В конце прошлого века лучшая, граничащая со старинным парком часть самого крупного из удельных царских имений — Массандры — была дарована под санатории, в основном для туберкулезных больных. Первым, возведенным в память Александра III, владело Ялтинское благотворительное общество. Императрица оплачивала содержание и лечение в нем одной больной. Крупный взнос (25 тысяч рублей) был сделан ею же на строительство санатория Морского ведомства, получившего ее имя. Третий, в память 300-летия царствующего Дома, предназначался для неимущих офицеров.
По замыслу императрицы Александры Федоровны, почетного лейб-медика Евгения Сергеевича Боткина (расстрелян в 1918 году вместе с царской семьей) и старшего врача Ливадии Василия Яковлевича Пантюхина предполагалось построить здесь еще и больницу, оснащенную по последнему слову медицины, — для семей работников Ливадийского и других удельных крымских имений.
Место, при въезде в Ливадию, подыскал Е.С.Боткин, которому императрица поручила руководство и контроль за строительством. Проект, выполненный архитектором имения Г. П.Гущиным, предусматривал просторное, на мощном цоколе, здание, два крыла которого сходились в центре — к домовому больничному храму с высокой главой. Второй этаж целиком отводился операционному отделению — с паровой дезинфекцией, пароформалиновой камерой, рентгеновским аппаратом последнего выпуска, автоклавами, электролифтами. В новую больницу из старой намеревались перевести амбулаторию, родильное отделение, аптеку и другие службы. Старший врач Пантюхин и начальник ливадийской электростанции Легович загодя знакомились с оснащением лучших клиник в Петербурге и Москве. В апреле 1914 года по распоряжению царя, не дожидаясь приезда его с семьей для участия в закладке, приступили к строительству. Место второго врача имения и хирурга будущей больницы предложили Н.Г.Стойко. Николай Георгиевич — крымчанин, родился в Симферополе в 1881 году, учился в здешней мужской гимназии. Его отец служил управляющим у крупного винопромышленника Стахеева. В семье было пятеро детей. Все трое сыновей стали врачами, одна из дочерей — акушеркой. Студентом медицинского факультета Новороссийского университета приезжая на летние каникулы к родным в Ялту, Николай Георгиевич работал в клинике известного крымского хирурга А.А.Галузевского, в детском санатории доктора Лапидуса, а также принимал больных в собственном скромном кабинете, который открыл для него в своем доме на Аутской улице его тесть А.И.Барильо. По окончании курса Стойко был оставлен ординатором при университетской клинике госпитальной хирургии, где за несколько лет приобрел изрядный опыт, обобщенный в работах: «О вывихах сухожилий», «О разрывах сухожилий», «О поздних осложнениях хлороформного наркоза», «Об изменениях вязкости крови».
Однако Николая Георгиевича не переставало тянуть в родные края, и в конце концов он с женой, французской подданной, и двумя детьми возвращается в Крым. Стойко с головой погружается в медицинские заботы по имению. Строительство новой больницы шло успешно, но август четырнадцатого года круто изменил планы Стойко. В первые же дни войны он уходит в ополчение, стремясь попасть ближе к фронту «для большего усовершенствования по специальности». Его направляют в хирургический госпиталь.
Курорты Крыма в спешном порядке переоборудуются в лазареты. Санаторием для раненых становится прекрасное имение Кучук-Ламбат. Дворец в Массандре — свою летнюю дачу — императрица жалует больным и раненым сестрам милосердия. В Нижней Массандре спешно закладывают еще один санаторий — для выздоравливающих офицеров и фронтовых отпускников. Два лазарета подготовлены в Ливадии. По примеру царской семьи и другие владельцы свои виллы, особняки и скромные дачи в Мисхоре, Алупке, Гаспре, Симеизе, Евпатории, Феодосии передают Красному Кресту.
С началом войны В.Я.Пантюхин срочно был вызван в Петроград. Он телеграфирует оттуда: ««Ее Величество изволила выразить желание об ускорении работ, предназначив новую больницу для раненых и больных офицеров и нижних чинов, мансардное же помещение — для больных сестер милосердия». Строительство лазарета форсировали, а тем временем запасались всем необходимым: санитарными автомобилями, медицинскими инструментами, медикаментами, теплой одеждой. Молочное стадо имения увеличили в расчете на раненых. С фронта были отозваны машинисты Ливадийской электростанции, которая должна была обеспечить бесперебойную работу операционных. Подбирали и готовили персонал. Больничной церкви во имя великомученика и целителя Пантелеймона императрица прислала иконы.
