А.И.Скребков — собиратель коллекции Опекушина

А.И.Скребков был первым и единственным в 1920 -1930-х годах биографом и собирателем материалов об Опекушине.

Д.Д.Кившенко. А.М.Опекушин

Акварель Как и кем был собран опекушинский фонд — единственная наиболее полная коллекция материалов о замечательном скульпторе?
Памятник Пушкину в Москве — всемирно знаменит. А вот о его авторе — Александре Михайловиче Опекушине — мы знаем очень мало. До недавнего времени в книгах, справочниках, других изданиях о нем утверждалось много ошибочного, неправильного. Путаница существовала даже в энциклопедиях. Так, в серьезном Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указывался год рождения скульптора 1840-й, во втором издании Большой Советской энциклопедии — 1841-й, и в третьем — 1839-й. Все эти даты неверны. Опекушин родился в 1838 году. Такой же разнобой в сведениях о месте его рождения (то ли деревня Свечкино, то ли село Рыбница), образовании, работах и многом другом. Но я не склонен винить в этих погрешностях исследователей и писателей. Дело в том, что скульптор, как полагали, не оставил никакого архива, воспоминаний, писем, иных семейных бумаг. Это тоже было не так.
В то время, когда ошибочно указывались те или иные факты жизни и творчества мастера, в Москве, в Государственной библиотеке имени Ленина, хранилась прекрасно подобранная коллекция материалов о скульпторе, в которых содержались точные о нем сведения. Как и кем она была собрана, почему несколько десятков лет была недоступной для исследователей?..

История, которая позволила бы ответить на эти вопросы, началась с находки, которая на первый взгляд никакого отношения к ней не имела. Как-то в Ленинской библиотеке попала мне в руки любопытная книга «Каменотесное дело», написанная ярославским краеведом Александром Ивановичем Скребковым и выпущенная в Ярославле в 1927 году. Книга толковая, подробная, содержащая большой материал. Предисловие к ней написал маститый ученый, академик А.Е.Ферсман, который, оказывается, хорошо знал автора и с большим вниманием относился к его краеведческим изысканиям. Тем более, что основой книги стал доклад, прочитанный Скребковым на VII Рыбинском краеведческом съезде, где присутствовал и Ферсман. Вероятнее всего, он-то и посоветовал молодому человеку издать книгу. Она имела настолько большой успех среди специалистов, что переиздавалась трижды. Причем в Москве и Ленинграде. Последний раз — в 1934 году.
Еще я узнал о том, что Скребков в 1928 году на заседании Ярославского естественно-исторического и краеведческого общества делает капитальное сообщение на тему: «Ярославская деревня в историко-бытовом, этнографическом и экономическом разрезе» (на примере деревни Каурцево Бурмагинской волости Ярославского уезда).
Наверное, знакомство с деятельностью Скребкова осталось бы мимолетным эпизодом, если бы опять-таки не случай. В фонде писателя А.А.Золотарева, хранящемся в ЦГАЛИ, я обнаружил адресованные ему письма Скребкова, в которых краевед сообщал о своих встречах со скульптором Опекушиным и публикациях об этом в газете «Крестьянин-кооператор» и журнале «Красная панорама» за 1928 год. Это были первые сообщения об огромной коллекции Скребкова.
Собрать ее было ох как нелегко. Александр Михайлович Опекушин писать не любил. Даже письма ближайшим родственникам сочиняли за него дочери. Ораторствовать не умел. Сторонился товарищеских собраний и застолий. Прослыл молчуном. Даже в период своей славы, после создания памятников Пушкину, Лермонтову, Петру I, Екатерине II, Александру II, Александру III, графу Муравьеву-Амурскому, академику Бэру. Не любил фотографироваться, встречаться с журналистами, рассказывать о своем труде. В 1912 году отказался от чествования, которое хотели устроить по случаю 50-летия его творческой деятельности.
Вероятно, Скребков стал единственным журналистом, который «разговорил» великого молчуна. Скульптор принял его не в своих роскошных апартаментах в Петербурге, а в скромной крестьянской избе в селе Рыбница, куда он был вынужден переехать в 1920 году. Он к тому времени был всеми забыт и нищ. Скребков посетил Опекушина 27 февраля 1923 года, за неделю до его смерти, и только из их беседы мы можем узнать и о последних днях жизни скульптора, и о многом другом, доселе неизвестном и загадочном.
