Берег Ифигении

Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья…
А.С.Пушкин

Путешественнику конца ХХ века, проезжающему по скоростной автостраде вдоль застроенного Южного берега Крыма, трудно представить, что двадцать пять столетий назад здешние места были дикими и непроходимыми. И все же это была целая страна, занимавшая горную часть полуострова и носившая славное громкое имя, в Древней Греции знакомое каждому, — так популярен был у эллинов миф о Троянском походе и его бессмертных героях: Агамемноне, Ахилле, Аяксе, Одиссее…
Таврика!
Древние мореплаватели держались подальше от ее южного побережья, ощетинившегося скалами, одетого густыми горными лесами. Эллины, народ отчаянный и бесстрашный, привыкший бояться не столько людей, сколько богов, — для них эти берега были запретными. Здесь, под именем Девы повелевала таврским народом грозная богиня Артемида. Сильна была вера в то, что ни один эллин, ступивший хотя бы случайно на негостеприимный берег и попавший в руки варваров, не вернется назад. Судьба несчастного с этой минуты становилась подвластной неукротимой божественной воле — сложить голову на алтаре посвященного Деве таврского храма.
Когда цари Эллады собрались вместе, чтобы отомстить троянцам за вероломное похищение Елены, они долго не могли отплыть от своих берегов из-за встречного ветра. Божественные силы явно препятствовали предстоящему походу. Начиналась война, страшная и жестокая, с неизбежными многочисленными жертвами. Артемида не желала в то время кровопролития и с негодованием взирала на военные приготовления греков. Чтобы повлиять на ее божественную волю, эллинам необходимо было принести очень значимую искупительную жертву. Выбор пал на Ифигению, дочь микенского царя Агамемнона. Предводитель греков в грядущем походе, он сам должен был исполнить жестокий ритуал.
Тридцать два века спустя после событий, некогда потрясших эллинский мир, трудно представить, чтобы молоденькая девушка согласилась, добровольно и осознанно, стать жертвой жуткого обряда. Но таковы были реалии далекой эпохи — религиозные верования лежали в основе культуры, а строгое следование их нормам составляло главное содержание общественной морали.
В древнейшем, изначальном варианте мифа Ифигения погибает на жертвенном костре, становясь залогом будущей победы своего народа над врагом; в более поздних его версиях Артемида дарует Ифигении божественное бессмертие — как божество ее почитают уже в VIII веке до нашей эры. В те героические, но жестокие времена превыше всего ценилась доблесть, способность к самоотречению во имя чувства долга. Не за эти ли свойства, удивительные для юного существа, народное сознание возвело Ифигению на божественный пьедестал?
Не так уж важно, была ли Ифигения личностью исторической или этот персонаж — плод людского вымысла. Существовал какой-то его реальный прообраз, навеки запечатленный в народной памяти. Гомер в «Илиаде» говорит о трех дочерях Агамемнона, младшую из которых звали Ифианасса. Античные авторы считали, что это очень ранний, архаичный вариант имени Ифигения.
Ифигения и ее культ первоначально не были связаны с Таврикой, и прошло немало времени, прежде чем юг полуострова стал берегом Ифигении. В конце концов здесь греки решили поселить свою новую богиню, благо тавры были для них вполне мифическим народом, наряду с пигмеями, амазонками, одноглазыми аримаспами. О жителях Таврики ничего не знали, кроме того, что они кровожадны и негостеприимны. Греки считали, что тавры почитали Ифигению под именем Девы, Артемиды и Гекаты, принося ей человеческие жертвы и строго охраняя пути к ее обители — таинственному и недоступному святилищу.
