Почта

Уважаемая редакция!

Попал мне в руки ваш «осковский журнал». И очень понравился. Слава Богу, начали мы вспоминать свою историю. Я живу в Иркутске. Хочу рассказать о своих предках — основателях города Камышлова на Урале.
Бабушка моя со стороны матери, Клавдия Ивановна Булдакова, любила и умела рассказывать. В неуютные холодные дни военной зимы, когда мать была на работе, а старшие сестры в школе, мы с бабушкой садились к батарее парового отопления, единственному теплому месту в нашей тесной комнате коммунальной квартиры. Она что-нибудь шила «на руках» (сколько я ее помню, она постоянно что-то шила) и рассказывала, а я, раскрыв рот, забыв о холоде и голоде, слушала ее воспоминания о детстве и юности в маленьком уральском городе Камышлове, о подругах-гимназистках, о пасхальных торжествах в Покровском храме, о доме отца — моего прадеда Ивана Афанасьевича Булдакова, владельца портновской мастерской, о дяде Дмитрии, их домашнем враче, уважаемом в уезде лекаре. Рассказы сопровождались старыми снимками на твердом картоне, украшенными виньетками с надписями на обороте: «Центральная фотография А.А.Якунина. Пермь» или «Фотографическое ателье братьев Козловых, г. Камышлов. Негативы хранятся», «Фотография Прибылева в Шадринске, путешествующая в городах сибирских».
Крепче всего запала в душу семейная легенда, к которой бабушка возвращалась снова и снова, словно пытаясь навечно запечатлеть ее в моей памяти. В семье Булдаковых, рассказывала она, долго хранился некий документ («грамота», как говорила бабушка), свидетельствующий о том, что их предки были основателями крепости Камышлов, положившей начало ее родному городу, за что им было даровано дворянство.
Сколько раз, следуя по делам в Москву поездом, я караулила у окна появление старого, дореволюционной постройки зданьица с вывеской «Камышлов», где поезд стоит две минуты, вглядывалась в окрестности, пытаясь угадать картины из бабушкиных рассказов, порываясь выйти и… остаться, ну хоть бы на два дня…
И судьба однажды дала мне такой шанс. В прошлом году мой сын Андрей, телевизионный режиссер, стал участником международного фестиваля неигровых фильмов в Екатеринбурге. Да там же Камышлов рядом! Я рассказала сыну все, что помнила, снабдила старыми фотографиями, мало надеясь на какой-то результат. Но Андрей, хоть и не добрался до Камышлова, в Екатеринбургском музее истории фотографии встретил человека, который занимается старинными родословиями. И через короткое время мы получили от Михаила Бенцианова письмо: да, род Булдаковых ведет свое начало от династии верхотурских детей боярских Будаковых, родоначальником которой был некто Леонтий Будаков. Кстати, большое село Верхотурье, самое старое в Екатеринбургской области, в прошлом сентябре отметило свое 400-летие. Так вот, сын Леонтия, Мирон Будаков, рассказывалось дальше в письме, был таможенным подьячим на Верхотурье. У него, в свою очередь, было два сына — Семен и Илья. Вот этот Семен, бывший тогда приказчиком Пышминской слободы, и является основателем Камышлова. А ваш род, сообщал автор, — прямые потомки одного из сыновей Семена — Лазаря.
Позвонила мэру Камышлова Борису Витальевичу Чигрину. «Приезжайте, — сказал он, — 8 августа в два часа мы открываем памятник вашему предку — Семену Будакову». Когда мы въезжали на автобусе в Камышлов, на часах было уже без десяти два. Я топталась возле водителя, пытаясь выяснить, где все-таки мне удобнее выйти. И вдруг слева от дороги увидела — площадь, храм, толпа народа. Не успев стряхнуть с себя дорожную пыль, с сумкой в руках, я ринулась к месту события. Едва успела представиться, как попала в удивительно доброжелательный круг — казаки, краеведы, коллеги из местной и областной газет. Меня тормошили, расспрашивали, фотографировали, заставили выступать.