Опекушин, не сдерживая слез, встретил молодого человека словами: «Разве меня еще помнят, не забыли больного старика?» «Из тесной прихожей, — пишет Скребков, — мы прошли в переднюю. В ней были стол и диван грубоватой работы, видимо, какого-нибудь столяра-самоучки. Нет никаких предметов, показывающих, что здесь живет автор памятника А.С.Пушкину и ряда других художественных произведений.
Опекушин — старик высокого роста, украшен сединами. Длинные волосы зачесаны назад, крутой лоб, до половины груди — серебристая борода. Одет он в заплатанную по всем направлениям разными нитками суконную пару. Был вечер. Горел тусклый огонь…»
Привожу лишь отрывок из беседы. Ныне ни одна книга или серьезная статья об Опекушине не обходится без ссылки на нее или цитирования. Александр Михайлович рассказал о своей учебе, работах, особенно над памятником Пушкину. Рассказал с волнением, удовольствием, радостью: соскучился по искреннему и почтительному вниманию, с которым его слушал молодой человек. Старался выговориться, выложить все, о чем передумал за эти годы, но не мог никому поведать. Александр Иванович здесь же с его слов торопливо записал автобиографию скульптора, единственную, изложенную им лично. Попросил Опекушина подписать эти тетрадные листки — они сохранились в опекушинском фонде.
После смерти Александра Михайловича его дочери возвратились в Петроград. И у Скребкова с ними завязалась оживленная переписка, которая ныне находится в опекушинской коллекции и представляет большой интерес для исследователей. Скребков не только подробно узнал о жизни Опекушина в Рыбнице, но съездил в Ленинград. Он получил от дочерей Опекушина много ценных материалов — документы, письма Александра Михайловича, фотографии, рисунки, несколько подлинных работ скульптора. С бумаг, которые дочери решили сохранить у себя, Скребков снял копии, даже заверил их у нотариуса. Весьма предусмотрительно поступил: многие документы, оставшиеся в Ленинграде, позже бесследно исчезли, в том числе свидетельство о рождении Александра Михайловича Опекушина. Ныне о нем, как, впрочем, и о ряде других бумаг, мы знаем только по копиям Скребкова.
В одном из писем дочери спросили Скребкова: «…Сами Вы от себя собираете сведения об Опекушине или же по поручению какого-либо Общества?» Скребков собирал «от себя», хотя имел и удостоверение, выданное Райкомпартом РКП (б) рыбницкого завода «Красный Профинтерн». В нем говорилось, что Скребкову разрешалось собирать материалы об Опекушине. Кроме того, Александр Иванович являлся активным членом Рыбинского научно-краеведческого и Ярославского естественно-исторического и краеведческого обществ. Он не только собирал материалы об Опекушине, но выступал о нем с лекциями, делал доклады, печатал заметки и статьи в газетах и журналах.
Бывало, и защищал творчество и доброе имя Опекушина от нападок. В опекушинской коллекции сохранилась машинописная статья Скребкова, подготовленная в ноябре 1928 года к 90-летию со дня рождения скульптора. В ней Скребков энергично оспаривал мнение известного дореволюционного художественного критика Н.Н.Врангеля о том, что Опекушин — просто умелый техник и не более того. Скребков с гневом обрушился на маститого искусствоведа, назвав его суждение «грубой ошибкой».
На VII Рыбинском краеведческом съезде, состоявшемся в августе 1927 года, Скребков сделал большой доклад о жизни и творчестве Опекушина. По его предложению съезд постановил: «1. Принять меры к учреждению конкурса на проект памятника на могиле Опекушина в селе Рыбница (…) „Мать, склонившаяся над смеющимся ребенком“ (по последней неосуществленной работе Опекушина). 2. Поручить Скребкову предпринять необходимые хлопоты в центре и на месте об учреждении в Ярославле Комиссии по сооружению этого памятника…» Решено было поставить памятник на добровольные пожертвования. Была составлена соответствующая смета. Но ничего не осуществлено до сего времени.
Александр Иванович Скребков был первым и единственным в 1920 — 1930-х годах биографом и собирателем материалов об Опекушине, активным пропагандистом его творчества.
В декабре 1936 года Скребков передает коллекцию, собранную им в течение двадцати лет, в Государственную библиотеку имени Ленина. А несколько подлинных работ Опекушина: терракотовый бюст Пушкина, гипсовая фигура поэта, композиция проекта памятника Пушкину в Москве, полученные им от дочерей Александра Михайловича, он передал в дар Ярославскому художественному музею. Подчеркиваю, в дар, ибо в 60-е годы в солидной центральной газете появилась статья, в которой известный автор, вероятно, по незнанию и со слов недобросовестных людей, походя упрекнул Скребкова в «авантюризме и корысти», что является неправдой.
