Летопись сельца Михайловского составлена по рукописным документам, обнаруженным в Великолукском филиале Псковского государственного областного архива
Историю сельца Михайловского местные летописцы начали вести два с половиной века назад. В «Исповедных росписях» пригорода Воронич Воскресенской церкви за 1740 год, хранящихся в Великолукском филиале ГАПО, записано: «Михайловской губы Генерала Майора и Ревельского обер Коменданта Авраама Петровича сына Ганибала крестьяне…» И далее перечисляются деревни: Кучане, Оклад и Зуево — будущий «приют трудов и вдохновенья» Пушкина. В деревне Зуево значилось два двора и две семьи. У вдовца, 83-летнего Ивана Иванова было четверо сыновей: Аникий с женой Настасьей, Андрей с Матреной, Семен с Февроньей, Фаддей с Евдокией и 30-летний холостяк Василий. У старшего, Аникия, было девять детей: Василий, Татьяна, Стефан, Матрена, Софья, Настасья, Евдокия, Марфа, Леон. В другом доме жили братья Максим и Алексей Семеновы с женами Дарьей и Екатериной — все преклонного возраста, без детей, а также 23-летний Сергей Космин с женой Февроньей и дочерьми: Евдокией, Домной, Ефимьей, Ксеньей. Перечисление этих имен для истории Михайловского имеет значение, так как потомки этих зуевских крестьян будут жить в одной вотчине с ссыльным поэтом, общаться с ним, а некоторые станут прототипами его произведений.
В 1747 году в Зуеве уже значилось четыре двора и тридцать семь жителей, а через десять лет деревня увеличилась до шести дворов. Как водится, дети вырастали, заводили свои семьи, строили дома и отделялись от родителей. В «Исповедных росписях» священнослужители вначале указывали старшего по положению и его семью. В 1757 году в Зуеве в числе первых значился Андрей Иванов, сын умершего старосты Ивана Иванова. В его семье, кроме сына Ивана с женой и детьми, был еще зять, «приемыш Иван», так что династия зуевских Иванов продолжалась. В 1765 году старостой Зуева записан 56-летний Трофим Емельянов с женой Домной, сыновьями Ларионом, Прокопием, Филиппом, дочерью Февроньей. Вскоре число дворов и жителей в Зуеве начало сокращаться. К началу 1770-х годов священнослужители вообще перестали указывать в «Исповедных росписях» эту деревню. Куда исчезла будущая «обитель» поэта?
В 1773 году священник Петр Федоров указал в записях новое поселение — «усадище Генварское». По словарю Даля, «усадище» — господский дом на селе, однако здесь поселилась только одна семья из крепостных: Тихон Емельянов — 60 лет и его жена Ненила Тихонова — 45 лет. Эти новоселы были не из Зуева.
Куда подевались остальные жители деревни, неизвестно. В биографической литературе о Пушкине указывают, что прадед поэта Авраам Петрович Ганнибал переименовал деревню Кучане в сельцо Петровское в честь своего крестного отца Петра I. Из документов архива открылось, что в псковских владениях было три усадища: Ивановское, Петровское, Генварское. Их названия соответствовали именам трех сыновей Ганнибала: Ивана, Петра, Ианнуария — так при крещении нарекли деда поэта, впоследствии сменившего имя на Иосифа, упрощенно — Осипа (в литературе почему-то пишут Януарий, тогда как и по святцам, и в архивных документах — Ианнуарий. — Прим. авт.). Вероятнее всего, эти усадища прадед поэта готовил для троих сыновей. Четвертый, Исаак, родился позже, но и он при разделе получил деревню Оклад, переименованную в сельцо Воскресенское. О том, что Генварское названо по первоначальному имени Иосифа Абрамовича, указывал А.М.Гордин, весьма авторитетный пушкинист, публикации которого основаны на документальных материалах. В фондах заповедника хранятся труды о Ганнибалах научного сотрудника Татьяны Юрьевны Мальцевой, к сожалению, не изданные, в которых также высказывается предположение, что прадед Пушкина готовил в псковских владениях усадьбы для своих сыновей и «сама природа как бы указывала их место» (в Великолукском архиве я неоднократно встречал документы, по которым вела изыскания Т.Ю.Мальцева).
