Сто лет декрета СНК «О свободе совести»

В ходе революции 1917 года, пришедшие к власти радикалы всех мастей, широко использовали методы насилия и даже физического уничтожения священнослужителей и активных приверженцев православной веры. К 1917 г. в России насчитывалось 117 миллионов православных, проживавших в 73 епархиях. В 1914 г. Русская Православная Церковь имела 54 174 храма со штатом более 100 000 священников, диаконов и псаломщиков, в число которых входили три митрополита, 129 епископов и 31 архиепископ. Гонения на Русскую Православную Церковь начались ещё в межреволюционный период, до установления власти большевиков. Либералы-масоны из Временного правительства показали себя врагами Русского православия, во многом предвосхитив большевиков в их отношении к религии и Церкви.

Временное правительство распустило старый состав Священного Синода, отстранило от кафедр 12 архиереев, подозревавшихся в нелояльности к новой власти. Была ликвидирована каноническая власть архиереев в своих епархиях, так как фактически вся церковная власть передавалась церковно-епархиальным советам. В состав нового Синода не вошёл ни один из трёх имевшихся тогда в России митрополитов. В нарушение канонов и иерархической дисциплины в состав Синода было включено 4 священника. Русская Православная Церковь была лишена церковно-приходских школ. В ведение Министерства народного просвещения было передано более 37 тысяч церковно-приходских, второклассных и церковно-учительских школ, одно имущество которых оценивалась в 170 миллионов рублей. С целью нейтрализации влияния Церкви и православного духовенства, решением Временного правительства в некоторые епархии были направлены церковные комиссары, а также новая власть инициировала проведение нескольких старообрядческих съездов. Эти действия правительства грубо нарушали церковные каноны и сам принцип отделения Церкви от государства.

Но подлинный размах гонения на Русскую Православную Церковь приобретают после Октябрьского переворота. Удивительная, по сути своей иррациональная ненависть большевиков к православию и основанной на христианстве высокой русской культуре может быть объяснена не только с позиций материализма, классовой борьбы, но и духовно-нравственной культуры космополитической верховной власти. В своём стремлении отделить Церковь от государства, одержимая классовой ненавистью, партия большевиков, придя к власти, сразу же приступила к формированию законодательной базы антицерковной направленности.

Одним из первых таких антицерковных законодательных актов, изданных большевистским правительством, стало принятое 4 декабря 1917 г. «Положение о земельных комитетах», в котором содержался пункт о секуляризации церковных земель. В соответствии с декретом от 11 декабря 1917 г. были закрыты все духовные учебные заведения от духовных академий и семинарий до школ грамоты, а их здания, имущество и капиталы были конфискованы. Декрет фактически ликвидировал всю систему духовного образования в России. 18 декабря 1917 г. принимается декрет «О гражданском браке и метрикации», 19 декабря 1917 г. — декрет «О расторжении брака». Согласно этим декретам, регистрация актов гражданского состояния, все бракоразводные дела передавались от духовно-административных учреждений в гражданские учреждения. В январе 1918 г. у Церкви была изъята синодальная типография, вслед за придворными были закрыты многие домовые церкви, ликвидировались духовники в армии, отменялись все государственные дотации и субсидии Церкви и духовенству.

Издание декрета СНК от 20 января (2 февраля) 1918 года «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» вызвало протест со стороны, проходившего в то время в Москве Православного Собора определившего этот закон как «злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения». Это постановление Собора было оглашено в церквах. Кроме того, 19 января (ст. ст.), сразу после попыток реквизировать Александро-Невскую Лавру Патриарх Тихон от своего имени издал Воззвание, анафематствовавшее «безумцев», которые характеризовались следующим образом: «Гонение жесточайшее воздвигнуто и на святую Церковь Христову: благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека, или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московскаго), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это — народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волею самого народа. И, наконец, власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности — над святою Церковью православной». Послание призывало к защите Церкви: «Враги церкви захватывают власть над нею и её достоянием силою смертоносного оружия, а вы противопоставьте им силою веры вашего всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной». 22 января Собор обсудил «Воззвание» Патриарха и принял постановление с одобрением воззвания и призывом к Церкви «объединиться ныне вокруг Патриарха, дабы не дать на поругание веры нашей».

