Сказки

Две сказки известного писателя А.М.Ремизова публикуются впервые по архивам Российской Государственной библиотеки

В августе 1921 года жизнь Алексея Михайловича Ремизова (1877−1957) раскололась надвое: он покинул Россию, увозя с собой горсточку родной земли…
Вскоре в Берлине вышла его книга «Сказки русского народа». Предисловие начиналось так: «Из первой памяти моей, когда я только еще говорить учился, я запомнил: рассказывала наша старая нянька сказку —
— Припади к матери сырой земле…
Книга эта и есть голос русской земли — слово русского народа, сказанное мною».
Всю жизнь Ремизов черпал из фольклора, зачастую изустного, многозвучием и разноцветьем которого стремился обогатить беллетристику. При этом неизменно повторял, что не воскрешает какой-то стиль, а лишь следует п р и р о д н о м у д в и ж е н и ю русской речи, воспроизводя ее мелодию и лад.
Все творчество писателя овеяно сказовым, лирическим началом. Но особое внимание его — к собственно сказке.
При жизни у Ремизова вышло восемьдесят три книги. И более половины из них — сказки.
Первой книгой, оставшейся для автора самой любимой, была книга сказок «Посолонь». В 1925 году, отвечая на анкету журнала «Своими путями» (выходил в Праге на русском языке), Марина Цветаева заявила: «Здесь, за границами державы Российской, не только самым живым из русских писателей, но живой сокровищницей русской души и речи считаю — за явностью и договаривать стыдно — Алексея Михайловича Ремизова… Для сохранения России, в вечном ее смысле, им сделано более, чем всеми политиками вместе».

Золотой волк

В пряничном домике жила-была Катя со своей матерью, Ольгой Ивановной: волоса, как пух, глаза — звездочки, ручки пухленькие, на ногах красные сафьяновые сапожки, на голове красная шапочка.
Пошла Катя в лес грибы собирать, а навстречу ей волк. Подняла Катя щепку да и бац в волка. Рассердился волк — он ведь и не собирался ее трогать! — ну, а тут и проглотил Катю да бежать.
Схватилась мать — нет Кати.
Обошла весь лес, уж как кликала, — нет.
Да так и померла.
И растащили лисы весь пряничный домик себе в норы.
И заросла любимая тропка.

Волк и день бежит, и ночь бежит. На заре добежал до горы: на горе блестит. И захотелось волку посмотреть, что там такое блестит, а кстати и отдохнуть.
И полез волк на гору.
А никак не может: подымется на шаг, сползет на три. Бился, бился — бросил. Пошел охаживать гору: нет ли какой дорожки?
И увидел лестницу — узенькую, серебряную, до самого до верха. Много серый натерпелся, а все-таки до верхушки добрался. И тут перед ним забор. Он через забор — и попал в сад.

По саду карлики расхаживают в золотом шитых белых платьицах, на волка удивляются — ничего не понимают.
Волку неловко, свернул он в боковую аллею.
И вышел к золотому дворцу.
А у дворца цветник — золотые цветы.
В цветы и прилег.
И видит волк — королева идет. Тут и сделался сам золотым.
А королева подошла к нему, нагнулась посмотреть — золотой волк! — и разлила нечаянно из кувшинчика воду — прямо на волка.
И стала перед ней Катя.

Удивилась королева, когда Катя ей все рассказала — и о пряничном домике, и о волке — как к волку попала. И повела ее по саду — какие цветы, какие деревья, а какие чудесные карлики!
Пришли к серебряному пруду, а у пруда играют такие же, как Катя, — и все в красных шапочках, и у всех красные сафьяновые сапожки.
И так понравилось Кате, уходить не хочется.
И осталась жить на пруду.

***
Построили Кате из веток шалашик, в шалашике и был ее домик.
И волк при ней жить остался, в саду — стерег по ночам от черных разбойников.
А как выросла Катя большая, сама сделалась королевой.
И всякий, кому удавалось взобраться на гору, назад не возвращался: так хорошо было в саду, а того лучше на серебряном пруду у шалашика.
И не только люди, а и звери, и птицы попадали на гору.
И над ними золотой волк был главным.
И я там был, с волком чай пил у шалашика.

Кузька-Кузютка

Жили-были семь братьев — семь больших богатырей, таких сильных, сто пудов подымал каждый, не крякал.
Хоромы стояли у них большие, столбы точеные, крюки серебряные.
Сели братья обедать: трех быков на стол поставили, в ноги сахар, мед под голову. Сидят, говядиной лакомятся.
И входит к ним старичок — от земли не видать, псивый, с хворостинкою.
— Здравствуйте, братья!
А братья и усом не повели.
— Я Кузька-Кузютка, — помахал старик хворостинкою.
Ну, что плохо лежало, от быка отщипнули — Кузютке.
— Мы большие богатыри: сто пудов подымаем, не кряча. Не видел ли где, есть ли еще такие, охота нам сразиться.
— Что-то не слышно, — обгладывал Кузютка хвост бычачий. — Не видно.
Съели братья быков, поднялся один, пошел на погреб за квасом.
И Кузютка с хвостом управился, хочет поблагодарить, да не знает, кто старший.
— Мы все большие, всех благодари.
— А я не знал, — да как свистнет.
Так все и попадали, и тот, что за квасом ходил, весь квас разлил.
— Прощайте, богатыри большие, — махнул хворостинкой Кузютка и за дверь.
Пошел по земле родимой — все цветы ему кланяются, все дороги расступаются, каждая кочка стол ему, каждая норка — комната.

Кузька-Кузютка,
Крепь земляная,
Силушка-земь.

Золотой волк. Автограф хранится в Рукописном отделе Российской Государственной библиотеки. Сведений о публикациях этой сказки обнаружить не удалось. Печатается по автографу.
Кузька-Кузютка. Корректура хранится в Рукописном отделе Российской Государственной библиотеки. Сведений о публикациях этой сказки обнаружить не удалось. Печатается по корректуре.

Вступление, публикация, примечания Игоря Попова