В летописи сельца Михайловского немало загадок, ответы на которые в обширной биографической и краеведческой литературе мне найти не удалось. Пришлось вести кропотливый поиск в местном архиве, год за годом просматривая рукописные документы из самых разных фондов. Как указывалось выше, деревня Зуево исчезла в начале 1770 годов, а с 1782 года «пропало» и Генварское, в котором оставался только один житель — престарелый вдовец Тихон Емельянов.
В это время в роду Ганнибалов произошло печальное событие — смерть родителей, а вскоре состоялся раздел их наследства. В архиве хранится копия документа о том, как братья и сестра, «поговоря между собой, полюбовно разделили» все владения. В этом деле письменное свидетельство деда поэта о том, что ему досталось: «мне же Иосифу в Санктпетербургской губернии в Софийском уезде мыза Руново и деревня Кобрино, да в Псковском наместничестве в Опочецком уезде в Михайловской губе деревня Устье что ныне называется сельцо Михайловское с деревнями…»
Эта запись сделана в 1782 году, из чего можно заключить, что с этого времени появилось сельцо Михайловское, что подтверждается Ревизскими сказками, составленными в июле того же года для сбора подушной подати с крестьян. В списке крепостных с названием деревень указывается «новопоселенное сельцо Михайловское», принадлежащее «морской артиллерии флота капитану Осипу Аврамовичу Ганибалу» (в документах ранней поры эта фамилия писалась с одним «н». — Прим. автора). В числе дворовых — 11 душ мужского и 15 женского пола, с указанием имени, отчества и возраста. Однако коренных жителей Зуева выявить не удалось.
В начале списка был указан Иван Абрамов, но оказалось, что этот первый староста Михайловского был переведен из Софийской мызы под Санкт-Петербургом вместе с женой Параскевой Сергеевой («сенная той же вотчины», то есть из числа прислуги для уборки комнат) и детьми Захаром, Михаилом, Анной, Дарьей, Авдотьей. Эта семья в биографии Пушкина имеет особое значение — один из сыновей, Михаил, известный в литературе как Михаил Иванович Калашников, станет старостой Михайловского. У него с супругой Вассой Лазаревой, кроме шестерых сыновей, были младшая дочь Мария и старшая — двадцатилетняя Ольга, которой увлекся во время ссылки Александр Пушкин.
В числе других дворовых Михайловского — переселенцы из столичной губернии и коренные местные жители. Одновременно с новосельем создавались новые смешанные семьи — «скобарь Сергей Ефимов в возрасте 36-ти лет из деревни Лежнево женился на Дарье Васильевой 22-х лет, взятой из Суйды». Неведомо, по чьей воле заселялось Михайловское, так как в числе первых жителей оказались дворовые и крестьяне из разных мыз Софийского и деревень Опочецкого уездов, принадлежащих и Ивану, и Петру, и Иосифу, и Исааку Авраамовичам, — позже между братьями возникнут тяжбы из-за крепостных.
Неизвестно, кто дал такое наименование сельцу.
Первое название деревни Устье, а затем Зуево было обусловлено особенностями ландшафта — это низменное место, где селятся обычно болотные птицы кулики-зуи. В литературе указывается, что это сельцо получило свое название от Михайловской губы. Из записей в «Клировых ведомостях» открылось, что в Воскресенской — приходской для Ганнибалов и Пушкиных церкви — на самом видном месте находилась «древняя досточтимая икона Архистратига Михаила». В прежние времена на этой территории располагался Михайловский монастырь. Возможно, при закладке сельца священник Воскресенской церкви Иоанн Петров, прослуживший здесь много лет и хорошо знавший историю края, посоветовал деду Пушкина назвать село в память Архистратига Михаила, почитаемого в этих краях. Селений с таким названием много и в других местах Псковской области, например на родине Мусоргского.
