 |
| Московский журнал | О. Иванов | 01.03.1999 |
Крымский полон. Эти страшные слова появились в обиходе жителей Москвы в 1521 году и просуществовали более 200 лет. В тот год крымский хан Магмет-Гирей в союзе с ногайскими и казанскими татарами, грубо нарушив договоренности (как сказано в летописи, «забыв своей клятвы правду»), предпринял неожиданный набег на московские земли. 28 июля 1521 года татары переправились через Оку. К столице враги подошли на расстояние 15 километров, сын хана Салтан остановился в селе Остров. Не имея возможности взять город, крымский хан удовольствовался грамотой от Великого князя Василия, что тот будет его вечным данником. С. Герберштейн пишет, что крымцы увели 800 000 человек в плен. Вероятно, эта цифра преувеличена, но полон, несомненно, был велик. Летописец свидетельствует: «И людей много и скоту в полон поведоша безчисленно».
Основной целью набегов татар были пленники, которых они продавали в рабство. Один из самых крупных невольничьих рынков находился в Кафе (Феодосия), откуда пленники попадали в Египет, Аравию, Сирию, Персию, Индию и другие страны. «Они тем живут», — говорил крымский хан Казы-Гирей русскому послу Щербатову, оправдывая разбойнические нападения князей и мурз на московские земли.
Михалон Литвин, побывавший в 40-х годах XVI века в Крыму в качестве секретаря литовского посольства, сообщал: «И хотя владеют перекопские [татары] скотом, обильно плодящимся, все же они еще богаче чужеземными рабами-невольниками, почему и снабжают ими и другие земли… Ведь к ним чередой прибывают корабли из-за Понта и из Азии, груженные оружием, одеждой, конями, а уходят от них всегда с невольниками…"1 Дж. Флетчер подтверждает это сообщение. Он пишет, что главная добыча татар во всех войнах — большое число пленных, особенно мальчиков и девочек, которых они продают туркам и другим соседям. Флетчер рассказывает, что татары берут с собой большие, похожие на хлебные, корзины, чтобы возить пленных детей; если кто-то из них ослабевал или заболевал, то его ударяли о землю или о дерево и бросали на дороге. Особые отряды в войске предназначены для того, чтобы стеречь пленных и другую добычу2.
Количество русских, захваченных в плен крымскими татарами в XVI веке, исчислялось сотнями тысяч3. А ведь были еще пленники из Польши и Украины. По подсчетам историков, в первой половине XVII века в Крым из Московского государства было уведено не менее 150 000 человек. Пленных брали не только в больших походах крымского хана, но и в малых набегах его князей4. В «Новом летописце» под 1592 годом читаем: «…Приидоша на государеву украину царевичи крымские безвестно (неожиданно. — О.И.) на Рязанские, и на Каширские, и на Тульские места; и воеваху те места и разоряху, и многих людей побиша и села, и деревни многие пожгоша; дворян и детей боярских с женами и с детьми, и многих православных крестьян в полон поимали и сведоша, а полону много множество, яко старые люди не помнят такие войны с погаными"5. При этом крымский хан на упреки русских отвечал, что он не может вернуть пленных: «В Крымском юрте так не ведется, чтобы царю отнимать пленных у князей и мурз».
Пленников собирали по нескольку тысяч и гнали в Крым, связанных веревками или закованных в цепи и кандалы. Конная стража подгоняла их ударами палок и нагаек. Как писал доминиканский священник Де Асколи, живший в Крыму в 20−30-е годы XVII века, татары родственников разлучали, развозили по разным городам Крыма на продажу6. Михалон Литвин рассказывает о торге на невольничьем рынке. На многолюдной площади связанных за шеи по десять человек несчастных продавали с аукциона. Торговцы, набивая цену, громогласно возвещали, что новые невольники — простые, бесхитростные, из королевского (то есть польско-литовского) народа, а не из московского. Род москвитян, как хитрый и лживый, ценился весьма дешево. «Хитрость и лживость» состояла в непокорности москвитян и постоянной угрозе для хозяина потерять не только раба, но и свою жизнь. Участью многих русских мужчин становились каторги — гребные суда7.
Пленники на торге проходили унизительную процедуру детального осмотра. «И если у кого, — пишет Михалон, — обнаруживают родимое пятно, опухоль, шрам или иной скрытый порок или недостаток, то такого возвращают». Красивых мальчиков и девушек, чтобы продать подороже, хорошо кормили, одевали в шелка, румянили. Молодых женщин, обученных игре на арфе или кифаре и танцам, татары приводили на пиршества для развлечения гостей.
