Белый ангел

. Окончание путешествия по Сербии и Черногории

Косово поле

На шестой день путешествия мы прибыли на Косово поле. Оно простиралось насколько хватал глаз, и лишь ближе к горизонту вырисовывались контуры невысокого плоскогорья. На довольно большой площадке из гладких плит, окаймленной парапетом, стояла высокая башня, сложенная из грубо отесанных камней. Ступеньки внутри башни вели наверх.
— Кто хочет увидеть сразу все Косово поле, за мной! — предложил Илья Михайлович, обращаясь к своим воспитанникам, и первым стал подниматься по ступенькам. Мы последовали за ним.
Четыре лестничных марша — по четырем сторонам башни. Один круг, другой, пятый… Скоро я сбился со счета. Дети убежали далеко вперед. Да, башня оказалась гораздо выше, чем я ожидал. Но вот, кажется, последний круг. С башни видно все: и неровности Косова поля, и большой город с дымящимися трубами заводов, который все ближе и ближе подступает к историческому месту, и ресторан для туристов почти у самого подножия башни, построенный в виде старинного сельского дома, и стоянка для транспорта около него.
— Косово поле для сербов — это то же, что Куликово для русских. — Вид учителя настраивал на серьезный разговор. — В конце ХIV века турки-османы напали на Сербию. За короткое время они захватили значительную территорию. Неудивительно, ведь Сербия была раздроблена на отдельные феодальные владения и князья враждовали между собой. Главное сражение произошло на Косовом поле. Там, где мы сейчас находимся, решалась судьба сербской нации.
Сербское войско возглавил отважный князь Лазарь (Сербская Православная Церковь прославила его в лике святых). Широко известны слова вождя сербов, что пусть будет проклят тот, кто не выйдет на битву с турками, пусть не будет у него потомства — ни мужского, ни женского, и ничего не родится в поле его. Эти слова вы могли прочитать внизу, они начертаны на внешней стороне башни.
Народ Сербии создал красивую и суровую легенду, в которой повествуется о том, как старый серб Богдан Юг отправился на битву с турками вместе со своими девятью сыновьями. Все они в грозной сече сложили свои головы.
Битва началась ранним утром 28 июня 1389 года. В первые часы успех был явно на стороне сербов. Этому помогло и то, что молодой сербский воин Милош Обилич проник в турецкий лагерь, выдавая себя за перебежчика, и убил султана. В стане турок возникло замешательство. Однако они быстро пришли в себя. Сын султана Баязид, взяв на себя командование, бросил в бой стоявшую в резерве отборную гвардию, которая значительно потеснила сербов. Интересная деталь: верные люди Баязида сначала убили его брата как соперника в борьбе за турецкий престол, а потом уже ринулись на противника.
Наступил критический момент битвы. Трудно сказать, чем бы закончился этот исторический поединок, если бы… не Вуко Бранкович.
— Кто он? — спросил Ваня Бузин.
— Предатель.
— И среди сербов есть предатели?
— Увы, мой мальчик, люди везде одинаковы.
— Что же он сделал?
— Он увел с поля боя двенадцать тысяч (!) латников и полностью оголил один из флангов сербского войска. После этого исход битвы был предрешен. Сербское войско было полностью разгромлено, а многие воеводы, в том числе и князь Лазарь, взяты в плен и казнены. Сербия на несколько веков попала под иго мусульман…
Мы стояли молча, глядя на Косово поле, и легкий ветерок, прилетевший с той стороны, где храбро рубился князь Лазарь и его дружина, освежал наши лица, шевелил мальчишеские вихры и косынки на плечах девочек.
Илья Михайлович переводил взгляд с одного детского лица на другое. — Беды для любого народа — русского, сербского, болгарского — начинаются тогда, когда он забывает Бога. Вот мы только что пересекли исконно сербские земли — Косово и Метохию. Кто там живет? Албанцы. Сербов тут почти и нет. Мусульмане вытеснили православных… Поэтому и мы потеряли Прибалтику, Украину, Кавказ, Среднюю Азию. Но русский народ до сих пор этого не понял. Он мается, страдает, а почему — не ведает. Вот что значит жить без веры. Если так будет продолжаться и дальше, то через какой-нибудь десяток лет в исконно русских землях — в Ярославле, Владимире, Костроме, Ростове Великом не останется русских людей. Без нашей истинной православной веры все мы — и взрослые, и дети — пропадем, превратимся в рабов, в пыль, которую будет попирать сапог наглого завоевателя. Запомним это навсегда…