11 апреля 1916 года лазарет, получивший ее имя, был освящен. Н.Г.Стойко вернулся из действующей армии. Раненых на южный берег доставляли автомобилями и пароходами из Севастополя, где заканчивалась железнодорожная ветка. Крымские медики применили испытанную схему специализации госпиталей по характеру ранений, предложенную еще Н.И.Пироговым в Крымскую кампанию 1854−1855 годов. Новый ливадийский лазарет взял на себя самых тяжелых пациентов.
После отречения Николая II наступили перемены. В марте 1917 года Ливадия была национализирована. По февральской амнистии из тюрем и ссылок хлынули на волю заключенные. Политический Красный Крест, руководимый В.Н.Фигнер и Е.П.Пешковой, организовал для освободившихся политкаторжан, больных туберкулезом, несколько санаториев в Крыму. Тот, что разместился в Свитском дворце в Ливадии, был самым крупным. Возглавлял его ялтинский врач В.Е.Вайнштейн.
В России в начале века ежегодно заболевало туберкулезом не менее полумиллиона человек. В 1910 году она вступила в Международную Лигу по борьбе с туберкулезом, став ее двадцать седьмым членом. Ялтинское отделение было одним из самых деятельных: амбулатории, приюты, бесплатные столовые, кружечные сборы в ежегодные Дни белого цветка — все это сумели сохранить даже в трудное военное время. Ялтинские врачи незадолго до войны представили в земское собрание план создания на Южном берегу Всероссийской здравницы. За образец была взята Германия, где благодаря обширной сети санаториев за короткий срок туберкулез был значительно потеснен. Там же, в Германии, в 1911 году врач Зауэрбрух впервые применил при лечении туберкулеза хирургический метод тотальной торакопластики.
Именно эту операцию и рискнули повторить крымские врачи, хотя более неблагоприятную ситуацию трудно было представить. В июле 1917 года под руководством и при непосредственном участии В.Е.Вайнштейна в санатории № 55 в Ливадии, бывшем лазарете императрицы, была сделана первая тотальная торакопластика по Зауэрбруху. Политкаторжанка, перенесшая эту операцию, еще двадцать лет спустя была жива и клинически здорова. Оправдался расчет и на климат. Менее чем за полтора года (1917−1918), по свидетельству Стойко, было выполнено два десятка подобных операций.
Между тем революционный пожар перекинулся из Севастополя в Ялту. Крейсер, пришедший в ночь с шестого на седьмое января 1918 года, превратил эту ночь в варфоломеевскую. В лазаретах в Ливадии расстреливали раненых прямо на больничных койках. Чудом, только благодаря аресту избежал той же участи Стойко.
Все это время Ливадийский лазарет переходил из рук в руки. Самым продолжительным был период, когда он оказывал лечебную помощь Добровольческой армии. Казалось, не будет конца исполосованным шашками мальчикам на операционных столах… Лечение туберкулеза хирургическим путем отложили до лучших времен.
Волна за волной люди эмигрировали. Как за себя переживали в лазарете за Стойко, чья жена, не поменявшая подданства, вынуждена была вместе с детьми покинуть Крым.
Согласно декрету «Об использовании Крыма для лечения трудящихся», обнародованному 21 декабря 1920 года, первая партия (преимущественно красноармейцы) численностью в пять тысяч человек должна была прибыть немедленно, за ней — следующая, в двадцать тысяч. Американские предприниматели предложили Советскому правительству сдать им ялтинский курорт в аренду сроком на 24 года, но правительство категорически решило справиться своими силами. Первый санаторий из намеченных четырнадцати сумели открыть уже через десять дней — на Поликуровском холме в Массандре. Шестым по счету 19 февраля 1921 года принял больных санаторий в Ливадии — на 120 мест, с лечебным профилем «легочная хирургия». Старшим врачом был назначен освобожденный из-под ареста Н.Г.Стойко.
На исходе более или менее благополучного первого курортного лета в Крым хлынула масса туберкулезных больных. Перенаселенность и голод превратили жизнь ялтинцев в борьбу за выживание: каждый свободный клочок земли в санаториях превратили в огород, бригады, составленные из больных, ловили в море хамсу, собирали в лесу шиповник, грибы. Многие медики сами заболели туберкулезом.