Остальных пленников ждала незавидная участь — их оскопляли или отрезали уши, вырывали ноздри, прижигали раскаленным железом щеки и лбы. Днем, закованные, они выполняли тяжелые работы, а на ночь отправлялись в темницу. Кормили пленников гнилым мясом околевших животных, которое не ели даже собаки. Посланник польского короля Стефана Батория М. Броневский, побывавший в Крыму в 1578 году, рассказывал, что положение пленных очень печально: их мучают голодом, наготою, а простого звания людей бьют плетьми так, что несчастные сами желают себе смерти8.
Подобную жестокость по отношению к невольникам крымские татары проявляли и в XVII веке. Об этом свидетельствует сохранившаяся челобитная вдовы служилого человека — Ксении Кологривовой, поданная в середине января 1683 года на имя царей Ивана и Петра Алексеевичей. Муж Ксении — Андрей Кологривов, старый воин, служивший еще при Михаиле Федоровиче, в 1659 году в бою под Конотопом попал в плен к татарам. Ксения пишет, что муж «был на многих ваших великих государей службах: на полевых боях и на приступах, в осаде сидел и бился с неприятельми государскими, и от многих ран кровь проливал, не укрывая лица своего».
Попавши к одному из мурз в Перекопе, Андрей Кологривов провел у него семь лет. Татарин, добиваясь выкупа, жестоко мучил пленника: его «по всем составам разженным железом терли и мучили всякою жестокою мукою». Не выдержав пыток, пленник пообещал за себя выкуп в 1000 золотых. Ксения, как сказано в челобитной, «пожитченки и всякое рухледишко испродала и займывав покупала золотые дорогою ценою». Деньги были переданы мурзе через русского посланника в Крыму Якова Якушкина, но об этом узнал крымский хан. Он приказал заключить Кологривова в тюрьму: «велел росковать по стене в земляной тюрьме», а потом подверг жестоким пыткам, требуя выкуп в 20 000 золотых. От пыток Андрей Кологривов скончался. Его жена, потратившая большие деньги не только на выкуп, но и на содержание мужа в течение семи лет плена, просила царей Ивана и Петра: «За службу, и за кровь, и за смерть, и за полонное терпение мужа моево пожалуйте рабу свою и з детишками моими чему вам государем Господь Бог по сердцу известит"9.
С.Герберштейн рассказывал, что стариков и немощных татары побивали камнями, бросали в море или отдавали «для военных упражнений» молодежи, не видавшей еще человеческой крови. Эти сведения подтверждал побывавший в Крыму в 1573 году Блез де Виженер10. Для пожилых и больных были две возможности освободиться из плена — выкуп или обмен на пленных татар. Поэтому пленники нередко пытались представить себя важными персонами, часто этим осложняя свое положение. М. Броневский сообщает, что таких пленников, желая увеличить выкуп, татары подвергали еще большим мукам, разными путями стараясь разузнать о действительном их состоянии. Проведав о прибытии к хану посла от народа, к которому принадлежали невольники, татары выезжали к послу со своими узниками и требовали уплаты выкупа, обещанного пленниками, — нередко ими самими выдуманного. Послы, хорошо знакомые с хитростью татар, объявляли, что все пленники — неблагородного звания и не богаты, что требуемый выкуп не может быть уплачен. Освобождали же чаще, подсылая подкупленных евреев, татар или купцов.
Русские не были безразличны к судьбе находившихся в плену соотечественников. По решениям церковно-земского собора 1551 года, сведенным в единый документ под названием «Стоглав», полоняничные деньги стали постоянным всеобщим налогом. В 72 главе «Стоглава» сказано: «…всех пленных окупати из царевы казны. А которых пленных приводят, православных хрестьян, окупив, греки и турчане, и армени, или иные гости, да, быв на Москве, восхотят их с собою опять повести, ино их не давати и за то крепко стояти, да их окупати из царевы же казны. А сколько годом того пленного окупу из царевой казны розойдется, и то роскинути на сохи по всей земле, чей кто не буди, всем ровно, занеже таковое искупление общая милостыня нарицается, и благочестивому царю и всем православным великая мзда от Бога будет"11.
В «Соборном Уложении 1649 года» глава с названием «О искуплении пленных» шла восьмой, что показывает озабоченность властей этой проблемой. Собираемые на выкуп суммы в то время были уже четко определены и поставлены в зависимость от социальной принадлежности пленника: за дворян — пропорционально их поместному окладу (сумма выкупа уменьшалась в четыре раза, если дворянин был взят не в бою); за московских стрельцов — по 40 рублей; за пограничных стрельцов и казаков — по 25 рублей; за посадских людей — по 20 рублей; за пашенных крестьян и боярских людей — по 15 рублей. Эти деньги собирал Посольский приказ. Согласно Г. Котошихину, в год — около 150 000 рублей12.