Цетинье

Много на свете есть красивых мест, но Черногория среди них стоит особняком. Это горная страна, и, чтобы описать ее, нужно недюжинное перо. Дорога вьется по склонам, одетым буком, грабом, а кое-где и зелено-палевой сосной, упорно взбирается все выше и выше, и вот, наконец, мы достигаем перевала. Дух захватывает от высоты, а еще более — от поистине потрясающей панорамы: перед нами высятся неповторимо прекрасные первозданные хребты. Они круто падают вниз, образуя глубокие отвесные ущелья, на дне которых серебрятся тонкие ниточки хрустальных потоков; а там, еще дальше, возникают другие сероскалистые гряды, за ними — еще и еще, и кажется, что этим горным валам нет ни конца, ни края.
В этих неприступных горах нет места для дорог, но дороги все же существуют: с гигантским трудом люди вырубили их в скалах.
— Это единственный путь сообщения между Сербией и Черногорией? — спросил я Предрага.
— Нет, есть еще железная дорога, — ответил наш гид. — Она идет в скалах, лишь изредка вырываясь на белый свет. Дорога строилась много десятков лет и введена в строй совсем недавно.
Проехав до Адриатики почти всю Черногорию, мы прибыли в город Цетинье, где находилась еще одна духовная семинария…
В прошлом веке две черногорские княжны — Анастасия и Милица, прибыв в Россию, стали супружницами великих князей — Николая Николаевича и Петра Николаевича. Княжны были дочерями князя Негоша, впоследствии Черногорского короля Николая. Здесь уместно вспомнить такой исторический факт. На одной из встреч с послами европейских стран (это произошло в середине 80-х годов Х1Х века) император Александр III произнес знаменательный тост:
— Я пью за здоровье моего единственного друга князя Николая Черногорского!
На другой день эти слова стали известны всему миру. В этой истории хочется отметить два момента. Свой тост Государь произнес не в кругу семьи, не среди друзей и единомышленников, а на встрече с известными дипломатами европейских стран, нимало не беспокоясь об их реакции (а может быть, и стремясь вызвать ее). Такое может позволить себе лишь правитель великой и могущественной страны.

Острог

Из семинарии в Цетинье наш путь лежал в монастырь Острог. Мы долго петляли по узким улочкам, пока выбрались за город. Была освещена только неширокая полоска шоссе, а в небе одна за другой зажигались звезды. Пустынная дорога стала подниматься в горы. Освещения тут не было никакого, и фары выхватывали лишь небольшой кусочек дорожного полотна.
Мы проехали всего несколько километров, когда перед нами возник тоннель. Медленно, очень медленно автобус стал не въезжать, а скорее, вползать в него: один метр, другой, третий… Стоп! Дальше нельзя! Как обычная рубашка бывает тесна для гиганта, так и этот горный тоннель был явно узок для городского автобуса. Миле осторожно открыл дверцу и, стоя одной ногой на подножке, а другой уперевшись в скалу, внимательно осматривал тоннель, обращая особое внимание на верхний свод и на зазор между ним и крышей машины.
— Дети, — сказал он, — если вы будете сидеть очень тихо и не пророните ни одного звука, то я попробую миновать тоннель. Согласны?
Затаили дыхание не только дети, но и мы, взрослые: никто не знал, не застрянет ли автобус в тоннеле, словно пробка в бутылке, не станем ли мы пленниками этих гор? Автобус двигался уже не метр за метром, а, скорее, сантиметр за сантиметром. Миле смотрел то в левое боковое зеркало, то в правое, поворачивая руль лишь чуть-чуть, но от этого «чуть-чуть» зависела сейчас наша судьба. Господи, помоги! Вот уже конец тоннеля виден; вот Миле уже дал газ, а это значит — тоннель позади. И в ту же секунду салон автобуса наполнился рукоплесканиями.
Узкая дорога вела нас все выше и выше; мы продвигались очень медленно, почти ощупью; в автобусе царила напряженная тишина. Неожиданно подъем кончился, впереди блеснул свет, Миле прибавил скорость — и …
— Монастырь! — радостно воскликнул Предраг.
Рано утром мы начали подъем в гору, в то место, где подвизался святой Василий Острожский. Дорога идет «галсами», как бывает всегда, когда нужно преодолеть крутизну. Асфальт новый, значит, дорога проложена совсем недавно. Скоро идти по бесконечной асфальтовой ленте надоело, и мы свернули на старую тропинку — более крутую, более трудную, но зато и более краткую.
Наконец лес расступился, и мы увидели гигантскую отвесную скалу серого цвета. Здесь святитель Василий отыскал глухую пещеру, чтобы в уединении, вдали от людей, предаваться аскетическим подвигам и возносить свои молитвы Господу Богу обо всем грешном мире. Поднимаемся по ступенькам; нас встречает высокий почтенный старец, его зовут отец Иоиль; у него мудрые глаза, высокий лоб, движения его неторопливы, размеренны, от него веет тишиной и спокойствием. Он приглашает нас в пещеру; она небольшая, всем нам здесь не поместиться; у дальней стены стоит рака с мощами святителя, старец открывает ее, и мы один за другим прикладываемся к великой святыне.
— Святитель Василий для нас — как Серафим Саровский для русской земли, — говорит отец Иоиль. — Каждый день сюда прибывают сотни и сотни паломников, и все они получают духовное утешение…
Продолжая знакомство с монастырем, мы вышли на просторную площадку, очень похожую на балкон, а точнее, на лоджию в современной городской квартире. Отсюда открывался чудесный вид на далекие хребты, покрытые смешанным лесом. На их склоны уже лег первый нежный багрянец осени.
— Вот чудо из чудес, — сказал хозяин, показывая на виноградную лозу, росшую на небольшом возвышении. — На этом месте, стоя на коленях и творя молитву, отошел ко Господу святой Василий. Его кончина очень похожа на кончину преподобного Серафима Саровского. Тут выросла виноградная лоза, хотя на такой высоте (девятьсот метров над уровнем моря) виноград нигде не растет.
При спуске с горы подтвердилась старая истина — подниматься всегда легче. Тихонько, метр за метром, мы возвращались обратно: и повороты миновали, и узкий тоннель, и со встречной машиной разминулись чудесным образом. И вот мы снова на равнине…