Здесь же, в этой какой-то, право, семейной толпе, я и познакомилась с двумя симпатичными молодыми историками — Владимиром Переваловым и Юрием Коноваловым. Юрий Витальевич, как оказалось, — председатель Уральского историко-родословного общества. Они выпустили к юбилею Камышлова брошюру «Род основателя Камышлова Верхотурского сына боярского Семена Будакова. Материалы к родословной». Здесь я вычитала: «…Во второй половине XIX века уже в самом Камышлове проживали братья Иван и Дмитрий Афанасьевичи Булдаковы, считавшие себя прямыми потомками Семена Будакова. Именно у них известный пермский историк А.А.Дмитриев нашел в 1885 году список конца XVIII века с первой „наказной памяти“ 1666 года С. Будакову об основании Камышловской слободы, сделанный в Верхотурской нижней расправе». Вот и сошлось! Иван — бабушкин отец, а Дмитрий — ее дядя. Вот, оказывается, о какой «грамоте» говорила бабушка. «Память» (фотокопию) я держала в руках и читала потом в местном камышловском музее (так называли тогда распоряжение). Верхотурский воевода, стольник Иван Яковлевич Колтовский, повелевал приказчику (управителю) Пышминской слободы верхотурскому сыну боярскому Семену Будакову: «И как к тебе сия память придет, и ты по указу великих государей на том месте, вверх по Пышме реке, пышминским беломестным казаком и оброчным крестьянином велел острог строить…» Распоряжение содержит также подробные рекомендации, как вести себя с местным населением, каких людей привлечь для строительства новой слободы, и строгий наказ «с татары никакого зазору, и тесноты им, и насильства никакого не чинить и от них ничем не корыстоватца…»
Этот документ, датированный сентябрем 1666 года, был продолжением служебной переписки об основании слободы, начавшейся еще в августе, и ответом на донесение Семена Будакова о том, что он приискал нужное место для строительства острога. «А красовитее того места и пахотными землями, и сенными покосами, и хмелевыми угодьями и далеко такого нет, и от воинских людей крепко…» — писал Семен в донесении верхотурскому воеводе Колтовскому.
Эти слова и запечатлены теперь на памятнике Семену Будакову, который, кстати, построили на свои средства местные казаки. Сибирские города-крепости, возникая как форпосты при колонизации Сибири, становились административными центрами осваиваемых пространств.
Строитель Камышловской слободы Семен Будаков — первый ее приказчик, то есть управитель. Его сменил Василий Протопопов. А в 1709 году управление Камышловской слободой еще раз перешло в руки семьи Будаковых — приказчиком стал сын Семена Лазарь. Все это рассказал мне Владимир Алексеевич Перевалов, подарив «Поколенную родословную роспись Будаковых (Булдаковых) до середины XVIII века». Он же уточнил мои смутные сведения о лишении Булдаковых дворянского звания. В начале XVIII века Петр I в ходе реформ упразднил социальную категорию детей боярских (это звание приравнивалось к дворянству), включив его представителей в «благородное шляхетство». Однако за сибирскими детьми боярскими дворянство признано не было, хотя они и подавали неоднократно об этом челобитные царю. Многие из них стали переходить в другие сословия. Правнуков и праправнуков Семена Будакова ожидали разные судьбы: кто-то из них подался в крестьяне на облюбованных предками землях, кто-то был взят в солдаты, кто-то в арифметическую школу в Екатеринбурге, основанную Татищевым, кто-то пропал безвестно.
И сейчас недалеко от Камышлова есть деревня Булдакова, в которой жили крестьяне, происходящие от верхотурских детей боярских Семена и Ильи Будаковых.
— Откуда же взялась в фамилии буква «л»? — спросила я у Володи Перевалова.
— Со временем она приобрела именно такое звучание, ведь и Камышлов назывался сначала Камышевской слободой…