Формой протеста против декрета стали крестные ходы, которые прошли, по примеру Петрограда (где крестный ход 21 января 1918 года явился ответом верующих города на попытку Смольного реквизировать помещения Александро-Невской лавры), в конце января—феврале 1918 года в Москве, Владимире, Воронеже, Вятке, Нижнем Новгороде, Одессе, Харькове и других городах.

Крестные ходы прошли в целом мирно (даже в Москве), но в некоторых городах были столкновения с властями. Например, были разогнаны крестные ходы в Шацке, Туле и Харькове. 24 февраля протестные крестные ходы прошли в Костроме и других городах губернии, а в Солигаличе шествие было особенно многолюдным. Однако советская власть на протест ответила новыми репрессиями и — в лице главы большевика Солигалича В. А. Вылузгина — на 26 февраля назначила «реквизицию хлебных излишков» в Богородице-Феодоровском монастыре близ города. Вечером накануне запланированной реквизиции на заседании городской думы, не признавшей новую власть, выступил монастырский священник иерей Василий Ильинский. Было принято решение спасти монастырь от погрома, и у стен его стали собираться люди, которых возглавил всё тот же иерей Василий. В итоге представители Совета были вынуждены отказаться от своего намерения. Последующие события включали в себя: стихийное народное выступление у здания исполкома; безуспешные попытки большевика Вылузгина убедить народ разойтись, открытую им револьверную стрельбу и гибель от выстрелов одного человека; вспышку народного гнева, бегство членов исполкома и арест раненого Вылузгина; убийство Вылузгина в больнице от рук неизвестных утром следующего дня. Власть большевиков пала, однако была вскоре восстановлена. Её ответом на гибель соратника стал массовый расстрел местных жителей 22 февраля (7 марта) 1918 года по приговору «военно-революционного суда».

По их примеру в Орле так­же был устроен крестный ход. Несмотря на холодную погоду, и на то, что в ночь на 2-е февраля город объявили на военном положении крестный ход вышел грандиозным — в нём участвовало до 20 тысяч человек. Начался ход от Иверской привокзальной церкви. По пути в город к нему присоединились крестные ходы из других церквей. Процессия с пением «Христос Воскресе», «Воскресение Христово видевше» направилась к Кафедральному Петропавловскому собору, где Преосвященнейший Серафим совершал литургию. По её окончании на плацу Епископом Серафимом в сослужении с епископом Амвросием и всем городским духовенством был совершен молебен. Перед началом молебна еп. Серафим сказал слово, в котором охарактеризовал тяжёлое положение Православной Церкви, а затем протодиакон огласил воззвание Собора к православному народу по поводу декрета о свободе совести. В конце молебна настоятель Болховского Оптина монастыря иеромонах Даниил (Троицкий Дмитрий Александрович) с большим воодушевлением и подъёмом сказал слово, в котором он призывал православный народ стать на защиту своей Матери Церкви и дать в этом торжественную клятву перед лицом архипастырей. В ответ на призыв со всех сторон раздалось громкое «клянёмся». По свидетельству очевидцев, участники крестного хода были ис­полнены религиозного воодушевления и энтузиазма. На плацу во время речей епископа Серафима и иеромонаха Даниила у многих на гла­зах показались слёзы. Накануне за всенощной по всем церквам города было прочитано послание Святейшего Патриарха Тихона и роздано богомольцам, при этом настоятелями было сказано соответствующее моменту слово. Во время крестного хода поддерживался строгий по­рядок и никаких инцидентов не произошло. В тот же день в г. Туле также состоялся крестный ход, который в отличие от Орловского закончился трагедией. Многотысячная мирная процессия была в упор расстреляна большевиками из ружей и пулемётов. Пытавшихся остановить кровавую бойню, стреляли на месте. 2 февраля в Орле, вероятно в отместку за крестный ход, солдаты под командой матроса ворвались в епархиальное училище и произвели обыск, который сопровождался неприличной бранью. При этом матрос сильно избил инспектора училища священника И.Д. Соколова и защищавшую его жену.