Мы проехали по дорогам Сербии и Черногории тысячу четыреста километров, посетили восемнадцать монастырей. Смена ландшафтов, смена впечатлений, разные лица, разные города и села, но была и одна постоянная, верная и надежная величина, которая сопровождала нас от начала и до конца, — радушие и любовь сербов к нам, русским людям, а через нас — ко всей России.
Молитва о русском народе

Тут в самый раз вспомнить о сербе, который любил нас, русских, любовью особенно трепетной. Серб этот — святитель Николай (Велемирович), епископ Жичский (память 5/18 марта, скончался в 1956 году). Его называли Новым Златоустом за его проповеди и поучения, а также за духовные писания. Во время второй мировой войны он был заключен в концлагерь Дахау, где духовно укреплял страдальцев. В послевоенной «титовской» Югославии святитель боролся за сохранение монастырей, но вынужден был эмигрировать в Америку, где и скончался в русском Свято-Тихоновском монастыре. В 1991 году его мощи были перенесены в Сербию, в его родную деревню.
В 30-х годах угодник Божий жил в городе Битоле, на юге Македонии, и был ректором Духовной семинарии. Именно здесь он составил молитву о русском народе, которую мне хочется привести. Эта молитва излилась из сердца сострадающего и любящего, чуткого и неравнодушного.
«О всемудрый Боже, Чьи суды неиспытуемы и пути неисследимы, милостию внемли и услыши молитву нашу за Твой русский православный народ. Ты попустил, чтобы вернейший слуга Твой подвергся тяжким мучениям, как попустил мучения для первых апостол Твоих, пророков и праведников. Весь обнажен и изранен, брошен слуга Твой на гноище, как некогда праведный Иов, на посмеяние сатаны и поругание соседям. Мучения лютые, а человек слаб, — Господи, помози! Воздвигни раба Твоего и уврачуй раны его. Знаем, Господи Боже наш, что Ты по всемудрому Промыслу Своему попускаешь страдания избранным Твоим, дабы как злато на огне, через огнь страданий очистились и еще ярче засияли. Но не попусти, Боже, по милости и любви Своей, чтобы сатана долго посмеивался и лицемеры долго издевались над Твоим крестоносным народом.
Знаем, что Ты попускаешь испытания на самые светлые души для велией славы их и на страх и трепет неправедным и злым. Знаем, что и Твое славное Воскресение, Христе, совершилось после поруганий, Крестных мук и смерти. Посему мы в свете Твоего страдания восприемлем страдание русского народа и чаем воскресной его славы. Как для расслабленного при Вифезде не нашлось человека, дабы помог, дондеже Ты не пришел, так и сегодня для великого русского народа нет никого в мире, кто бы помог ему без Тебя, Боже наш и Спаситель наш.
Не отложи, Господи Благий, Твою милость, Ты, скоропоспешный на помощь. Не отложи и не откажи, но, как милосердный самарянин, призри на народ русский, подвергнувшийся нападению от разбойников, весь изъязвленный, и подай ему руку и уврачуй ему раны, и возврати ему здравие и сияние славы, да самый верный слуга Твой прославит Тя в грядущем еще более, чем славил в минувшем, — Тебя, Спасителя своего, со Отцем и Духом Святым во веки веков. Аминь».