С уважением Ливия Каминская

Уважаемые сотрудники редакции!

Тема предков у нас дома в Мичуринске обсуждалась нечасто. Небезопасно было вспоминать «царских адмиралов». Отлично помню большие портреты дедушки и бабушки, всегда висевшие в столовой. Слева — дед, Павел Иванович Рыков, в форме морского генерала с Владимирским крестом на шее, справа — бабушка, Зинаида Яковлевна, урожденная Давыдова, в платье сестры милосердия с капюшоном и пелеринкой. Когда папа читал нам Сказку о рыбаке и рыбке, он сказал, что дед, бабушка и вообще все мы — тоже столбовые дворяне.
Отлично помню дедушкино пресс-папье в виде небольшого никелированного якоря на подставке из красного дерева. И еще — заветную шкатулку, полированную, с блестящей ручкой на крышке и со множеством отделений и потайных карманчиков. В ней хранились старинные бумаги и фамильные драгоценности. Лежали в шкатулке и дедушкины часы, золотые, с заводным ключиком на цепочке из длинненьких колечек. На задней крышке был выгравирован конь, берущий барьер. Часы эти, говорил папа, предназначались мне, когда вырасту; для Миши, моего брата, — другие золотые часы, принадлежащие, как и перстень-печатка с гербом «Ясенчик», дедушке по линии мамы — чиновнику Петру Барциковскому.
Шкатулка постепенно пустела. Исчезли мамины ожерелье и браслетик, разобранные старинные часы в ожидании лучших времен были укутаны в вату и спрятаны в коробки из-под ваксы и вазелина. Все пожирал ненасытный Торгсин. Зато в кухне иногда появлялся кулечек муки. Однажды исчезли и портреты, бумаги папа в голландке сжег сам. Такое было время. Но шкатулка, как и остатки драгоценностей, а среди них и «наши» с Мишей часы, тогда уцелела.
Из папиных рассказов я знал, что дедушка с семьей жил на Фонтанке в невообразимо огромной двенадцатикомнатной квартире — с несколькими детскими, с будуаром и гостиной, кабинетом. В этой же квартире в 1895 году дедушка скончался… А через много лет, уже во время войны, зимой 1943-го, в Химках, когда мы с Мишей были на фронте, умер папа. Заветная шкатулка со всем содержимым, как и семейные альбомы и многое-многое другое, бесследно исчезла. Не сохранилось ничего, что можно было бы в качестве семейной реликвии передать потомкам.
Через много лет по архивным документам и старинным планам удалось узнать адрес того дома на Фонтанке. Невероятно, но он не только уцелел, но и сохранился его прежний адрес! Солидный, из красного кирпича доходный дом, некогда принадлежавший Надежде Егоровне Флегонтовой, и поныне высится на Набережной Фонтанки на углу Калинкинского переулка. По Фонтанке — № 181, по переулку — № 6. Разбитые стертые ступени, обшарпанные панно на стенах. Мозаика на полу вестибюля почти вся рассыпалась. Угадываются выложенные голубым по белому фону крупные цифры, похоже на 1890, — вероятно, год постройки. Вот здесь мой дед выходил из дома, направляясь по Английскому проспекту на службу в Главное Адмиралтейство, где находилось управление столичного военного порта. Им тогда командовал вице-адмирал Владимир Павлович Верховский, а дед служил его старшим помощником…
В середине прошлого века проводилась перерегистрация русского дворянства. Недавно в архивных делах Правительствующего Сената посчастливилось обнаружить документы, говорящие о том, что доказательства о древнем дворянстве рода Рославльских-Рыковых в Герольдии рассматривались. В том числе и доказательства, представленные потомками родного брата моего прямого пра-пра-прадеда! На основании обнаруженных данных Герольдия Российского Дворянского собрания своим определением от 19 декабря 1995 года внесла наш род в самую почетную, шестую часть новой Дворянской родословной книги.
А что касается реликвий для потомков, то по моей просьбе художник-миниатюрист и ювелир И.Ю.Малаховский изготовил ковчежец в виде Владимирского ордена. На лицевой стороне — горсточка мраморных осколков, которые я собрал на ступенях полуразрушенного дома моего деда, а на обратной стороне — его вензель, адрес дома, где он жил и умер, и две даты — год его смерти и год, когда я подобрал драгоценные камешки. Между датами ровно 100 лет.

Уважающий вас полковник-артиллерист в отставке
Виктор Константинович Рыков

Уважаемая редакция!

