Московский журнал | О. Никитин, В. Костомаров | 01.03.2000 |
Олег Никитин. На пороге XXI века мы все чаще задумываемся о том, что ждет Россию в грядущем тысячелетии. Раздумья же о будущем России неотделимы от раздумий о будущем русского языка.
Виталий Костомаров. Безусловно. Ведь наш язык — это наша судьба. Русский народ удивительно лингвоцентричен. В России язык — не просто средство общения, передачи информации. Мы неизменно ощущаем его божественное начало. И оттого называем его родным. Родным же является тот язык, на котором человек не просто общается, передает и принимает информацию, а мыслит.
О.Н. Но способ мышления как раз и определяет национальный характер.
В.К. Таким образом, родная речь является выражением национального характера. Более того, она во многом этот характер определяет. Есть знания, которые содержатся в самих языковых формах. Взять опять же процесс мышления. Научиться мыслить невозможно вне процесса овладения языком.
О.Н. И не только формами языка, но и его образностью. Помните знаменитое высказывание Потебни: «Язык — не условный знак, но художественный образ»?
В.К. Конечно! Языка без образности не существует… Однако при всем том, что сказано о связи формального и образного строя языка с национальным характером и строем мышления, нельзя согласиться с утверждениями, что язык навязывает определенное видение мира и таким образом накладывает оковы на наше мировосприятие. Это преувеличение. Язык — область столько же нормативности, сколько и свободы. Формы нашего языка получают удивительное структурное воплощение. «Понавыдергивать» — какие тончайшие оттенки здесь, в одном только слове, переданы! А русские уменьшительные имена? Их использование Достоевским породило магию «Бедных людей»: об этом можно не одну книгу написать. Да и вообще наша идиоматика в полной мере еще не раскрыта и не исследована. В XX веке много спорили о будущем русского языка — пойдет ли он в сторону аналитизма вслед за европейскими языками, в первую очередь за английским. Но ведь флективность, характерная для русской речи, порождает огромное изобилие и высочайшую точность изображения грамматических отношений, что не характерно для аналитизма. С этой точки зрения словесная организация нашего языка, гораздо более сложная и богатая оттенками и смыслами, имеет неисчерпаемый ресурс для самобытного развития.
О.Н. Как же следует расценить неоднократно высказывавшиеся Вами опасения за судьбу русского языка?
В.К. Положение действительно тревожно. Мы говорим о развитии, но всякое развитие должно быть органичным. В противном случае волна «новизны» может захлестнуть традицию, заглушить родные истоки. Сейчас существует две реальные опасности: превосходящая всякие разумные пределы экспансия внешних языковых влияний и бросание из крайности в крайность. Мы долгое время существовали в определенной культурной изоляции (честно сознаюсь, о существовании Набокова я узнал только по окончании филологического факультета МГУ) — это была одна крайность. Она отразилась и на языке: все более сужавшийся литературный канон стал попросту архаичен. В этом смысле возвращение забытого и запретного оказалось в значительной мере благотворным. Но тут впали в другую крайность. Дело доходит до абсурда: предлагают ввести в школьную программу Набокова и исключить из нее Горького… Все это происходит на фоне полнейшего безразличия к родной речи. Поправляешь человека, сделавшего неправильное ударение, и слышишь в ответ: «Сейчас не до таких мелочей…»
О.Н. А ведь сколь велик был раньше авторитет наших ведущих филологов! К Дмитрию Николаевичу Ушакову ходили советоваться актеры московских театров. Сергей Иванович Ожегов консультировал дикторов Всесоюзного радио…
В.К. Сейчас никто не признает никаких авторитетов. Чем хитрее и наглее выразишься, тем представительнее будешь выглядеть. Что мы и наблюдаем по телевидению, которое сегодня работает в основном на разрушение норм родного языка. При таком положении дел немудрено, что в обществе широко перенимается американская интонация, манера выражаться, практикуемая большинством теле- и радиоведущих. Хлынувший поток, с одной стороны, просторечия и жаргонов, а с другой — модных американизмов существенно размывает и искажает границы русского литературного языка. Из обихода исчезают колыбельные песни, народные сказки… Что особенно печально, в этой атмосфере воспитывается подрастающее поколение. Уже сейчас опросы общественного мнения показывают: молодежь все активнее высказывается за возрастание роли английского языка в нашем обществе.
О.Н. В какой-то мере это, вероятно, неизбежно. Без знания иностранного, в первую очередь английского, языка сегодня невозможно успешно трудиться во многих сферах.
В.К. Я вовсе не утверждаю, что заимствования губительны для языка. Они были, есть и будут. Я настаивал и настаиваю на соразмерности и сообразности, о которых еще Пушкин говорил. В этой связи показателен спор между «карамзинистами» и «шишковистами»: сторонники Шишкова и он сам выступали против засилья французского языка, отвергая, впрочем, не язык как явление культуры (Шишков блестяще владел французским), а русско-французский синкретизм, то, что Горький позже назвал смесью нижегородского с французским. Сейчас мы наблюдаем, если можно так выразиться, смесь нижегородского с английским. Надеюсь, что удастся преодолеть и это.
О.Н. В современной филологической науке существует немало парадоксального. Традиция XIX века — «золотого века» русской филологии — с ее чутким, трепетным отношением к памятникам русской письменности, исчезает. Академическая наука во многом занимается пустым теоретизированием, содержательная сторона подменяется формальной. В то же время, читая заграничные филологические издания — работы, скажем, скандинавских славистов, видишь в первую очередь именно исследования памятников русской и славянской письменности!
