Русская линия
Московский журнал М. Даен01.06.2000 

Художник Алексей Иванович Ягодников.
О нем мало что известно даже специалистам по русской живописи XIX века. В художественном справочнике о Ягодникове нет ни слова: Недавно один из портретов этого мастера вернулся в Россию.

О нем мало что известно даже специалистам по русской живописи XIX века. В художественных справочниках о Ягодникове нет ни слова; картин, подписанных его именем, — единицы (одна из них находится в Третьяковской галерее). Ключом к поиску хоть каких-то фактов его биографии стал рассказ «цеховых дел мастера, мещанина природного» из города Вологды Федора Викторовича Немирова, записанный и опубликованный в 1895 году художником В.В.Верещагиным в серии «Автобиографии незамечательных русских людей"1.
Уже глубоким стариком Немиров вспоминает, как мальчиком его отдали в обучение к «живописных дел мастеру Борису Егоровичу Монахову», от которого он убежал, боясь наказания за совершенную оплошность: «…У хозяина, теперяче, вышпаклены были шесть икон, под живопись приготовлены были. И я сейчас на печку поднял эти доски, чтоб они скорее сохли, а их разорвало с концов-то вершков около четырех по стругам-то!"2 И далее: «Был у хозяина Тюрин Платон Семеныч, да Ягодников Алексей Иваныч, мальчик был, да я — оба академики были после и оба теперь на праведном пути. Я один остался. После на того и на другого столярную работу я работал"3.
Этот рассказ уникален неповторимой цветистостью вологодского говора, но с точки зрения фактической в нем есть некоторые неточности (Верещагин ведь воспринимал речь мастерового на слух, да и сам рассказчик мог какие-то детали забыть или спутать). Во-первых, фамилия учителя, неоднократно встречающаяся в архивных документах, не Монахов, а Монаков4. Во-вторых, упоминаемый Немировым в рассказе Алексей Иванович Ягодников никогда академиком не был и даже не учился в Академии художеств. Другое дело — П.С.Тюрин, который в 1857 году действительно стал академиком, жил в Петербурге почти 16 лет, участвовал в академических выставках, исполнял крупные заказы, которыми и отчитывался перед Академическим советом5. Однако вполне очевиден тот факт, что Платон Тюрин и Алексей Ягодников вместе обучались в частной художественной школе Монакова.
Контрактный договор на обучение Ягодникова мы нашли в Вологодском архиве: «1835 года декабря 24 дня мы, нижеподписавшиеся, вологодский мещанин Иван Васильев сын Ягодников заключил сие условие с дворовым человеком капитанши Ольги Федоровны Харламовой с дозволения ея Монаковым Борисом Егоровым с таковым договором: чтобы он, Борис Егоров Монаков, обучал сына моего Алексея по правилам рисования и живописному искусству писать масляными красками образа как сам умеет и на его, Монакова, содержании"6.
О процессе обучения можно судить по воспоминаниям того же Немирова: «Семь месяцев я рисовал только азбуку, значит, зеницы ока, и до всего человека вырисовал фигуры карандашом, за краски не принимался, последняя фигура оставалась, зады человека вырисовать, и ее (фигуру. — М.Д.) не вырисовал… Когда, значит, нужно было я краски приготовлял, тер на плите: крон, киноварь, шихирвейс и берлинскую лазурь, винцейскую ярь, слоновую кость, ржевский бакан — каких только колеров не требовалось все приготовлял полукармин и кармин тер. Ультрамарину только не имел в руках и не знал до сих пор… Называли дороже золота его! … А кость сами жгли, эти кобылечки самые от студени: бросишь в печку и потом сгорят, сверху белое ножичком счистишь эту белизну, там смолевое, совершенно как голландская сажа. … Хозяин говорит все единственно, что слоновая кость, что эта … где же столько слонов натягать сколько ее идет в Россию!» Карандашей и бумаги не хватало. Карандаши тоже делали сами, заворачивая лучинки в мокрую тряпицу и кладя их в огонь. «Сгорит эта мокрая тряпочка и остаются эти самыя головешечки этих лучинок, оне твердыя как вроде карандаша — обчистишь и рисовали им». С бумагой выходили из положения следующим образом: «На бумаге не ладно нарисуешь, сейчас счищаешь — и потребление было малейшее в бумаге: один лист существовал вместо десяти, не ладно нарисовал, сметали уголь, опять на ней же и мараешь». Об учителе мастеровой отзывается с большой теплотой: «Прекраснейший человек, хозяин». Чтобы содержать мастерскую и учеников, он писал иконы для храмов, заказные портреты: «Помню это самое, что Виплогов был — с его взяли три рубля за патрет, десять на ассигнации, это памятно. При нас подрядились». Ученики, как и Монаков, в свободное от занятий время занимались иконописанием, оформляли усадебные интерьеры, копировали гравюры иностранных мастеров. «Вот на Иосифе Прекрасном, когда он к Пентефриевой жене в спальню приходит, … закроет какую хотите краску"7. Очевидно, рассказчик имеет в виду картину Гвидо Рени «Иосиф Прекрасный и Пентефрия», сюжет которой пользовался тогда большой популярностью и часто копировался. Возможно, этим занимался и Алексей Ягодников.
Мы уже говорили, что в Третьяковской галерее хранится всего одна работа А.И.Ягодникова — портрет Любови Гавриловны Лихачевой с сыном Василием8. На обороте холста надпись: «Сосновец. Ноября 2-го дня 1852 года». Имение Сосновец, или Сосновицы, Пошехонского уезда Ярославской губернии, принадлежало старинному дворянскому роду Лихачевых, известному фамильной портретной галереей, — ныне Рыбинский историко-художественный музей9; надо полагать, что работа А.И.Ягодникова также входила в это собрание. Л.Г.Лихачева (урожденная Карнович) изображена на портрете играющей с младенцем. Обычная бытовая сцена исполнена такой значительности, будто перед нами изображение Мадонны в духе итальянского Возрождения…
