Дагестанский рубеж

Дагестан — самая горячая, после Чечни, точка России

Потеряем ли Дагестан?

В Дагестане, самой «горячей» после Чечни точке в России, присутствие федерального центра обеспечивают лишь пограничные войска — других российских войсковых подразделений в республике практически нет, за исключением выведенной из Чечни и одолеваемой боевиками-исламистами 101-й бригады Министерства обороны, местом постоянной дислокации которой стал город Буйнакск.
Происходящее в нынешнем году в Дагестане — свидетельство того, что у федерального центра вообще нет никакой взвешенной и целенаправленной политики по отношению к Кавказу. Здесь все российские проблемы сплетены в один клубок. «Рванет» в Дагестане — и в Москве будет слышно, — об этом неоднократно напоминали представители республиканского руководства. И, по-видимому, тщетно. Похоже, у верхов недостает ни воли, ни средств, чтобы удерживать Дагестан в русле российских интересов. Недавнее убийство муфтия Дагестана Саида Мухаммеда Абу-Бакара, известного своей пророссийской позицией, — тому ярчайшее подтверждение. Ситуация в республике с каждым днем накаляется. Сегодня стрельбой из автоматов в Махачкале уже никого не удивишь: вот если из гранатометов или минометов, или мина-ловушка ухнет — другое дело. Правда, в прошлые годы «внутридагестанские разборки» затихали на период незаконного промысла осетровых. В этом году — ничего подобного. И разграбление биоресурсов Каспия, и «разборки» происходят одновременно. Что будет дальше с Дагестаном — захлестнет ли его ваххабитская чума, или он устоит как южный форпост России — сказать трудно. Ясно одно: потеряем Дагестан — можем потерять и Россию. Мы прилетели в Дагестан, когда вечер уже догорел. Выйдя из самолета, мы увидели глубокое ясное кавказское небо, сплошь усыпанное звездами. Где-то совсем рядом были горы, уже укрытые густой темнотой, и Каспийское море, напоминавшее о себе легким запахом йода.
В Каспийском пограничном отряде нас принял его начальник, полковник Владимир Гонтарь. На следующий день мы собирались лететь вертолетом на остров Чечень — излюбленное место браконьеров, занимающихся нещадным выловом осетровых на Каспии. К сожалению, полет не удался из-за плотной пелены тумана. Тогда мы на «уазиках» вместе с начальником отряда выехали на заставу Сулак, что на полпути от Каспийска к Чечени. В дороге одна из наших машин глохнет — и неудивительно, ведь за последние три года защитники рубежей Отечества не получили от государства ни одного нового «уазика», ни одного нового бронетранспортера… Я вышел из машины и направился в степь, где паслась большая овечья отара, ведомая бесстрастными, серьезными козлами и подгоняемая мощными кавказскими овчарками. Пастух, сухощавый горец лет сорока в черной заношенной папахе, ловко гарцующий на своей небольшой лошаденке, приблизился и стал с любопытством оглядывать меня. Мы обменялись приветствиями, после чего он сказал, что сразу узнал во мне человека из Москвы. Завязалась беседа. Оказывается, Нурмагомед работает чабаном в близлежащем совхозе Новолакского района и получает в месяц за свою работу трех баранов. Правда, во время перегона отары плата увеличивается до пяти. А деньги? Денег он не видел очень давно. Окрестные совхозы и колхозы либо разорены, либо влачат жалкое существование. Пожаловался чабан и на местного хитрого волка, лихо таскающего овец и ягнят и ни разу не «проколовшегося». За его шкуру хозяйство обещало выдать премию в пять баранов. Прощаясь, горец живо улыбнулся мне и поскакал к медленно плывшей по степи отаре…
Вот, наконец, застава Сулак, прижатая к береговому песку. Ее начальник — старший лейтенант Олег Доронин, человек молодой, но уже удостоенный «Ордена Мужества». В начале года пограничный наряд этой заставы обнаружил рыболовецкое судно, с которого работники водной милиции Дагестана перегружали рыбу на «КамАЗ». Милиционеры рассказали пограничникам, что рыба была конфискована ими у браконьеров и теперь они намерены отвезти ее на рыбный завод.
Пограничники вызвались помочь сопроводить ценный груз. Когда завод был уже рядом, милиционеры вдруг заявили, что на завод не поедут и в услугах пограничников не нуждаются. Тогда ребята с заставы Сулак блокировали зарвавшихся «стражей порядка» и доложили о случившемся в отряд. Вскоре к пограничникам пришло подкрепление из Каспийска, разоружившее браконьеров из МВД. «КамАЗ» был препровожден в отряд, в нем оказалось семь тонн рыбы осетровых пород…
Олег спокоен и тверд, хотя сколько уже ему довелось выслушать в свой адрес угроз и запугиваний со стороны баронов рыбно-икорной мафии!
Что касается рыбно-икорной мафии, то она на Каспии — великая сила. Никто в Дагестане особо и не скрывает, что море поделили между собой мафиозные группировки: кизлярская, махачкалинская, избербашская и дербентская. С другой стороны, никто доподлинно не знает, что представляют из себя эти преступные сообщества. Ясно только: они почти неуловимы и действуют по всем законам тайного сообщества. А большинство браконьеров, которых задерживают пограничники, — обыкновенная слепая рабочая сила, ничего не ведающая о своих тайных хозяевах. В республике, где средняя зарплата составляет 150 рублей, а цены ненамного ниже московских, незаконный лов осетровых, пожалуй, единственный способ заработать на хлеб насущный. Дагестанская экономика на 80 процентов состоит из предприятий «оборонки», ныне пришедших в полный упадок. В последнее время воротилы рыбно-икорного бизнеса стали использовать наемных рыбаков и из стран ближнего зарубежья, о чем свидетельствует недавно задержанный МВД Дагестана и морской охраной ФПС России в море около Махачкалы сухогруз «Ниара», экипаж которого состоял по преимуществу из граждан Украины, а портом приписки оказался — Новороссийск. Одним словом, комар носа не подточит. На «Ниаре» удалось конфисковать двадцать тонн «красной рыбы» — так называют здесь осетровых.
За последние двадцать лет запас осетровых на Каспии сократился на… 90 процентов! Все рыборазводные заводы Дагестана, сосредоточенные главным образом в устье Терека, стоят — прекратилось искусственное воспроизводство «красной рыбы». Надеяться на естественное воспроизводство не приходится. Раньше, по рассказам местных жителей, осетра можно было поймать в 20−30 метрах от берега. Теперь необходимо выходить в море на расстояние 20−30 километров. В такой ситуации государство разрешает вылов в год всего 60 тонн осетровых — исключительно в научных целях. А вылавливается? Ныне во Франции магазины ломятся от черной икры… иранского производства, хотя Иран никогда раньше не числился среди ведущих производителей и экспортеров этого товара. Возникает вопрос: не является ли Иран просто перевалочным пунктом для российской черной икры и морепродуктов, добываемых браконьерскими сообществами?

