В 1898 году МХТ открылся пьесой А. Толстого «Царь Федор Иоанович»
На рубеже XIX-ХХ веков первопрестольная наша столица славилась, наряду с другими достопримечательностями, первоклассными ресторанами. В числе самых знаменитых, таких, как «Стрельна» и «Яр», был ресторан «Славянский базар» при гостинице с тем же названием. Каждый из них имел свое лицо и своих посетителей, а последний считался как бы серьезнее, основательнее других. Гостиница «Славянский базар» слыла не просто первоклассной, но также строгой и скромной. В ней останавливались персонажи романов Л.Н.Толстого и повестей А.П.Чехова, а ресторан при ней предпочитали всем остальным артисты Малого театра. Бывал в нем и знаменитый актер и режиссер В.И.Немирович-Данченко, чья жизнь и творчество неразрывно связаны с рождением Московского Художественного театра. В книге воспоминаний об этом Владимир Иванович позднее напишет: «Я послал еще письмо Константину Сергеевичу Алексееву. Короткое письмо, в котором писал, что хотел бы поговорить с ним на тему, которая, может быть, его заинтересует, и что я буду в Москве 21 июня». Вскоре Немирович-Данченко получает телеграмму от своего адресата, и эта быстрота ответа обнадеживала. «Очень рад, буду ждать вас 21 июня в 2 часа в «Славянском базаре». Приехав в Москву и встретившись с управляющим московскими театрами, Немирович-Данченко сказал ему: «А знаете, я сейчас иду на свидание с Алексеевым-Станиславским. Хочу предложить ему открывать новый театр». В назначенный час в кабинете «Славянского базара» встретились двое горевших замыслом открыть в Москве принципиально новый театр. Говорили много, но споров не было. Один из собеседников, инициатор встречи, уже познал вкус сценической славы, второй на театральных подмостках был пока еще новичок. Впрочем, новичок особенный. Он был, так сказать, любитель, не состоявший ни на какой театральной службе и не связанный ни с одним известным театром. В это время Алексеев (сценическое имя Станиславский) увлекался любительской сценой и был одним из директоров фабрики «Алексеевы и К0». Многочасовые переговоры в «Славянском базаре» обоих изрядно утомили, и под конец беседы, вечером, Константин Сергеевич предложил продолжить разговор о новом театре на его даче в Любимовке, а потом там и заночевать. Вопрос о репертуаре в памятной беседе на даче в Любимовке был одним из основных. Ранее в письме к Станиславскому В.И.Немирович-Данченко уже наметил ориентиры новой репертуарной политики: «Хороший театр должен ставить или такие пьесы из классических, в которых отражаются благороднейшие современные идеи, или такие из современных, в которых теперешняя жизнь выражается в художественной форме». Обсуждался вопрос о постановке в качестве премьеры чеховской «Чайки». Она была из категории современных пьес, но ее постановка на сцене императорских театров в Санкт-Петербурге ознаменовалась громким провалом. Громадный неуспех «Чайки» на столичной сцене Антон Павлович остро переживал, и свои переживания и недоумения он недвусмысленно выразил в письме к Немировичу-Данченко: «Виноваты ты и Сумбатов: так как это вы подбили меня писать пьесу». В другом письме на эту же тему Чехов писал: «Никогда я не буду пьес этих ни писать, ни ставить, если даже проживу семьсот лет». К несчастью, долгих лет жизни Антону Павловичу отпущено не было, по-иному же сложилась судьба его рассказов, повестей и пьес, а поначалу отвергнутая зрителем пьеса «Чайка» заняла затем одно из главных мест в репертуаре МХАТа, стала символом и эмблемой знаменитого театра, о чем знает каждый. Но тогда петербургский конфуз спектакля настораживал, и от его новой постановки решили на время отказаться. В отсутствие современной пьесы Немирович-Данченко и Станиславский решили обратиться к классическому наследию А.К.Толстого, точнее — ко второй части его драматической трилогии «Царь Федор Иоаннович». К.С.Станиславский специально выезжает в старые русские города, дабы проникнуться жизнью героев пьесы, интенсивно готовится к постановке. 14 октября 1898 года спектаклем «Царь Федор Иоаннович» по пьесе А.К.Толстого открылся Московский Художественный театр. Успех был громадный. Все сходились во мнении, что русская сцена не знала еще такой новизны и выразительности постановочных приемов, спаянности и гармоничности игры всего актерского коллектива, такого слияния с драматургией пьесы, которого редко добивались в русском театре. По иронии судьбы вторая часть трилогии А.К.Толстого «Царь Федор», самая любимая автором, 30 лет оставалась под цензурным запретом. Один из членов цензурного комитета, Ф.М.Толстой, отвергая пьесу как неугодную для постановки на сцене императорских театров, заметил: «Зрелище скудоумия и беспомощной слабости венценосца может производить потрясающее и неблагоприятное впечатление». После такого рода заключения судьба пьесы была предоставлена на усмотрение министра внутренних дел А.Е.Тимашева, не раз осмеянного А.К.Толстым в сатирических стихах. И тот не замедлил наложить следующую резолюцию: «Нахожу произведение графа Толстого «Федор Иоаннович» в настоящее время, в настоящем виде не совершенным для сцены. Личность царя изображена так, что некоторые места пьесы неминуемо породят в публике самый неприличный хохот». Вообще, по канонам того времени при постановке исторических пьес театрам приходилось считаться со всевозможными цензурными ограничениями — не слишком резко судить поведение царствующей особы, не выносить на подмостки иконы и т. д. Это неизбежно сказывалось на качестве спектакля. В этой связи нельзя не напомнить об одном существенном обстоятельстве, прямо и косвенно способствующем постановке «Федора Иоанновича», а именно снятии цензурного запрета на пьесу. Произошло это в самом конце XIX века благодаря стараниям и уму знаменитого в свое время русского журналиста и театрального деятеля Суворина, чьим именем в С.-Петербурге когда-то именовался театр на Фонтанке (бывший БДТ имени Горького, ныне БДТ Товстоногова). Потребовались немалые смелость и энтузиазм руководителей нового театра, взявших для открытия пьесу Толстого. В постановке «Царя Федора» на мхатовской сцене в известной степени переосмысливалось содержание пьесы: основой новых подходов к постановке спектакля стало углубление психологического исследования образа царя Федора и большой размах сцен народной жизни. К.С.Станиславский идею пьесы органично переводит в план народной, национальной трагедии. «В «Царе Федоре», — писал он, — главное действующее лицо — русский народ, страдающий народ…» Перед началом первого спектакля неожиданно встал вопрос об исполнителе главной роли. Обстоятельства сложились так, что одновременно на роль Федора готовили двух актеров: одного со стороны Станиславского, а другого — со стороны Немировича-Данченко. Буквально за несколько дней до открытия театра К.С.Станиславский решил побывать на репетиции молодого актера И.М.Москвина, которого готовил на главную роль В.И.Немирович-Данченко. Игра Москвина долго и основательно обсуждалась Станиславским и Немировичем-Данченко. Москвин получил роль царя Федора по настоянию Владимира Ивановича, хорошо знавшего творческие возможности артиста. После первого спектакля, как вспоминает Немирович-Данченко, «Москвин, которого еще вчера никто не знал, на другой день проснулся знаменитым». Молодые актеры только что созданного театра взвалили на свои плечи большую ответственность, отступив от традиционных решений «костюмно-исторической» пьесы, разрабатывая свои роли-характеры в плане углубленного психологизма, который доныне остается основой исполнительской школы Художественного театра. И первым здесь был, конечно же, Иван Михайлович Москвин в роли царя Федора. Своей игрой он опасно сближал царя с народом, в меру опрощая его облик, был по-детски беспомощным, робким отроком, власть которому была не по силам. Его «царек-мужичок» потрясал зрительный зал исступленной, звенящей жаждой добра и справедливости после стольких лет жестокого непорядка в царствование его родителя Ивана Васильевича, воистину грозного царя. Москвин своей игрой утверждал «высшую правоту» и стойкость сердечной веры царя Федора — и тут же останавливался в трагическом недоумении перед мнимым бессилием добра. Доброта не годилась, не все ее понимали. «Хороший человек для всех — плохой человек», — такой смысл вкладывал в доброту царя Федора автор пьесы А.К.Толстой. Достойной партнершей Москвина по спектаклю была О. Книппер-Чехова, игравшая царицу Ирину преданной, любящей, кроткой женщиной, но одновременно сильной и отважной союзницей. Исполнительский ансамбль первого спектакля МХАТа составили А.Л.Вишневский (Борис Годунов), В.В.Лужский (Иван Шуйский), В.Э.Мейерхольд (Василий Шуйский), С.Н.Судьбинин (князь Мстиславский). В последующие годы многие выдающиеся актеры МХАТа прошли через этот спектакль, ставший школой актерского мастерства. Царя Федора играли В.И.Качалов, Н.П.Хмелев, Б.Г.Добронравов. Сорок с лишним лет шел этот спектакль на сцене Художественного театра. Артистам аплодировали зрители многих стран мира. К шестисотому спектаклю «Царя Федора» К.С.Станиславский послал Москвину следующее письмо: «Милый и дорогой Иван Михайлович! Играть в течение многих лет эпизодическую роль — большой труд, но играть такую роль, как Федора, в течение стольких же лет, с таким темпераментом и нутром, отдавая всего себя роли, — это есть потрясение. Шестьсот таких потрясений создают подвиг. Вы преодолели такой подвиг. Он помог созданию славы Художественного театра». В 1899 году театр снова обращается к драматургии А.К.Толстого: второй свой сезон МХАТ открывал постановкой трагедии «Смерть Иоанна Грозного». И здесь К.С.Станиславский — режиссер спектакля и исполнитель заглавной роли — видел не столько трагедию царя, сколько трагедию народа и потому заметно снижал величие образа Грозного, иногда изображая его в манере психологической сатиры. Режиссеру была важна мысль, что правление Грозного держится уже не столько силой самого царя, сколько привычным холопством бояр и слуг. Сто лет тому назад, на заре существования театра, пьесы А.К.Толстого помогли Художественному театру заговорить о главной проблеме времени, вечной для России: «Кто виноват?» и «Что делать?» Сегодня, по прошествии века, снова так же остро стоит проблема страдающего народа, равно как и проблема власти. К сожалению, этих судьбоносных вопросов не слышит современный зритель МХАТа. Пьес Толстого просто нет в репертуаре расколовшегося надвое, некогда единого театра. А между тем и сегодня в пьесах А.К.Толстого есть над чем задуматься. Тому подтверждение — финал спектакля «Царь Федор». Борис Годунов сообщает царю Федору: «…Хан идет. Через несколько часов его полки Москву обложат». В Кремле тревога, повсюду слышен звон колоколов и звуки труб. Все куда-то убегают. На ступеньках Успенского собора только Федор с царицей Ириной и нищие. Полные слез глаза Федора смотрят в зал, он в отчаянии от невозможности что-либо изменить не только в делах государства, но и в своей судьбе. Ведь он «последний в роде», и венец наследный некому будет передать, а это значит «на Руси начнутся разрухи, смуты, разоренье царству…» Вот что тревожило Федора, когда конь под ним вздыбился… Красный Рог
