому должно поднять свой голос и заявить отделу благоустройства Москомхоза и Моссовету, что внешняя окраска домов относится к благоустройству города и что, ввиду того, что по наблюдениям последних лет выяснилось, что как граждане, так и большинство строителей не могут справиться с этой задачей и во многих случаях нарушают это благоустройство, следует образовать при Моссовете или при ГУБИНЖе или при отделе благоустройства Москомхоза особую Комиссию или какой-либо орган, в котором должны быть сосредоточены все дела по внешней окраске зданий, для чего все домовладения, предполагающие учинить ремонт, должны представлять в эту Комиссию вместе с чертежами и образцы окраски.

Публикация и вступительная заметка
Е.В.Предеин

1Сероватый, серый, пепельный, подседный, голубосерый (Даль В.И. Толковый словарь… М., 1956).
2Краска медная зелень, ярь, медянка; водная, углекислая окись меди, в смеси с глиной (там же).