Остров Чечень

На следующий день нам повезло. Мы прилетели на остров Чечень, отделенный небольшим проливом от Аграханского полуострова. Главная достопримечательность острова — величественный маяк, построенный англичанами в 1863 году. Смотритель маяка Николай Алексеевич Воржаков рассказал нам историю острова. Давным-давно остров был облюбован русскими старообрядцами-киржаками. А по-киржацки «чечень» означает корзину, наполненную осетриной. Поэтому никакого отношения к Чечне, как писали некоторые горе-историки, остров не имеет. Приблизительно в конце прошлого века на Чечень подались крестьяне центральных российских губерний, гонимые голодом. Многие из них попали в работники к домовитым «двуперстникам». С этими крестьянами пришел из Астрахани на Чечень и дед Николая Алексеевича Воржакова. В советское время на Чечени был совхоз, ныне он распался. Действует пока еще восьмилетняя школа. Островитяне, а их сто с лишним человек, практически брошены на произвол судьбы и занимаются тем, чем и многие жители Дагестана, — ловом осетровых. Глава администрации острова Валентина Ивановна Рогушова, местная, «чеченьская» уроженка, являясь одновременно и заместителем главы администрации одного из районов Махачкалы, бывает на острове нечасто — два, иногда три раза в месяц. Она привозит пенсию, пособия…
На маяк нас рассудительный смотритель не пустил — дескать, у нас нет допусков, да и вообще люди из другого ведомства. До сих пор этот объект принадлежит Министерству обороны России, а его смотритель получает довольствие и обмундирование матроса Военно-морского флота.
Временный пограничный пост на Чечени — два десятка солдат с офицером, две палатки на песке и чуть поодаль — вертолетная площадка. Начальник временного поста капитан В. Лифенцов жалуется, что на Чечени у пограничников нет элементарных техсредств. «Если в ширину остров пять километров, то в длину аж тридцать. Мы просто не в силах его без техники нормально контролировать». От себя добавим: на острове раздолье браконьерам будет до тех пор, пока не обеспечат наших пограничников всем необходимым, начиная от автомобилей и заканчивая скоростными катерами.