Изданный большевиками Декрет, положил начало разграблению храмов и монастырей по всей территории, подконтрольной Советам. При этом нередко приходилось преодолевать упорное сопротивление верующих, что вело к кровопролитию. Согласно советским источникам, в период с февраля по май 1918 года выступления верующих и попытки защитить церковное имущество сопровождались гибелью 687 человек. Главный удар пришёлся на монастыри, большинство из которых в 1918—1919 годах было разорено и закрыто. В русле реализации декрета шла начатая в 1918 году кампания по вскрытию, изъятию и ликвидации мощей. Уже в первых декретах Советского государства, направленных на секуляризацию церковного имущества и на ограничение влияния Церкви, проявляется очевидная приверженность новой власти к атеизму. Декрет стал венцом советского законодательства конца 1917 — начала 1918 года и заложил основы для развёртывания атеистической пропаганды и агитации, атеистического воспитания.

Декретом Совнаркома «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» вступившим в силу 23 января 1918 года православная Церковь была отделена от государства, но при этом не получила прав частного религиозного общества, была исключена на территории Советского государства из числа субъектов гражданского права, её правовой статус приблизился к нелегальному.

С момента введения декрета вероисповедание того или иного лица перестало указываться в каких-либо официальных государственных документах и формально рассматривалось как частное дело, однако фактически могло возбудить дискриминацию и даже прямое преследование. Фактическая, а не декларативная религиозная политика советской власти, дискриминационная в отношении всех религий и всех верующих, не была, однако, неизменной во времени и меняла степень жёсткости в отношении конкретных религиозных групп.

По оценке американского историка, специалиста по истории России и СССР Ричарда Пайпса, этим декретом «всем гражданам гарантировалось право исповедовать любую религию или никакую. Многие иностранцы и все восторженные почитатели советской власти, принимая эти заявления за чистую монету, подумали, что счастливым гражданам России предоставляется беспримерная свобода вероисповедания». Однако, по мнению Ричарда Пайпса, «действительный смысл декрета означал смертный приговор церковным учреждениям». В революционной Франции духовенство «после национализации земель было поставлено на государственное жалованье», а «советский декрет не только лишал их казённого содержания, но и запрещал религиозным и церковным учреждениям владеть» чем бы то ни было. Церковные здания и богослужебные предметы исключения не составляли. Поскольку «декрет запрещал церкви брать плату за требы», духовенство «оставалось без всяких средств к существованию».

Более того, принцип отделения церкви от государства интерпретировался советской властью в том смысле, что «духовенство не может действовать организованно, то есть как единая общенациональная церковь: попытки сообщения между общинами или признание иерархии рассматривались как бесспорное свидетельство контрреволюционных намерений».

По смыслу декрета об отделении церкви от государства существование «церковной иерархии», как таковой было невозможно. Декрет предусматривал только существование отдельных, не объединённых между собой никакой административной властью, религиозных общин. Помимо того, что хотя декрет даровал каждому гражданину свободу вероисповедания, исполнение религиозных потребностей в публичных местах запрещалось. Не дозволялось совершать церковные обряды даже на похоронах. В то же время Декрет выражал большинство политических чаяний российских баптистов. Таковы отделение Церкви от государства; объявленная свобода вероисповеданий; отмена всех наказаний за религиозные убеждения; изъятие указаний о вероисповедании граждан из всех официальных документов; разрешение свободного исполнения религиозных обрядов, если они не нарушают общественного порядка и не нарушают прав других граждан; передача ведения актов гражданского состояния отделам записи браков и рождений; разрешение на обучение религии частным образом. Баптистов не устраивал лишь один пункт — лишение религиозных организаций прав собственности и прав юридического лица. Первые 12 послереволюционных лет стали «золотым веком» для баптистов и евангельских христиан и были отмечены беспрецедентным ростом их численности. Однако с 1929 года деятели баптизма и евангельского христианства как в центре страны, так и на периферии стали подвергаться массовым репрессиям, а в послевоенные годы положение баптистов и вообще «сектантов» стало более тяжёлым, чем положение православных и мусульман. Фактическая религиозная политика советской власти, принципиально дискриминационная в отношении всех религий и всех верующих, на протяжении 1920—1930-х годов главным направлением применения репрессивных мер сделала Православную Церковь.

Анатолий Иванович Перелыгин, кандидат исторических наук, председатель церковного историко-археологического отдела Орловско-Болховской епархии

Орёл по-русски