В это время Н.Г.Стойко и Л.С.Киш, возглавлявший медицинскую часть Управления курортами, возобновили единичные легочные операции в Шестом санатории в Ливадии и в хирургической клинике Института туберкулеза, который был открыт в Ялте в 1922 году.
С НЭПом пришла возможность плановой хирургической работы. Был сделан капитальный ремонт, куплены новая мебель и оборудование, одежда для больных. Курорты перешли на хозяйственный расчет. Вскоре бывший Шестой санаторий стал ведущим в Ливадии. Здесь были прекрасные помощники-ординаторы Полетаева и Сандлер, медицинские сестры и сиделки Делла-Вос, Соколова, Роттердамская, Мартынова. А.И.Абугова вспоминает, что Стойко пригласил ее, молодого врача одной из харьковских клиник, работать в санатории, когда она приехала в Крым отдыхать. С ней остался и ее муж — А.Г.Гильман, вместе со Стойко занимавшийся торакопластикой и торакокаустикой, френикоэкзересом и другими операциями. Гильман стал известным профессором, создал свою школу.
Вот что рассказывала о применявшихся здесь методах лечения врач М.И.Ключевич: «Я тогда работала в крестьянском санатории в Ливадии. Меня и моих коллег оторопь брала, когда мы приходили к Стойко и видели распахнутые зимой двери палат, закутанных больных на балконах, «воздушные ванны» и гимнастику на сквозняках, морские купания до осени. Вот разве что с солнцем они были осторожны. Кроме того, это был какой-то оазис добра и доверия. Туберкулеза тогда еще боялись не меньше чумы. Но там не было стены между больными и врачами. Я часто видела Николая Георгиевича где-нибудь на скамеечке в парке беседующего с больными, и понимала, что все это — поразительные результаты, удивительная атмосфера — идет от него, настоящего русского интеллигента…»
Стены бывшего лазарета выдержали страшное крымское землетрясение 1927 года. В цокольном этаже продолжали оперировать, пока санаторий не эвакуировали в Кисловодск. Тогда же покинул Крым и Стойко, организовав вскоре в Центральном институте туберкулеза в Москве хирургическое отделение. На 3-м Всеукраинском съезде хирургов в Днепропетровске он доложил итоги десятилетнего хирургического лечения туберкулеза в крымском санатории (52 торакопластики и 117 френикотомий). Его сообщение стало сенсацией. К этому времени оперировать по методу торакопластики начали уже в Харькове, Москве, Одессе, Ленинграде, но таких результатов, когда люди после операции возвращались даже к шахтерскому труду, не было ни у кого. В Подмосковье Николай Георгиевич имел возможность сравнить: каждый случай здесь отнимал времени и сил втрое больше, чем в Крыму, результаты же были несопоставимы. И он пришел к окончательному выводу о важности климатического фактора в хирургическом лечении туберкулеза.
К середине 30-х годов санаторий ВЦСПС № 2 (так назывался теперь ливадийский лазарет) был признан одним из ведущих центров хирургии легочного туберкулеза в стране и объявлен здравницей всесоюзного значения. К концу десятилетия «операции отчаяния», как называли торакопластику, здесь давали клиническое выздоровление в 83,5 процентах случаев, а по показателям смертности после операции наименьшую цифру в мире — около одного процента.
«Николай Георгиевич приезжал каждое лето в Крым, — рассказывала врач А.И.Абугова. — Клиника у нас или санаторий — спрашивали мы его, а он нас успокаивал, чтобы работали, не обращая ни на что внимания. На наше счастье, курортное управление поддерживало эксперименты, и мы создавали новые методики и разработки по климатическому лечению, трудовой терапии, лечебной гимнастике. У нас была прекрасная библиотека, массовик-затейник, который не давал больным падать духом, появились фото- и драматическая студии, джаз, струнный оркестр, художественная галерея. К нам приезжали гости — папанинцы, челюскинцы, писатели…»
Видимо, лазарету императрицы на роду было написано и закончить свое существование военным лазаретом. В первые месяцы Великой Отечественной войны санаторий ВЦСПС № 2 принял раненых, а осенью, при отступлении советских войск, его взорвали: образцовый госпиталь, каким он являлся, не должен был достаться врагу. В пятидесятые годы, разобрав руины и высвободив вполне уцелевший цокольный этаж, надстроили над ним скромное здание школы-интерната. Дети лечатся здесь и теперь. Напоминание о прошлом — фонтанчик с надписью: «1914−1916» — годы строительства лазарета императрицы.