В.К. Здесь ситуация начинает меняться. Поддерживаются в первую очередь проекты по изучению и публикации древних рукописей.
О.Н. Еще один парадокс того же ряда. Во многих странах сейчас возникают новые издания по славистике и русистике — даже в далекой Австралии. И только в России не наблюдается ничего подобного!
В.К. Сказанное Вами опровергает мнение тех, кто констатирует падение интереса к русскому языку в мире. Да, он перестал быть «идеологически занятым». Раньше в бывших соцстранах он являлся обязательным школьным предметом, что порождало известное отторжение. В результате, например, в Польше за последние годы количество школьников, изучающих русский язык, снизилось в 14 раз. Но это скорее потеря формально-количественная, а не качественная. Просто сейчас происходит смена стимулов к его изучению.
Что же касается филологических изданий в России… К сожалению, объявленная идеологическая свобода обернулась в сфере языка — да и не только языка — ее брошенностью на самовыживание. Оттого-то почти нет новых изданий, посвященных русскому языку, русской культуре. Между тем на «продвижение» английского языка по всему миру в качестве «ведущего» тратятся колоссальные средства, что приносит, как мы видим, весьма ощутимые результаты.
О.Н. Еще одна проблема, сюда относящаяся: положение русского языка в бывших республиках СССР. Утверждается, что навязанный чуть ли не силой русский язык должен быть «репатриирован» и заменен языками «коренных национальностей».
В.К. Русский язык является международным, входит в «клуб мировых языков». Принижать его роль, говорить, что он насаждался насильственно, могут только люди, не знающие своей истории или преследующие далеко не благовидные политические цели. Яркий пример — Украина, где почти не осталось русскоязычных, как сейчас принято выражаться, изданий.
О.Н. Все сказанное прямо относится к работе возглавляемых Вами Института русского языка имени А.С.Пушкина и Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы — МАПРЯЛ.
В.К. Идея образовать особое подразделение на базе научно-методического центра русского языка при МГУ принадлежала академику В.В.Виноградову. Как учебное заведение — Институт русского языка имени А.С.Пушкина — оно существует с 1973 года. Мы готовим учебники, словари, кинофильмы, компьютерные курсы и другие пособия для обучения русскому языку иностранцев, проводим большую научную и просветительскую работу. Институт имеет факультет повышения квалификации и постградуального обучения магистров, аспирантов и докторантов, факультет обучения и стажировки иностранных студентов (в настоящее время он принимает студентов из более чем 60 стран мира). Совместно с МАПРЯЛ мы издаем журнал «Русский язык за рубежом» и информационный «Вестник МАПРЯЛ». В последние годы растет число иностранцев, изучающих русский язык с нелингвистической целью — экономика, торговля, производственная деятельность. Но все же любовь к русской культуре, литературе остается преобладающей мотивацией.
МАПРЯЛ была создана в Париже в 1967 году. Первым президентом избрали все того же академика В.В.Виноградова. МАПРЯЛ координирует научные исследования и практическую работу в области преподавания русского языка в мире. На 1 января 1997 года насчитывалось 202 зарегистрированных члена (национальные союзы русистов, университеты и так далее). Раз в четыре года проводятся съезды МАПРЯЛ. Последний состоялся в августе 1999 года в Братиславе. На съездах подводятся итоги, обсуждаются новые методики преподавания, намечаются перспективы дальнейшего сотрудничества. Наша основная задача — обеспечение квалифицированными кадрами университетов и других учебных заведений. Есть и неакадемические контакты. Недавно к нам обратились представители ресторанно-гостиничного комплекса Каталонии с просьбой помочь в подготовке персонала в связи с наплывом туристов из России. Это в известной мере восполняет нехватку бюджетного финансирования.
О.Н. Одно время существовал Совет по русскому языку при Президенте России. Он упразднен?
В.К. Надеюсь, он будет восстановлен. Пока Совет функционировал, удалось составить и утвердить целевую программу «Русский язык». Однако ее финансирование осуществлялось в размере всего 0,6 процента от запланированного. Мы надеемся, что в 2000 году программа будет финансироваться в полном объеме. В самом деле: как уже упоминалось, за рубежом на подобные цели средств не жалеют. Американская организация «Корпус мира», к примеру, имеет отделения в десятках стран и очень интенсивно и успешно пропагандирует английский язык. Наш язык, безусловно, заслуживает того же.
О.Н. Сейчас много споров по поводу Закона о русском языке…
В.К. Закона пока нет. Есть статья в Конституции, определяющая русский язык как государственный. Это все. Вообще говоря, принятие такого закона в многонациональной стране — чрезвычайно ответственный и непростой шаг. Немало видится мне и чисто филологических трудностей. Например, какое произношение признать эталонным — московское? петербургское? Как следует относиться к диалектам? В.В.Виноградов, например, говорил с «рязанским акцентом». Далее: в части борьбы с иностранными языковыми заимствованиями существующий опыт — явно неудовлетворителен. В Москве так и не смогли разобраться с вывесками на иностранных языках. Во Франции уже не один год действует «Закон Тубона» о защите французского языка от агрессии американизмов — и что же? За все это время по нему удалось оштрафовать лишь одного человека… Далее: любой закон предусматривает создание соответствующего механизма принуждения и наказания. Я, честно говоря, не очень представляю себе работу подобного механизма в столь деликатной сфере. Здесь как нигде необходим продуманный, взвешенный и ответственный подход: соразмерность и сообразность, к которым призывал Пушкин.