Рассказывая об Иосифе Авраамовиче, биографы поэта отмечают, что он вел беспорядочную жизнь, промотал приданое первой жены Марии Алексеевны Пушкиной, а через пять лет вступил в незаконный брак с Устиньей Ермолаевной Толстой. В архиве удалось получить о ней дополнительные сведения. В «Исповедных росписях» погоста Апросьево Новоржевского уезда за 1779 год такая запись: «сельца Юрлова вдова майорша Харитина Ивановна Григорьева — 54 лет и ея дочь вдова капитанша Устинья Ермолаевна Толстая — 31 год». В сельце Юрлове в доме матери и состоялось незаконное венчание Устиньи и Иосифа. Далее — после пересмотра списков всех жителей губернского города Пскова — среди прихожан Никольской со Усохи церкви за 1780 год были обнаружены: «советник наместнического правления Иосиф Абрамович сын Ганнибалов — 38 лет, жена его Устинья Ермолаевна — 20 лет и их дворовые люди — 9 душ». Записи вел грамотно, красивым почерком двадцатилетний пономарь Иван Сергеев, а исповедовали священники Федор Антонов и Иоанн Федоров. В том, что указанный возраст деда поэта не совпадает с официальной датой рождения, а Устинья помолодела на один год, нет ничего особенного, неточности в исповедных книгах часты.
В биографической литературе Устинью Ермолаевну обвиняют в том, что в брак она вступила из-за материальной заинтересованности. В этот период Иосиф Авраамович еще не получил отцовского наследства, не преуспел и на службе, но зато продолжал делать долги. А Устинье Ермолаевне принадлежали небольшие владения не только в Новоржевском, но и в Псковском, Опочецком, Печерском уездах.
После раздела владений отца Иосиф Авраамович в поисках денег для расчета с кредиторами закладывал по частям движимое и недвижимое имущество. Так мыза Руново с деревней Кобрино по купчей перешли к Устинье Ермолаевне, а она передала этот питерский надел… Исааку Авраамовичу. Однако авантюрная эта сделка не состоялась — опочецкий уездный суд подал рапорт о том, что имение уже несколько лет находится «в споре с опекунами малолетней дочери Иосифа Надежды и состоит в опеке». В судебных делах архива хранятся «верящие письма», которыми Иосиф Авраамович разрешал поверенному служителю Устиньи Ермолаевны «к чему надлежит руку прикладывать», то есть заключать сделки. При таком доверии и сельцо Михайловское могло перейти другому владельцу.
Вот факт, подтвержденный письмом деда поэта Исааку Авраамовичу: «Государь мой братец… отдаю вам из собственного моего имения… в сельце Михайловском 13 душ мужска пола, которые кому вам угодно заложить на два года с их семейством и принадлежащею им землею…» Привлекает внимание готовность помочь младшему брату, но ведь этим Иосиф обделяет свою родную дочь, да и брата обманывает, так как сельцо уже значилось под залогом.
Спасли Михайловское, как и другие владения, опекуны «генерал майор Петр Ганнибал и статский советник Пушкин». Особое благородство по отношению к Надежде Осиповне, матери поэта, проявлял старший брат — Иван Авраамович Ганнибал. Младшие же, Иосиф и Исаак, все больше входили в долги, в том числе и Устинье Ермолаевне, и довели свои наделы, как она писала, «не только до убытков, но и крайнего разорения».
Недавно в архиве, в малоизученном 55-м фонде, 7-й описи, посчастливилось обнаружить дело № 2799, в котором содержатся уникальные сведения о том, как дед поэта растранжиривал владения, полученные арапом Петра Великого за верную службу. В октябре 1793 года в числе многих долгов Иосифа Абрамовича суд предъявил к взысканию 600 рублей по векселю малолетней девицы Варвары Родионовой, дочери Горенковой. Свободных денег у него уже давно не было, а все движимое и недвижимое было заложено, кроме небольшой деревни Гречнево, которую и надлежало продать с молотка за долги.