Муфтий Дагестана

В духовном управлении мусульман Дагестана нас принял его глава — муфтий Саид Мухаммед Абу-Бакар. Говоря о состоянии умов в республике, он подчеркнул, что Россия должна поддерживать на Кавказе традиционный здоровый ислам в противовес распространяющемуся сегодня при содействии некоторых западных спецслужб ваххабизму. Считая себя ортодоксальными му-сульманами, ваххабиты не признают пророков и отрицают многие предания ислама. Влиятельный чеченский полевой командир Хаттаб (гражданин Иордании, майор иорданской разведки) — один из главных «бойцов» ваххабизма на Северном Кавказе. Часто «гостит» в Дагестане в принявших ваххабизм селениях Карамахи, Кадар и Чабанмахи. По мнению муфтия, криминализация республики нарастает. Обнадеживает то, что пограничникам должны вскоре передать органы и средства рыбоохраны (передача ФПС рыбоохраны Дагестана тянется до сих пор). Теперь надежда только на них, ведь местные власти не смогли навести порядок на берегах Каспия. Муфтий заметил, что мир в Дагестане сохраняется во многом благодаря приверженности народа и духовенства суфийскому исламу…
Не прошло и года после нашей беседы, как пластиковая мина-ловушка, прикрепленная к днищу «Волги», оборвала жизнь ревнителя суфийского кавказского ислама. Недавно в Махачкале по подозрению в убийстве муфтия был задержан тайный ваххабит Джебал Гаджибеков. Болью в сердце отдаются слова ныне покойного главы мусульман Дагестана, сказанные нам на прощанье: «Дагестан добровольно не входил в состав России, но и выходить из нее добровольно не собирается».

Исламский радикализм

Политизация ислама в республике явно идет по нарастающей (речь не только о ваххабизме). Лояльное федеральным и республиканским властям мусульманское духовенство изрядно встревожено опасностью религиозного радикализма. Светские исламские политические организации, группирующиеся вокруг газет «Знамя ислама» и «Зов предков», призывают к созданию единой кавказской мусульманской нации от Каспийского до Черного моря. Не случайно в конце прошлого года Махачкалу посетил Луис Фарахан — лидер радикальной американской организации «Нация ислама», объединяющей негров-мусульман. Правда, власти своевременно позаботились о выдворении из республики неистовствующего исламиста. Но не только Фарахан твердит о «нации ислама"… Распространявшаяся недавно в Соборной мечети Махачкалы книга «Армия имама», изданная, кстати, на Украине, проникнута тем же духом. Конечно, единство северокавказских мусульман — пока политическая химера, однако за ней проступают общие контуры «мусульманского буфера» Европы, объединенного идеей «единой исламской нации» от Боснии через Албанию, Косово, Македонию, Родоп на Балканах до Северного Кавказа в России. По замыслу ревнителей создания исламистского государства на Кавказе новое образование должно включить Дагестан, Чечню, Кабардино-Балкарию, Карачаево-Черкессию и Адыгею. К сожалению, мусульманский фундаментализм сегодня распространяется и в традиционно дружественной России христианской Северной Осетии. Только слепой может не заметить, что предполагаемый «буфер» пересекает пути транспортировки нефти из Азии в Европу. Парадоксальность ситуации заключается в том, что языком межнационального общения в гипотетическом кавказском государстве мусульманской нации будет русский (вряд ли за короткое время представители десятков народов овладеют арабским или турецким языком).