Деньги на выкуп нередко получали родственники пленного. Например, в 1674 году служка Симонова монастыря в Москве Екатерина Парамонова просила выдать ей деньги на выкуп мужа из крымского плена13. Иногда «полоняничные окупные деньги» отдавали тем, кто сам вырвался из плена; так случилось в 1677 году со стрельцом Иваном Якимовым, убежавшим от турок.
Выкупом занимались разные люди, как правило, купцы, о чем свидетельствуют многочисленные архивные документы. Сохранилась челобитная 1676 года грека Ивана Дмитриева о выплате ему денег за русских, выкупленных по царскому указу в Константинополе. Македонский купец Михаил Иванов выкупил русских рейтар в Крыму. Целая драма развернулась в 1683 году, когда от «торгового иноземца Ивана Максимова Сербина» бежал выкупленный из плена Петр Кузьмин, не захотевший возвращаться в Россию без своей семьи, оставшейся в Крыму14.
Но большинство пленников пропадали без вести. В 1548 году царь Иван Васильевич вместе с митрополитом Макарием установили «общую память благоверным князем и боляром и христолюбивому воинству, и священнеческому и иноческому чину, и всем православным христианам, от иноплеменных на бранех и на всех побоищех избиенных и в плен сведенных, гладом и жаждою, наготою и мразом и всяческими нуждами измерших, и во всех пожарех убиенных и огнем скончавшихся, и в воде истопших, всех православных християн». Царь повелел по всей стране во всех церквах «до скончания мира» служить по ним панихиды и обедни15.
Власти поощряли людей, пытавшихся возвратиться домой. «Судебник 1550 года» включал в себя статью, согласно которой холоп, взятый в результате набега в плен и бежавший из него, становился свободным. В «Соборном Уложении 1649 года» это право распространялось и на его ближайших родственников: «А буде чьего холопа возьмут в полон в иную в которую землю, а после того тот холоп ис полону выидет, и он старому боярину не холоп, и жену его и дети для полонского терпения отдати ему».
До родины доходили единицы. Они тут же попадали на семь недель «под начало» Церкви. Бывшие пленники должны были откровенно рассказать о времени, проведенном в чужих краях. Некоторые ведь под давлением хозяев принимали чужую веру16. 16 октября 1623 года был отправлен на Патриарший двор житель Можайска Гаврила Великопольский, рассказавший, что 35 лет назад его в бою на Ливнах взяли в полон крымские татары. Из Крыма продали в Кафу, а из Кафы — в Царьгород (Константинополь), где он на каторге проплавал около тридцати лет. Гаврила показал, что в плену «по средам и по пятницам и в великие посты ел мясо, но не басурманен», то есть не принял ислам и от христианской веры не отступил. Из плена его отпустили, вероятно, по старости, и он пошел из Константинополя домой, через Италию и другие страны добрался до Киева, а оттуда — до Путивля. Житель же Каширы Степан Терпугов признался, что принял татарскую веру, что исповедовался у ксендза, но причастия от него не принимал. 17 лет провела в полоне Анна Судакова, вернувшаяся на родину в начале 20-х годов XVII века. У турка вынуждена была принять татарскую веру, у еврея веры иудейской не принимала… Некоторых повторно крестили. Так произошло с вернувшимся в 1677 году из индийского плена Иваном Михайловым17.
Катерину Елизарьеву, проживавшую в деревне Речки Коломенского уезда, взяли в 1606 году в полон ногайские татары и продали в Крым. По ее словам, веры татарской она не приняла. Елизарьеву «отгромили» через 15 лет запорожские казаки. Вернувшись домой, Катерина нашла своего мужа, Богдашку Елизарьева, женатым на другой. Церковные власти приняли следующее решение: «И тому Богдашку велено жить с первою женою Катериною, а с другою женою, на которой после женился, с Татьяною, велено ему распуститца».
Вот еще удивительный случай18. В 1643 году группа невольников во главе с калужским стрельцом Иваном Семеновичем Мошкиным, перебив охрану и захватив каторгу, бежала из турецкого плена. Иван, согласно его челобитной царю, был взят крымскими татарами на одном из сторожевых постов на реке Усерди и продан в Турцию на каторгу. После семи лет мучений, усугублявшихся тем, что он не хотел изменять своей вере, он решил поднять бунт, подговорив 280 товарищей-невольников принять православие и бежать из плена.