Загадка святилища таврской Девы занимала пытливые умы многих поколений. В какой части Южного берега оно находилось, существовало ли вообще, спорят до сих пор. Почему на побережье, если тавры занимали всю горную часть полуострова? Так уж считалось с античных времен…
Можно представить древний греческий корабль, медленно плывущий на почтительном удалении от берега, моряков, всматривающихся в грозные скалы. Невольно взоры выискивали роковое место, пытаясь угадать его в наиболее причудливых очертаниях гор, подгоняя увиденное к образу, давно сложившемуся в сознании. И мерещилось нечто, похожее на родной эллинский храм, конечно же, обрамленный белокаменными колоннами и с непременным мраморным алтарем…
Так к пятому веку до нашей эры, по мере развития греческой цивилизации, пугающий своей первозданной наготой миф об Ифигении был постепенно одет в привычные и вполне узнаваемые современниками классические одежды. Героиня трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» уже не богиня, но вполне смертная жрица в таврском храме Девы — Артемиды. Из жертвы Ифигения сама сделалась исполнительницей кровавых варварских обрядов, совершаемых над эллинами, убивая в святилище всех чужестранцев. В конце ей даже удается бежать из Таврики на родину, предварительно похитив из варварского храма священную деревянную статую Артемиды.
История эта столетиями будоражила воображение людей. Значит, было в ней нечто, тревожащее глубины сознания, если за это время она стала основой десятков различных произведений от трагедий и элегий до опер, не говоря о многочисленных творениях художников и ваятелей. Еврипид, Овидий, Гете, Пушкин, Глюк, Скарлатти, Леся Украинка — это лишь наиболее весомые звенья цепи, связавшей древний миф с современностью.
Когда-нибудь Южный берег снова станет Берегом Ифигении. Может, это будет в мае, когда воздух до предела насыщен запахом цветущих субтропических растений. В Ялте откроют фестиваль, с театральных подмостков или в окружении живой природы зазвучат на разных языках, заструятся в музыкальных гаммах имена древних героев и легендарных народов. У Ялты особые права на такой праздник, но и свой неоплаченный долг перед историей. Странно ведь — жить на овеянной седыми мифами земле, каждый день ступать по осколкам, оставшимся от легендарных древних культур, а вести себя так, будто до нас здесь никогда не ступала нога человека.
А таврское святилище все же нашли.
В восьми километрах от берега, возле древнего перевала Гурзуфское Седло, на высокой горе, откуда в ясную погоду можно заглянуть за середину Черного моря. Существовало оно очень долго, как видно, еще и со времен Троянской войны. Десять лет продолжались раскопки, и уж на что богата крымская земля античными памятниками, но ни Херсонес, ни Пантикапей не знали такого сосредоточения удивительных древних вещей. На крохотной площадке размером пятьдесят на пятьдесят метров в напластованиях культурного слоя лежали десятки разбитых разноцветных стеклянных сосудов, инструменты врачей и ремесленников, туалетные принадлежности и украшения античных красавиц, детали утвари и посуды из серебра и бронзы, амуниция и вооружение воинов — от скифского акинака и сарматского кинжала до шлемов, щитов и знамен римских легионеров… Перечесть все невозможно, но как не сказать о двадцати серебряных и бронзовых статуэтках богов — выдающихся памятниках античного искусства, многие из которых — уменьшенные копии не сохранившихся древних шедевров скульптуры, целый пантеон! Как не сказать о монетах — золотых статерах с изображением Александра Македонского и массивных серебряных тетрадрахмах, с которых смотрит гордый лик Митридата Евпатора, о впервые найденных золотых монетах боспорских царей. В римском золоте, серебре и бронзе представлена целая галерея портретов императоров от Августа до Траяна.
Но в самом начале…
Когда еще только приступали к раскопкам святилища и нож археолога впервые осторожно углубился в его культурный слой, на черном фоне земли блеснул желтый кружок. На золотой уникальной монете Херсонеса была изображена стоящая в упругой величавой позе женщина, с луком в левой руке и поднятой правой, которой она только что достала из висящего за спиной колчана стрелу.
Могучая богиня, повелительница зверей и людей, Дева — Артемида — Ифигения.
Ялта