Кажется, мы знаем все пушкинские места в Подмосковье. Но вот село Синево неподалеку от города Истры. В бассейне реки Истры находилось довольно большое имение Пушкиных, упоминавшееся уже с середины ХIV века. Это имение, дробясь между наследниками, перешло к младшей линии рода Пушкиных, к которой и принадлежал Александр Сергеевич. Если посмотреть на карту Московской области, то к северо-западу от города Истры мы увидим названия, хранящие память о пушкинских владениях, — деревня Рожново (от Михаила Рожна Пушкина), село Бужарово (от Ивана Борисовича Бужара Товаркова), под Волоколамском деревня Мусина, ныне в Яропольце (от Михаила Мусы). История этих владений изложена в труде С.Б.Веселовского «Род и предки А.С.Пушкина в истории» (М., 1990).
По межевой грамоте 1504 года Пушкиным принадлежали село Бужарово с 16 деревнями, Ломишино и Верхотурово, Матюшкино, Матвейково, Зорино, село Синево-Семеновское и Мушков погост (упоминавшийся еще в духовной грамоте Ивана Калиты 1328 года), Сафонтьево, село Дорка, Скориково, Степанково и другие. Во второй половине XV века части этого большого имения находятся во владении всех сыновей Григория Пушки, затем его внуков и правнуков. Несмотря на то, что в конце XV — начале XVI веков Курчевы-Пушкины и Внуковы-Улитины раздавали по частям свои разделы Чудову и Иосифову монастырям, в их владении продолжают сохраняться остатки вотчин.
В 1627 году все Пушкины (шесть семейств) выкупили у Чудова монастыря свое родовое гнездо — Мушков погост и село Синево, восстановили и родовое богомолье — Троицкий погост на Мушковой горе. Село Синево числится за Федором Федоровичем и Федором Тимофеевичем Пушкиными, Мушков погост — за думным дворянином Гаврилой Григорьевичем. Синево как родовая вотчина переходило от отца к сыну, после Федора Федоровича им владел Иван Федорович, затем его сын — Иван. Будучи бездетным, он в 1718 году завещал все свое состояние, в том числе село Синево, Александру Петровичу Пушкину — прадеду великого поэта. Начав службу, как это было принято в дворянских семьях, рядовым Преображенского полка, Александр Петрович дослужился лишь до каптенармуса. За то, что в приступе ревности убил свою жену, был судим и посажен в тюрьму. Умер в 1725 году.
Село Синево перешло к его сыну Льву Александровичу — деду поэта. Служа в армии в чине капрала артиллерии, он был посажен Екатериной II в тюрьму за то, что не изменил присяге императору Петру III. Просидев больше года, он вышел в отставку и занялся приведением в порядок и благоустройством родового гнезда. При нем (по третьей ревизии 1760−1762 годов) в селе Синеве, Мушков погост тож, числилось 20 душ мужского пола и 12 душ женского пола. После его смерти село перешло к его сыновьям, но неизвестно, оставалось ли оно пушкинским при Сергее Львовиче — отце А.С.Пушкина и когда было отчуждено.
Таким образом, нам известно, что с XIV века село Синево (Синево-Семеновское, Мушков погост тож) принадлежит роду Пушкиных и является родовой вотчиной, а Троицкий погост — родовым богомольем и, вероятно, местом упокоения членов рода (об этом говорит тот факт, что представители всех семейств рода объединились, чтобы вернуть это имение, о чем шла речь выше).
Как же выглядит Синево сегодня? Исследования, проведенные на месте усадьбы ведущим архитектором Комитета по культуре администрации Московской области В.В.Зубаревым и заведующей кафедрой Академии живописи, ваяния и зодчества Н.Е.Карташевой, показали, что от пушкинского родового гнезда сохранились лишь фрагменты парка и фундамент господского дома. Но на этом историческом фундаменте стоит сейчас небольшой одноэтажный дом. Дело в том, что администрация Истринского района Московской области выделила именно этот участок, кстати, достаточно удаленный от села, для постройки дома погоревшему семейству. Люди, поселившиеся здесь, знают, на каком мемориальном месте стоит их дом. Они согласны перенести его в другое место, но на это нужны средства, не очень большие, учитывая размеры вновь построенного здания. И желательно это сделать сейчас, в год пушкинского юбилея, в противном случае об этом могут забыть до следующей годовщины.
А что же должно быть на месте пушкинской усадьбы? Как считают В.В.Зубарев и Н.Е.Карташева, разыскавшие в московских архивах планы усадьбы Синево 1770-х годов, это место следует объявить мемориально-историческим памятником, находящимся под охраной государства, законсервировать остатки фундамента, а впоследствии заняться восстановлением парка и усадьбы в том виде, какими они были при деде А.С.Пушкина. Кстати, именно так ведется сейчас под руководством тех же исследователей восстановление дома М.А.Ганнибал в Захарове.
Возможно, как предполагает В.В.Зубарев, именно сюда — к родовому богомолью, предпринял А.С.Пушкин свое «сентиментальное путешествие» накануне женитьбы, ведь Синево находится вблизи от Саввино-Сторожевского монастыря, от родного для него Захарова.
Уверен, что администрации Московской области и Истринского района, Министерству культуры РФ, Российскому фонду культуры и всем, кому дорого имя Пушкина, следует объединиться для решения этой проблемы, тем более, что она не потребует значительного финансирования.

Александр Сахаров