Иван рассказывал, что их каторга в составе большой турецкой флотилии из 100 каторг, 200 кораблей и «много мелких судов» участвовала в турецкой экспедиции 1641 года под Азов (был взят в 1637 году донскими казаками). После неудачной осады Азова и возвращения в Константинополь многие военачальники были казнены султаном Ибрагимом I. Хозяин наших заговорщиков Апты-паша-Марьев успел ночью сбежать на своем судне из Константинополя. Каторга, на которой находился Мошкин, перевозила порох, и заговорщикам удалось похитить 40 фунтов. В ночь на Дмитриеву субботу Мошкин подложил порох в место, где спали паша и его 40 янычар, и дважды безуспешно пытался его поджечь. Наконец он подговорил служившего на каторге испанца принести головню огня, «увернутую в плат», чтобы не заметила стража, и сабли.
«И от той, государь, — пишет в своем челобитье Иван Мошкин, — головни порох загорелся и турских людей, янычар, которые спали с пашой, в море половину побросало…» Оставшиеся в живых турки бросились на невольников, но получили достойный отпор. «И проколол я, холоп твой, — рассказывает Мошкин, — того Апты-паша саблею в брюхо». Турки сопротивлялись: 20 бунтовщиков ранили, одного убили. Сильно досталось и Мошкину: «И ту пору меня, холопа твоего, те турские люди из лука прострелили в голову, а другою стрелою в правую руку и порубили меня саблею в голову и в брюхо». Да еще он по пояс обгорел при воспламенении пороха. В результате бунта 210 турок было убито, 40 взято в плен.
Восставшие подняли паруса и через семь дней прибыли в Мессину, находившуюся под властью испанцев. Хитростью их завели в дом, где посадили под стражу. Мошкин весьма выразительно характеризует отношение к ним испанцев: «И воду нам, холопам твоим, продавали». Испанцы отняли у них все имущество и пленных турок. Сам Иван два месяца залечивал раны и ничего не мог предпринять. Наконец написал местным властям письмо с просьбой отпустить их на родину — «в православную христианскую веру». Мужественным людям предлагали хорошо оплачиваемую службу, но они отказались.
И все-таки русские (кроме семи человек, которых в отместку за их несговорчивость испанцы посадили в тюрьму) получили «вольный лист». Они дошли до Рима «наги, босы и голодны» и даже были приняты папой, потом добрались до Венеции. Из Италии их путь лежал в Цесарскую землю, где им опять предлагали служить за поместья и деньги. Но русские рвались домой. Дошагали до Венгрии, потом — Польши; король дал им пропитание, деньги и подводы, на которых наши герои ехали до Вязьмы, откуда Мошкина и 19 его товарищей везли уже государевы подводы.
Челобитная бывшего стрельца кончалась словами: «И шел я, холоп твой Ивашка, с товарыщи своими через многие земли наг и бос, и во всяких землях призывали нас на службу и давали жалованье большое, и мы, холопы твои, христианския веры не покинули и в иных землях служить не хотели, и шли мы, холопы твои, на твою государскую милость. Милосердый государь царь и великий князь Михаил Федорович всея России! Пожалуй меня, холопа своего, с моими товарищами за наши службишки и за полонское нужное терпение своим царским жалованьем, чем тебе праведному и милосердому государю об нас бедных Бог известит».
Не все пленники, получив свободу, возвращались в Россию. Некоторые оставались в Крыму и тех местах, куда забросила их судьба. Кое-кто из них продолжал служить своей родине, выполняя секретные задания. Побывавший в Крыму послом князь Щербатов, докладывая об источнике своей осведомленности царю Федору Ивановичу, писал: «У нас полоняники старые прикормлены для твоего государева дела».
1Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян. М., 1994. С. 71.
2Флетчер Дж. О Государстве русском. СПб., 1903. 3-е изд. С. 79.
3Шмидт С.О. Русские полоняники в Крыму и система их выкупа в середине XVI века // Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России. М., 1961. С. 30.
4Михалон Литвин. Указ.соч. С. 72.
5ПСРЛ. СПб., 1910. Т.14. С. 45.
6Де Асколи Э.Д. Описание Черного моря и Татарии // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1904. Т.24. С.123−124.
7Михалон Литвин. Указ.соч. С.72−73.
8Броневский М. Описание Крыма // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1867. Т.6. С.363−364.
9РГАДА. Ф.159, оп.2. № 2638.
10Герберштейн С. Записки о Московитских делах. СПб., 1908. С.151; Мемуары, относящиеся к истории южной Руси. Киев, 1890. Вып.1. С. 81.
11Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1985. Т.2. С.350−351.
12Там же. С.98; Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906. Изд.4. С. 87.
13РГАДА. Ф.159, оп.2. № 1719, 1299.
14РГАДА. Ф.159, оп.2. № 1405, 1554, 1556, 2634.
15Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. СПб., 1836. Т.1. С. 208.
16Русская историческая библиотека. СПб., 1875. Т.2. Стлб. 604−652.
17РГАДА. Ф.159, оп.2, № 1859.
18ЧОИДР. 1894. Кн.2. С.20−28.