Александр Иванович свою коллекцию передал вовремя, он словно предчувствовал нависший над собой рок. В начале 1937 года он был арестован, обвинен по 58-й статье и заключен в лагерь. Возвратился … через двадцать лет. Кое-как устроился в Ярославле и сразу же отправился в Москву, в Библиотеку имени Ленина. Оказывается, его коллекция, как «врага народа», осталась неразобранной и не включенной в читательский обиход. Все эти двадцать лет ее прятали в каких-то библиотечных тайниках. Но коллекция уцелела полностью, до единой бумажки. Опоздай Скребков с передачей — ее конфисковали бы и наверняка уничтожили бы. Какой огромный, невосполнимый урон понесла бы отечественная культура…
Александр Иванович еще несколько раз приезжал в библиотеку, внимательно просмотрел коллекцию, сделал ряд необходимых уточнений и дополнений. Чем же еще он занимался в эти годы?
Отыскал я, правда, с превеликими сложностями вдову Скребкова — Марию Ивановну. Жила она на окраине Ярославля, в старом деревянном, барачного типа коммунальном доме. Ее комната была не просто скромной — она потрясла меня убогостью и нищетой. Вся мебель, например, состояла из железной кровати, грубо сколоченного стола и двух скрипучих табуретов. Не верилось, что здесь еще недавно жил Скребков, о чем свидетельствовала лишь стопка его книг.
Вначале Мария Ивановна наотрез отказалась со мной разговаривать. Для нее все газетчики были связаны с упомянутой клеветнической статьей, которая принесла большие неприятности Скребкову. Еле-еле мы с ней поладили.
Мария Ивановна рассказала, что ее покойный муж был человеком добрым, незлобивым, несмотря на многие несправедливости, им перенесенные. Но пребывание в лагере сильно отразилось на его характере и поведении. Александр Иванович стал боязливым, неразговорчивым и скрытным. О прошлом, даже о собирании опекушинских материалов, предпочитал не говорить.
Но он продолжал заниматься краеведением. Печатал в местных газетах небольшие заметки о памятниках, памятных местах и знатных земляках. Какое-то время его запрещали печатать: поступил в редакции газет соответствующий «сигнал», вероятно, реакция на злополучную статью. В 1958 году ему удалось издать книгу об ярославском скульпторе Н.Я.Тальянцеве. Умер Александр Иванович в 1966 году от рака. Прожил он 66 лет.
Собранная им опекушинская коллекция состоит из 360 единиц хранения (сейчас это фонд 8404 Отдела рукописей Российской Государственной библиотеки). Это — документы, фотографии, рисунки, газетные и журнальные статьи, 250 писем Александра Михайловича, его дочерей, его брата Константина Михайловича, большая официальная переписка Наркомпроса и ярославских властей о судьбе скульптора.
Не берусь подробно пересказывать содержание коллекции. Остановлюсь лишь на изобразительной ее части. Здесь рисунки, подаренные Александру Михайловичу его знакомыми художниками. Так, зарисовка «Опекушин за работой» принадлежит М.О.Микешину, с которым Александра Михайловича связывала совместная работа над памятниками «Тысячелетие России» в Новгороде и Екатерине II перед зданием Александринского театра в Петербурге. Михаил Осипович подарил своему ученику фотографию с надписью: «Дорогому коллеге Александру Михайловичу Опекушину… 1893−1894.С.П.Б.» Опекушин очень дорожил ею: она всегда стояла на его столе. Зарисовка «Академики на заседании» исполнена В.Е.Маковским. Е.Е.Волков преподнес Опекушину пейзаж. Портрет живописца Брюллова передал его автор К.Я.Крыжицкий. Его же кисти принадлежит пейзаж ярославских мест, очевидно, родных для Опекушина. Дружеский шарж Александра Михайловича сделан академиком Н.Д.Кузнецовым. В опекушинском фонде хранятся несколько рисунков девушки с орнаментом, которые, по свидетельству дочерей скульптора, принадлежат И.Е.Репину. Наконец, карандашный набросок Опекушина на фоне пейзажа выполнен академиком живописи и искусствоведом Э.К.фон Липгартом.
Изобразительная коллекция имеет огромное значение и для скромной иконографии Опекушина, и для изучения творчества представленных в ней художников. Низкий поклон Александру Ивановичу Скребкову и за нее, и за другие материалы, за бескорыстный труд, которому он посвятил столько лет нелегкой своей жизни.