Дербент и его окрестности

Наверно, по традициям и колориту самый «восточный» город в Дагестане — Дербент, история которого насчитывает пять тысяч лет. До границы с Азербайджаном отсюда рукой подать — пятьдесят километров. Когда-то Дербент был северным форпостом Ширваншахов, а значит — иранской мусульманской культуры. Если в окрестностях Дербента проживают по большей части лезгины, то в самом городе население очень пестрое. Здесь издавна селились персы (иранцы), арабы, татары, армяне. До недавнего времени половину жителей Дербента составляли горские евреи. В 1991 году их было пятьдесят тысяч. Сегодня осталось три тысячи, да и то в основном старики. Главная достопримечательность Дербента — неприступная крепость Нарын-Кала, изве-стная еще со времен Александра Македонского. Один из немногих русских следов в Дербенте — построенная в середине прошлого века на территории крепости Нарын-Кала офицерская гаупт-вахта, где сегодня разместились музей и весьма дорогой по местным меркам ресторан. Единственный христианский памятник Дербента — древний армяно-григорианский собор, ныне пустующий (крестов на его куполе нет). В строгом ирано-мусульманском квартале города, примыкающем к крепостной стене, мы попытались сфотографировать девушку, идущую с кувшином на голове к источнику. Местный милиционер лезгин нас предупредил, что этого делать не стоит, — жители квартала могут нас не понять. Но, несмотря на строгости, определяемые стародавней мусульманской шиитской традицией, Дербент считается самым пророссийским городом в Дагестане. Террористическая эпидемия, поразившая весь Дагестан, его пока миновала. Там, где речка Губс впадает в Лабу, мой прапрадед, кубанский казак-линеец, лежа летней ночью на телеге, глядел на Млечный Путь и, показывая рукой направо, говорил своим сыновьям: «Идите по звездам так, а там и до Дербента дойдете». Тогда на весь Кавказ славились дербентские ярмарки и базары, а казаки ездили в Дербент за отменными дагестанскими бурками и кинжалами.
Дербентский пограничный отряд — последний рубеж России на Кавказе. Его личный состав охраняет границу с Азербайджаном на участке общей протяженностью в 110 километров. Конечно, сложно прикрывать такой неспокойный участок подразделением, насчитывающим всего около полутора тысяч человек. Да и граница России с Азербайджаном прошла «по живому», разделив единый лезгинский народ на две части. Большая проживает теперь в Азербайджане, меньшая — в Дагестане. Когда-то на территории Северного Азербайджана и Южного Дагестана существовало процветающее государство лезгин Кавказская Албания (не путать с Албанией Балканской), принявшая в VII веке христианство от Византии и Сирии. В VIII и IX веках Албания с юга подверглась вторжению «черных арабов», которые ее опустошили, многих лезгин-христиан угнали в полон, предали поруганию древние христианские святыни. Архиепископ-католикос и этнарх Албании Виро был заживо разорван на части, народ утратил свою древнюю письменность (от нее остались только две буквы) — так происходило обращение в ислам жителей древнего Лезгистана. Лезгины, живущие в Дербенте, мне рассказывали, что на севере Азербайджана еще высятся остатки древних христианских базилик Албании и стоят высеченные в скалах кресты, подобные армянским хачкарам, которым втайне поклонялись их отцы и деды, — столь глубоки были корни христианства.
На протяжении последних лет лезгинское национальное движение «Садвал» («Единство») выступало против установления границы между Азербайджаном и Россией. Главная цель, которую преследовало движение, это создание в составе России территориально-культурной автономии Лезгистан с последующей реформой государственного устройства Дагестана и преобразованием его в Дагестанскую Федерацию. Идея образования Дагестанской Федерации особенно эффективно используется врагами нынешнего руководства Дагестана и России, что показали недавние заявления Шамиля Басаева с предложением создания Федерации Чечни и Дагестана и с призывом к походу на Махачкалу жителей Хасавюртовского и Кизилюртовского районов. За этими планами и действиями уже вполне проглядывают контуры «государства кавказской мусульманской нации».
Между тем само название республики — Дагестан — не имеет отношения ни к исламу, ни к одному из живущих здесь народов, оно переводится как «страна гор». Как справедливо заметил Р. Абдулатипов, многонациональный Дагестан — ключ к Кавказу.
И от того, насколько Россия сохранит и укрепит свое влияние в нем, будет зависеть и судьба всего Кавказа, и судьба России. Пока еще на дагестанских рубежах стоят наши пограничники. Что дальше?