Опись крепостных этой деревни была «учинена» дворянскими заседателями Иваном Наперстковым и Егором Затеплинским — соседями И.А.Ганнибала, составившими социальный портрет деревни и ее обитателей. У Панкрата Семенова, состоятельного крепостного, была «хорошего строения изба» с верхней надстройкой и сенями, амбар, скотный двор и другие строения. Скот — мерин и кобыла саврасые для выезда, семь рабочих лошадей, 13 коров и бычков, 15 овец, 3 козы, 7 свиней, 17 гусей, 10 русских кур… Это богатое хозяйство вместе с домочадцами оценивалось в рублях и копейках так: глава семьи в возрасте 59 лет — 15 рублей, его жена Марфа Ивановна, 54 лет, — 15, сын Иван, 40 лет, — 35, его жена Авдотья, 41 года, — 15; их дети: Иван, 12 лет, — 40, Григорий, 8 лет, — 25 рублей. С Панкратом Семеновым жили его родной брат Степан 53 лет и сестра Иринья 43 лет, которые «за незрением во все глаза» (слепые) по оценке «ничего не стоили», а жена Карпа Меланья 46 лет оценивалась в 7 рублей. Другая семья, Марка Лукьянова, была барином «отпущена для пропитания черной работой», а их старший сын Фаддей, 26 лет, «взят в рекруты». Самая бедная семья, Леона Семенова, имела одну корову, была переведена в другую деревню и жительствовала в чужом доме. Стоимость крепостных зависела от возраста, пола, состояния здоровья, по такому же принципу оценивались животные и птица. Полугодовалая девочка Авдотья стоила 50 копеек — в два раза дешевле старой овцы.
Вся деревня с крепостными, с пахотной и непахотной землей, сенокосами оценивалась в 854 рубля 75 копеек, а дед поэта уже был, по народной пословице, «в долгах, как в шелках»: только помещице — девице Настасье Едицкой обязан был заплатить по векселю 3750 рублей. Продать деревню Гречнево было не просто. Первые торги состоялись в Великих Луках, потом в Порхове, Опочке, в Торопце, в Новоржеве. Только в мае 1795 года эту деревню приобрел секунд-майор Николай Григорьевич Бухвостов, причем Иосиф Абрамович обманул покупателя — две семьи спрятал, переведя в другие свои деревни. Началась новая тяжба, но деньги за продажу Гречнева все же поступили в казначейство для оплаты по векселям. Но в это же трудное для него время дед поэта продолжает обустраивать свою усадьбу: имеется запись о том, что «крестьяне деревень употребляются на разные господские работы в сельце Михайловском».
В «Метрической книге» Воскресенской церкви за 1806 год на странице 16, под № 12 запись: «Октября 15 (исправлено на 18. — Прим. авт.) сельца Михайловского помещик Осип Абрамович Ганнибал 62 лет умре натуральной болезнью с покоянием. Требу сию совершали означенной церкви священник Петр Иванов, дьякон Стефан Савин, дьячек Егор Гаврилов, пономарь Дмитрий Петров».
После смерти деда поэта сельцо по «Исповедным росписям» значилось ничейным, и только в 1810 году священник записал: «сельцо Михайловское помещицы Надежды Осиповой Пушкиной». Новая хозяйка здесь не проживала, а появился назначенный ею «управляющий вотчиной порутчик Иван Игнатьев 50 лет и его жена Анна 37 лет». Через год у них родилась дочь Александра. В 1814 году управляющий с семьей покинет Михайловское и первым в списке дворовых священнослужители снова будут записывать Михаила Иванова, в биографической литературе известного под фамилией Калашников. Число дворовых вместе с его семьей составляло 15 душ, а Михайловское снова именуют Зуевом. Такое переименование в «Исповедных росписях» происходило неоднократно. Местные жители называли сельцо по старинке Зуевом до конца XIX века. В 1817 году, когда Александр Пушкин впервые приехал в Михайловское, в Воскресенской церкви уже служил Илларион Евдокимович Раевский, известный по прозвищу «поп шкода». В «Исповедных росписях» за этот год он записал: «сельцо Михайловское помещицы Надежды Осиповой жены Пушкиной дворовые люди». В числе первых из крепостной прислуги — Михаил Иванов с многочисленными домочадцами.
В годы ссылки поэта число дворовых людей в Михайловском увеличилось до 29 душ. Самым младшим по возрасту был восьмилетний Ефим — сын Архипа Кириллова и Агриппины, а самой старшей — «вдова Ирина Родионова» в возрасте 72 лет. По «Исповедным росписям» няня Пушкина находилась в Михайловском только в 1824—1826 годы, то есть в период ссылки поэта. Несмотря на возраст, она была усердной прихожанкой Воскресенской церкви, находившейся в двух верстах от имения, частой и желанной гостьей в Петровском, принимала активное участие в венчании молодых и крещении младенцев. В этот период во владениях Пушкиных было наибольшее в уезде количество свадеб. Записано: «сельца Михайловского вдова дворовая жена Ирина Родионова» была венчальной и крестной матерью крепостных.