В Вологодском государственном музее-заповеднике есть еще два полотна А.И.Ягодникова — портреты сестер поэта Константина Николаевича Батюшкова — Елизаветы Николаевны (в замужестве Шипилова)10 и Варвары Николаевны (в замужестве Соколова)11: пожилые женщины в скромных платьях. (Оба портрета поступили из Московского литературного музея в 1973 году, хотя имеют вологодское происхождение и находились у родственников К.Н.Батюшкова. Даты жизни сестер установила И.В.Чекалова — сотрудница вологодского музея, которой я выражаю искреннюю благодарность за предоставленные сведения. — М.Д.) Судя по стилю одежды, причесок, мебели и по характеру композиции, включающей интерьерный уголок — столик и портьеру, можно приблизительно датировать эти произведения концом 40-х — началом 50-х годов XIX века. Оба полотна подписаны карандашом: «А.Ягодниковъ».
Перед нами настолько разные портреты, что если бы не подпись, атрибутировать их как работы одного автора было бы невозможно. В образе Л.Г.Лихачевой Ягодников, вероятно, исполняя волю заказчика, использует художественный язык другой культуры, что свойственно больше предшествующему столетию. Портреты сестер Батюшковых менее эффектны — здесь Ягодников всматривается в лица, стараясь проникнуть в сущность человека… Таким образом, один и тот же автор предстает перед нами как стилизатор, работающий по образцу, и как мастер реалистического психологического портрета, причем оба метода у него не противоречили друг другу, но составляли единство: ставка на образец дисциплинировала волю, не давала впасть в произвол, а реальная натура обостряла наблюдательность. Именно это единство придает неотразимую привлекательность еще одной работе Алексея Ягодникова — «Семейный портрет в интерьере» (1855 год) из собрания «Ломбарда Жулебинского"12. Картина была куплена на аукционе Сотбис в Лондоне. Проследить историю ее бытования трудно. Несомненно лишь, что она имеет большую художественную ценность и не укладывается в рамки только наивной провинциальной живописи. Обращает внимание весьма искусное пространственное решение композиции: читается не только передний план, как у большинства примитивистов, но и перспектива второй комнаты, из окна которой льется солнечный свет. Главное же — выразительность представленных на полотне характеров: молодой, уверенный в себе хозяин, в смокинге и лаковых ботинках, сидя на диване, обнимает одной рукой стоящую слева дочь; его супруга — дама благородного строгого вида — сидит в кресле, держа на коленях маленькую девочку; в центре — двухлетний мальчик в пестрой косоворотке рассматривает лежащую на столе книгу с гравюрами.
Лица детей и родителей застыли в молчаливой серьезности. При столь нарочитой репрезентативности картина содержит массу деталей бытового характера, которые приближают ее к жанру: кошечка с красной ленточкой на шее, раскрытая шкатулка с рукоделием, книга на столе перед мальчиком, погремушка в руках малышки, дорогая сигара в руке хозяина — символ его благополучия. Нарядные платья, тщательно уложенные прически, картины в резных позолоченных рамках, дорогой пестрый ковер, фарфоровая ваза на колонне, богатая тяжелая портьера, основательно сработанная мебель говорят о недюжинной энергии и деловой хватке молодого хозяина, добившегося всего этого благодаря личным качествам, а не родовым или сословным привилегиям. Можно предположить, что художник писал близких ему людей. Традиция изображения в центре младшего члена семьи, как правило, мальчика, характерна для мещанских портретов. Алексей Ягодников как раз и являлся типичным представителем вологодского мещанства. Сотрудница вологодского музея Г. Н.Козина обнаружила в архиве ГАВО документ, свидетельствующий, что А.И.Ягодников был причислен к ремесленному обществу Вологды как «живописец». В списке мещан и ремесленников Вологды за 1871 год его имя стоит рядом с именами братьев — Василия «столяра» и Павла. В документе говорится: «Алексей Иванович Ягодников родился 3 ноября 1823 года, Василий — 16 апреля 1831, Павел — 19 сентября 1834». Четвертый брат, Николай, с 1855 года «за все семейство по очередному порядку отбывал воинскую повинность по рекрутскому набору». «Все братья — православные, грамотные, неоседлые, промышляют заодно, повинности платят друг за друга"13. В документе перечислены и другие члены семьи: мать Ягодниковых Евгения Николаевна, жена Алексея Анна Дмитриевна, жена Василия Александра Александровна и их сын Иван. В окладных книгах того же архива упоминаются сыновья Василия — Алексей и Андрей14. Дочери в этих книгах не отмечались, так как за них не платили подати.
Логично предположить, что на портрете изображена семья Василия Ягодникова в пору ее благополучия. Со временем оно было утрачено: в 1884 году имена Алексея и Василия Ягодниковых уже значатся в списке недоимщиков, «с коих слагается недоплата ввиду обремененности многочисленными семействами"15.
Другими, более точными данными о Ягодниковых мы пока не располагаем. Так или иначе, в истории русского искусства появилось новое яркое имя — Алексей Иванович Ягодников…

Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика