Константин и Ольга Веригины

В мае 1997 года Ялту впервые посетила группа
потомков эмиграции первой волны. Были среди них
Николай Алексеевич Можайский и Ирина
Константиновна Веригина-Бизе. Они рассказали нам
о прошлом старинной русской фамилии Веригиных.

В XIX веке Веригины служили на флоте и в армии.
Основатель интересующей нас ветви — Константин
Михайлович (1813−1882) был женат на Марии Ивановне
Похвисневой (1836−1896) и через нее породнился с
известными в России семействами Татищевых,
Нарышкиных, Кологривовых, Челищевых, Огаревых.

Как выразилась одна из представительниц рода,
«женщины в нашей семье как будто сильнее
мужчин», они единолично решали судьбу детей,
сами выбирали им мужей и жен. Это правило дерзко
нарушил поручик лейб-гвардии гусарского полка
Михаил Константинович Веригин (1870−1911), женившись
по страстной любви на красавице цыганке Домне
Алексеевне Мосальской (1872−1960) — солистке
знаменитого петербургского хора Шишкина. После
этого Михаил Константинович был вынужден уйти в
отставку.

На генеральном плане Ялты 1905 года на углу
Чукурларской и Николаевской улиц отмечен
земельный участок под. 225, приобретенный в самом
начале столетия на имя Д.А.Веригиной. Через
несколько лет тут стоял нарядный двухэтажный дом
с башенкой, позднее прозванный «теремком».
Автором проекта являлся Л.Н.Шаповалов, один из
самых известных архитекторов Крыма, построивший
Белую дачу для А.П.Чехова. Сохранилось описание
четырнадцати комнат. Кабинет и спальня главы
семьи располагались на первом этаже. На втором
находились столовая, гостиная, детские комнаты.
«Окна были очень большие, двойные,
пропускающие огромное количество света».
Богатым убранством отличался кабинет хозяина
дома. Тут стояли «шкафы, полные книг, большею
частью в старинных кожаных переплетах,
темно-красные шторы, мягкая мебель, толстый ковер
во всю комнату, картины, гравюры, фотографии по
стенам, бронза на столах и бюро». Некоторые из
этих вещей сейчас находятся в собрании
Севастопольского художественного музея. В
экспозиции можно увидеть комплект часов и ваз
севрской мануфактуры XIX века; живописные полотна
«Парусные лодки» Виллена ван де Вельде и
«Меркурий и Аргус» К. Хольстейна содержатся в
фондах, периодически появляясь на выставках.

Все в доме любили цветы, сами сажали их в саду. В
комнатах постоянно зимой и летом стояли
роскошные букеты. В атмосфере, где отец,
«избалованный жизнью и, главное, разнообразием
дарований, которыми природа его одарила», а
мать, «как только она начинала петь, казалась
вышедшей из другого высшего мира»,
воспитывалось трое детей Веригиных: Константин
(1899−1982), Михаил (1903−1943), Ольга (родилась в 1903).

Мальчики посещали Александровскую гимназию,
Ольга училась в частной гимназии госпожи
В.К.Фьерфор и дополнительно занималась с Еленой
Сергеевной Ляминой, двоюродной сестрой поэта
М.Волошина. Главным любимцем матери считался
Михаил, «всего более на нее похожий и лицом и
способностями. Он единственный унаследовал
голос, музыкальность и крепкое здоровье
матери». Обращала на себя внимание и Ольга.
«К пяти годам она как-то сама выучилась читать
и писать, а музыкальность в восприятии слов и
рифмованной речи была у нее развита
необычайно».

Не будь революции, карьера старшего сына —
Константина сложилась бы так же, как у его
предков, то есть на военном поприще. Однако,
оказавшись во Франции, он закончил химический
факультет Католического университета города
Лилля, добился успехов в парфюмерной
промышленности Франции, участвуя в создании
изысканнейшей серии духов «Шанель».
К.Веригин даже избирался Председателем
ассоциации французских парфюмеров. Он оставил
воспоминания, которые благодаря усилиям дочери
Ирины увидели свет в России в московском
издательстве «Клеограф» в 1996 году.

Первые главы этой книги с многозначительным
названием «Благоуханность» посвящены жизни
автора и его семьи на родине. Естественно, что тут
Ялта занимает главное место. Дыхание сосновых
горных лесов и морских бризов, пряный аромат
цветущих ялтинских садов и парков, запах отчего
дома и магия девичьих духов на гимназическом
балу — вот та атмосфера, в которой прошло
счастливое детство К. Веригина, оставившее
неизгладимый след в его жизни. Определяя запах
как эстетическую категорию, он писал:
«Действие аромата на человеческий организм
сложно и многообразно, но особенно способствует
полету фантазии. Если же переживаемый момент сам
по себе полон яркости, то обрамленный ароматом,
он особенно сильно запечатлевается в памяти».
Вот так, в «обрамлении аромата» воскресают
картинки беззаботной Ялты предреволюционной
эпохи, ее повседневного быта. Со страниц книги
встают перед нами многие известные и забытые
люди.

Наиболее близкими к Веригиным были дети их
родственников Нечаевых и Носильцевых. Их
великолепный дворец, построенный О. Вегенером в
1902 году, по праву считался, да и остается сейчас
одним из лучших в Ялте. Сюда обычно направлялись
после пасхального ночного бдения члены обоих
семейств. Одна из лучших страниц книги посвящена
описанию торжественного наряда благоухающего
пасхального стола: «Посреди стола возвышался
огромный кулич-баба с сахарным барашком и
хоругвью над ним. С обеих сторон от кулича
блестели груды веселых яиц всех оттенков и
красок. На углах стола стояли куличи поменьше и
четыре творожные пасхи — заварная, сырная,
шоколадная и фисташковая, чудесного
светло-зеленого цвета».

Ялтинских краеведов, несомненно, привлечет
описание некогда известного, а сейчас
пребывающего в запустении дома княгини
Багратион. Старшая из сестер, Елизавета,
«деятельная, умная, горячая, прошедшая всю
войну 1914−1918 годов на передовых позициях сестрой
милосердия, отдавала всю свою жизнь больным и
несчастным». Жили они в непосредственной
близости от Веригиных. Дети часто бывали в доме
княгини, хорошо запомнили «большую желтую
гостиную с цельным окном во всю стену, выходящим
на море, с родовыми портретами в золоченых рамах,
среди которых выделялся своей работой портрет их
деда, генерала князя Багратиона, героя войны 1812
года». Михаилу Веригину, оставшемуся в Ялте при
красных, именно здесь помогали выжить в годы
репрессий.

«Совсем исключительное место среди моих
знакомых и друзей занимала семья Мещеряковых, —
вспоминает К.Веригин.- Самым выдающимся был
старший из братьев, Александр, человек высокой
души, светлого ума, обладавший абсолютной
памятью». Это редкое свидетельство об
А.Д.Мещерякове, ставшем мужем Екатерины де
Куртен, бывшей ялтинской гимназистки и будущей
основательницы знаменитого русского монастыря
во имя Покрова Пресвятые Богородицы в Бюсси-ан-От
во Франции (там нашел упокоение И.С.Шмелев).

Вторая часть книги повествует о жизни К. Веригина
за границей, о годах учения в институте и начале
работы в парфюмерной промышленности, о встречах
со старыми русскими друзьями и знакомстве с
новыми. Учителем Константина Михайловича был
величайший парфюмер Франции Эрнест Бо, который,
оказывается, родился в Москве. «Даже будучи
патриотом Франции, он сумел сохранить на всю
жизнь пламенную любовь к императорской России
своего детства и юности».

Казалось, Ялта ушла в далекое прошлое. И все же
образ любимого города нет-нет да и прорывается
сквозь дымку воспоминаний. Вот он цитирует,
например, строки стихов друга юности, никому
неизвестного А.Д.Мещерякова:

Страшно жить, томясь всечасно той мучительной
загадкой,

Интуицией тяжелой и гнетущей, как судьба, —

Что под маской херувима ясно виден облик гадкий,

Под личиной господина — сущность жалкого раба!

Вот, пожалуй, и все, что осталось от творчества
того, кого знали и любили в Ялте. Если найдется
человек, который сумеет дополнить биографию
Мещерякова, заранее ему благодарны. Всю свою
сознательную жизнь вела дневники Ольга
Михайловна Веригина. Впоследствии для детей и
внуков она отобрала лишь то, что считала
достойным внимания, в первую очередь записи 1916−1925
годов. Получились три тетради машинописного
текста. Из них одна — ялтинская. Начинается она
исповедью тринадцатилетней девочки, пытающейся
«в себе разобраться» и «работать над
собой». С одной стороны, вспыльчивость,
несдержанность, гордость, с другой — вера,
богомольность и незлопамятность, да еще любовь к
России и к русским. Стремление заглянуть в себя,
постоянная самооценка проходят через весь
дневник.

Тем интереснее наблюдать, как день ото дня
формируется характер девушки, оказавшейся волею
судьбы в центре водоворота исторических событий.
Сначала их отголоски только фон среди
гимназических и семейных впечатлений. Между тем
обстановка в городе становится все более
напряженной и личные переживания отходят на
второй план. Дневник это фиксирует. 17 мая 1917 года
«из Севастополя приехали в Ялту солдаты и
моряки делать обыск у членов царской семьи и
местных „аристократов“. Они были у В.К.Ксении
Александровны, у Поповых (предводитель
дворянства), еще у кого-то. На следующий день, в 7
вечера, пришли и к нам и остались до 10-го часа».
Эта часть записей особенно интересна, так как
дополняет и уточняет конкретными деталями те
исторические дни 17 января 1918 года: «Встретили
мы Новый год у В.В.Коншина. Нас было 20 человек за
пятью столиками. Всю ночь пел Вертинский. Именины
мамы тоже прошли хорошо. Но 9-го, вместо занятий,
начались беспорядки. Из Севастополя пришли
большевики и стали сражаться с Крымским конным
полком и татарами. После подошли офицеры из
Симферополя. Матросы стреляли по городу с
миноносца, на улицах шла ружейная перестрелка,
красноармейцы ловили офицеров, расстреливали,
бросали с мола в море. С 14 января начались обыски,
похожие на грабеж. 16-го к нам приходили 6 раз.
Матросы взяли у нас все охотничьи ружья и сабли…
Уже больше недели я сплю почти одетой». Далее
записи в дневнике прерываются, потому что
«пришлось на три месяца запрятать дневник»,
опять обыски, аресты, убийства знакомых офицеров
— князя Бориса Мещерского, Вл. Иванова-Дивова.
Бывшие гимназисты становятся юнкерами, многие
гибнут. 26 марта 1919 года Ольга видит, что в городе
началась паника. «Власти уезжают. Ждут
большевиков. Члены Царской семьи уходят на
английском дредноуте. Другие на транспортах».

Вместе с ними уезжают Веригины. Сначала был
Константинополь, потом Мальта, встреча с
императрицей Марией Федоровной… И опять Ялта. 4
сентября 1919 года пароход подошел к берегам Крыма.
Жизнь как будто вошла в привычное русло. Утром
гимназия. Вечером прогулки. Почти ежедневно в
доме. 16 по Николаевской улице принимают гостей,
слушают музыку, читают вслух. Часто приходит
А.Д.Мещеряков. Ольга записывает свои и чужие
стихи, среди них — Волошина:

Мне так радостно и ново

Все обычное для Вас —

Я люблю обманность слова

И прозрачность ваших глаз…

«Размеренные часы. Уроки. Чтенье. Вечерни в
соборе с Наташей С. Полу-молитвенное,
полу-учебное настроение. Все хорошо…»

2 ноября 1920 года стояла «тихая, ясная погода,
которою так часто балует нас наша крымская осень
и которая совершенно незнакома на севере». От
причала один за другим отшвартовывались
последние пароходы — «Св.Георгий
Победоносец», за ним «Крым» с солдатами
корпуса генерала Барбовича. На нем — семья
Веригиных. «Прощай, Россия», — тихо говорит
какой-то невзрачный солдатик, и в тревожном
молчании его слова служат сигналом: дружно
сползают шапки с голов. По лицам катятся крупные
слезы. Все сердца слились в одно, и с одной
стороны парохода грустно раздается «Боже, царя
храни"… Одна за другой поднимаются грубые и
тонкие руки и творят крестное знамение — разве
гимн не молитва? Разве одно слово — Царь — не
святыня?.. Из города доносится громкий звон
колоколов. Все оставшиеся друзья и родные в
церкви…»

Вторая и третья тетради дневников за 1920−1925 годы
написаны в эмиграции в Сербии. Ольга Веригина
одной из первых вошла в ряды русского
христианского студенческого движения. Вместе с
ней там были многие ялтинцы, как, например, Юлия и
Екатерина Рейтлингер, Александра Оболенская и
Наталья Сабурова, Мария и Татьяна Клепины. На
формирование ее внутреннего мира оказала
влияние семья богослова и философа Н.Н.Зернова,
организатор Движения, будущий автор «Истории и
философии» В.В.Зеньковский. Момент аскезы,
характерный для русской молодежи за рубежом,
особенно остро переживался в период раскола
Движения в 1925 году, когда многие девушки и юноши
ушли путем монашеского и церковного служения
Православию, а другие — в семейную жизнь. 14/27
ноября 1925 года отец Сергий Булгаков, чьей второй
родиной была та же Ялта, обвенчал Ольгу Веригину
с Алексеем Николаевичем Можайским в Сергиевском
подворье в Париже. Жениха благословил его
дядюшка — знаменитый философ Николай Бердяев.

С рождением одного за другим троих детей молодая
мать полностью отдалась их воспитанию. Но
никогда не переставала писать стихи, сказки.
Когда поселилась в Бюсси-ан-От, рядом с женским
Покровским монастырем, много и с любовью
занималась садом, постоянно вышивала, считая
вышивание особым духовным послушанием. Теперь ее
шитье украшает православные монастыри и храмы,
где молятся вдали от родины русские люди, «в
рассеянии пребывающие».

Пусть, словно дальние звоны

В сердце молитву неся,

Все плащаницы, иконы

Напоминают меня.

Из ее стихотворений, очень личных, исповедальных,
немногие были опубликованы. Исключение
составляют «Сказки», вышедшие маленькой
книжицей. Будем надеяться, творчество Ольги
Веригиной в конце концов найдет своего читателя
в России. В том числе и стихотворения,
посвященные Ялте, ибо куда бы ни забрасывала ее
судьба, везде и всегда с нею был ее светлый град,
«детство золотое на пройденном пути», где
«песни матери и брата, звучащие вдали. Сияние
скрытого заката за круглым Могоби», где
произносят это странно звучащее, из языка птиц
извлеченное, слово «Чукурлар». «И видят,
засыпая, дальние края, где некогда, играя, мечтала
тоже я». Уже давно разрушен дом, и в самой Ялте
мало кто помнит о Веригиных, но звучат эти строки:

Стрелою кипарисы

Взметнулись в небеса,

Чуть теплится ирисом

Морская полоса.

Оттенками опала

Родной сияет дом,

И, просто, не бывало

Все бывшее потом.

Любовь к Ялте перейдет у Ольги Веригиной в
чувство особой привязанности к друзьям, учителям
и наставникам, кто «в детстве казался
столпами».

В Сербии она часто вспоминала скромную
плещеевскую церковь в Ялте, где молилась
девочкой, пыталась восстановить образы ушедших
из жизни людей, среди них А.Д.Мещерякова, «его
высокую фигуру, бледное, худое лицо, длинную шею в
высоком воротничке студенческого мундира и
сухие тонкие руки с коротко обрезанными ногтями
[…] синие глаза с каким-то своим особенным
выражением». А в конце добавит очень важное для
себя: «Изучивши и буддизм и теософию, он стал
строго православным, и одной лишь своей фразой,
чуть ли не случайной, направил и меня в сторону
церкви». Одно из самых проникновенных
стихотворений Ольги Веригиной посвящено матери
Евдокии:

Я все чаще гляжу на зеленый рассвет

Между сосен, у синего моря,

С тихой мыслью о том, что прошедшего нет

И не будет грядущего вскоре…

Алупка