Как водится в жизни, радостные события перемежались с печальными — за время ссылки Пушкина умерло 75 человек, причем по старости малая часть, большинство от болезней, горячки, чахотки, один утонул, особенно смерть косила детей — 35 младенцев умерли от оспы.
Взаимоотношения Ганнибалов и Пушкиных со священнослужителями — тема весьма интересная и глубокая. Из рукописных книг Святогорского монастыря открылось, какие подарки этой обители делали мать поэта Надежда Иосифовна, жена Наталья Николаевна. Особую ценность представляют рукописные свидетельства монахов о драме, которая происходила в обители в тот период, когда Пушкин писал «Бориса Годунова». Владелицей Михайловского после смерти деда поэта официально числилась его мать, после ее кончины первые два года — отец, а потом жена Пушкина. После вторичного выхода замуж Натальи Николаевны священник Илларион Евдокимович Раевский писал: «вотчины малолетних наследников господ Пушкиных сельца Михайловского дворовые люди». Важно заметить, что в числе первых указывали верных служителей и старожилов этого сельца из династии Калашниковых: вначале сестру Михаила Ивановича вдову Анну Ивановну, потом ее зятя Петра Парфенова с женой Афанасьей Максимовной и детьми — Никитой, Василием, Анной, Ольгой.
В 1857 году новый священник Воскресенской церкви Михаил Тихомиров оставил такую запись об обитателях Михайловского: «вотчины наследников господ Пушкиных дворовые: Петр Парфенов, вдов, — 61 год, дочь его Анна — 28-ми лет, Архип Кириллов, вдов, — 76-ти лет (на исповеди не был), вдова Евдокия Сергеева с внуком незаконнорожденным Василием, вдова Параскева Сергеева и девица 67-ми лет Параскева Иванова» из рода Калашниковых. Через пять лет в Михайловском будут проживать уже не крепостные дворовые, а «временнообязанные крестьяне» господ Пушкиных, которые после манифеста Александра II стали свободными гражданами России. В Михайловском осталось всего 5 душ, первым в списке был Петр Павлов — 27 лет, а из современников поэта оставалась только «девица 73-х лет Параскева Иванова».
Летом 1866 года в эти края приехал один из первых биографов Пушкина — историк и краевед Михаил Иванович Семевский. Он встречался с обитателями Тригорского М.И.Осиповой и А.Н.Вульфом и записал их рассказы о Михайловском. Оказывается, в это сельцо уже тогда «заглядывали почитатели Пушкина, осматривали полуразвалившийся домик и слушали «басни» старосты, который не служил при Александре Сергеевиче и даже не видел его, потому что «староста этот был из крепостных Ланского…» К сожалению, эти «басни» породили немало легенд о поэте и его предках.
По свидетельству хозяйки Тригорского Марии Ивановны Осиповой, дом поэта продали на своз за бесценок, а вместо него выстроили новый, «крайне безвкусный домишко — совершенно по иному плану». Последующая история сельца Михайловского изложена в биографической литературе. Есть еще одно интересное свидетельство в «Псковских епархиальных ведомостях». В мае 1902 года ученики Вревской школы с учителями отправились в Святые горы и посетили Михайловское. Вот как об этом написали Иван Ефимов и Василий Петров: «Все в доме пусто, только в одной комнате на столике лежит сосновый пень, оставшийся от тех сосен, о которых поэт упоминает в стихотворении… Некоторые из нас на память отщипнули понемногу, посидели долго и пошли в Святые горы…» В монастыре школьников приняли гостеприимно, устроили на ночлег в монастырском училище и накормили. Они приложились к чудотворным иконам, вместе с монахами спели тропарь Успения Божией Матери. Игумен Иоанн, летописец монастыря, подарил паломникам по три книжечки и благословил на дорогу. Юные краеведы сообщают и о главной цели похода: «Мы сходили на могилу Пушкина».
