Московский журнал | 01.04.1999 |
Уважаемая редакция «Московского журнала»!
Хочу выразить Вам искреннюю благодарность от нас — семьи Сторожевых — за публикацию в майском номере 1997 года статьи, посвященной незабвенной памяти протоиерея Иоанна Сторожева, которому в 1998 году исполнилось 120 лет со дня рождения. Мы хорошо помним батюшку, его высоконравственную личность священнослужителя, настоятеля нескольких храмов в Харбине. Высшим подвигом всей его жизни стало богослужение в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге членам царской семьи Романовых в канун их трагической гибели, о чем широко известно. Обо всем этом, а также о глубокой любви простых русских людей к пастырю свидетельствуют и те реликвии, что хранятся в семье его старшего сына — моего мужа Владимира Ивановича Сторожева. Мне хочется передать копии фотографий книг и личных вещей отца Иоанна в надежде, что Вы сочтете возможным познакомить с ними читателей журнала.
Ангелина Николаевна Сторожева
США, штат Калифорния
Воспоминания младшего сына отца Иоанна Сторожева
Мой отец потерял своего отца, когда ему было около двух лет. Бабушка, оказавшись вдовой с дочерью и сыном на руках, воспитывала их в глубоко религиозном духе. Не имея достаточно средств на получение высшего образования, отец подыскал побочный заработок — через друзей устроился инструктором верховой езды, а также преподавателем в какой-то княжеской семье.
Окончив юридический факультет Киевского университета, он получил должность прокурора в суде. Благодаря таланту красноречия и будучи одним из самых молодых прокуроров, он быстро продвигался в этой отрасли, его ожидала блестящая будущность юриста. Но в самый расцвет его карьеры ему в руки попал очередной документ: ожидалось следствие по обвинению влиятельным лицом какого-то крестьянина в изнасиловании его племянницы. Отец справился у прокуроров, кто из них возьмется за расследование этого дела, но ни один не выразил желания, сказав, что «игра не стоит свеч!», потому что у обвиняемого нет средств уплатить за их хлопоты, а главным образом потому, что обвинитель-«вельможа» был влиятельным лицом, и если будет доказана прокурором ложность обвинения, то можно ожидать печальных последствий, могущих отразиться на карьерах. Они советовали и отцу не браться за это дело. Отец был возмущен и вопреки советам доказал в суде ложность обвинения, бедный мужичок был освобожден и выпущен на свободу.
Закончив это дело, мой отец с глубоким разочарованием в членах суда сошел с прокурорской кафедры и вскоре постригся в священники. Закончив Духовную семинарию, он посвятил свою жизнь и дар слова проповеди учения Иисуса Христа, а также безустанной заботе о благосостоянии семьи, состоявшей из жены и четырех детей — трех мальчиков и девочки.
…Судьба сулила ему тяжкое переживание. Это произошло в Екатеринбурге, где вся семья Николая II находилась под домашним арестом в Ипатьевском особняке, а мы жили у какого-то священника рядом с Ипатьевским домом на Васнецовской улице. Государь неоднократно вызывал папу отслужить молебен, но мы об этом не знали.
…Был стук в дверь, папа перекрестил всех нас и пошел открывать. Там стоял красноармеец, который сказал отцу, что Романов просит его прийти в дом Ипатьева. Папа переспросил его: «Какой Романов?» Солдат ответил: «Да этот бывший царь». Захватив служебник, отец ушел с солдатом. Что произошло в доме Ипатьева, я не знал, а отец не вдавался в подробности, так как воспоминания причиняли ему душевную боль… Все время его отсутствия мама, стоя на коленях перед образами, тихо плакала и молила Бога оберечь отца. Поздно вечером он вернулся в целости и сохранности.
…В смутное время папа был назначен военным священником и в помощь ему были приписаны два солдата. До сих пор в своих молитвах я поминаю их имена — Фома и Прохор. Они вывезли нашу семью из России. Отец отказывался покидать родину, но Прохор хорошо был осведомлен о том, что происходило в городе, и, уловив момент, когда папа пошел служить в собор, приказал маме уложить необходимые вещи в чемоданы и сказал, что отвезет нас на вокзал, так как последний поезд с эвакуирующимися семьями уходит вечером.
Мама сопротивлялась, но Прохору удалось ее убедить, что она встретит папу на вокзале. Между тем эти сердобольные крестьяне в военной форме сговорились между собой, как увезти отца, находящегося в соборе. Согласно их плану Фома должен был поехать в собор под предлогом того, что раненый офицер просит священника прийти в вагон на вокзале. Отец с Фомой прибыли на вокзал за несколько минут до отхода поезда. Чтобы оттянуть время, Фома водил папу к каждой теплушке в поисках «раненого офицера», он сам не знал, в каком вагоне находились мы с Прохором. Но наконец все встретились с большим волнением.
…Когда эшелон уже приближался к китайской границе, поступили сведения, что какой-то пограничный город на нашем пути захвачен большевиками и они не пропустят наш поезд, в котором было около 370 юнкеров, полдюжины «господ офицеров», генералов и несколько семейств. Все эти отважные «господа генералы», обвешанные медалями (не знаю, за что?), собрались на совещание — что делать? Так как эти «командиры» боялись за свою шкуру, попросили отца обратиться к бунтовщикам со словом. Когда остановился поезд, папа вышел, надев эпитрахиль и держа в руках образ Нерукотворного Спаса. Встав на какое-то возвышение, обратился к толпе (мне тогда было девять лет от роду). Прослушав его проповедь, бунтовщики стали расходиться. В это время какой-то пьяный воскликнул: «Да ну, чего слушать этого попа!» — и когда папа, подняв образ над головой, стал благословлять толпу, в тот момент, когда образ находился на уровне его лица, раздался выстрел. Пуля попала в лоб изображения Христа, благодаря чему отец остался жив.
Эшелон благополучно доехал до Харбина. В Харбине мой брат Дмитрий захворал гнойным плевритом, и находящийся при этом поезде врач Владимир Алексеевич Казем-Бэк увез его в городскую больницу, так как требовалось сделать немедленную операцию. Наша семья осталась на время в Харбине, пока брат не поправится. Главным врачом в этом госпитале был доктор Егоров, который оказался соучеником доктора Казем-Бэка. Он вместе с В.А.Казем-Бэком уговорил отца обосноваться в Харбине.
Все члены нашей семьи, включая доктора, временно поместились у доктора Егорова. Папа получил назначение в Софийский собор, а потом был переведен в Коммерческое училище преподавателем Закона Божьего, а также настоятелем храма при училище.
Через несколько лет (дат не помню) «товарищи» заключили договор с китайскими властями на общее управление КВЖД, заняли учебные учреждения, как Политехникум, так и Коммерческое училище, и безо всякого предупреждения вынесли церковную утварь на улицу. Какой-то господин, проезжая мимо, заметил это и немедля сообщил отцу. Папа помчался на извозчике туда и с помощью диакона Коростелева и еще кого-то перенес все в Касаткинские ряды Зеленого базара, где позднее он основал храм. Все пережитые события сильно подорвали здоровье моего отца, и он скончался от разрыва сердца (инсульта, со слов дочери отца Иоанна. — Ред.) в возрасте 47 лет 5-го февраля 1927 года. Царство ему Небесное.
На могиле моего отца был установлен квадратный памятник. На одной из его сторон прихожане укрепили мраморную плиту со словами: «Устами жег сердца людей!» Теперь же ни от кладбища, ни от памятника и следа не осталось. Говорят, китайские коммунисты сделали там парк.
Серафим Иванович Сторожев