Мой белый прадед

О Николае Алексеевиче Олюнине известно мало. Разбавлять же домыслами его биографию неприлично. Хотя куда неприличнее не знать о родном прадеде. Знать же было мудрено. На вопросы к бабушке о прадеде следовало железное (уж таков характер её был) «Не время». «Не сейчас». «Может, и никогда».

Так и вышло, что, против законов природы, род наш, имея с одной стороны стройный ряд, с другой начинался лишь с деда. Который, похоже, и вовсе не имел родителя.

Думали, что репрессирован. Не хотела семья о том говорить — их воля. Но вот и перестройка уже. И вроде бы можно и даже почётно — однако по прежнему «Не время». Господи, что же совершил мой прадед, чем опозорил род на много поколений вперёд?

Постепенно ушли к Господу все, кто знал — или мог знать — о судьбе изгоя. Сперва его супруга Александра, самая великая в семье молчальница. Сухая и крошечная от старости, она была неизменно добра к вступающим в семью новым членам, однако о прошлом своём не говорила никогда. Слухи же о ней и при жизни ходили самые странные. Вроде бы и не русской крови, а шведской, и не простой, а графской. Из рода Спарре. Или что-то в этом роде. И герб их на ратуше Стокгольма. А, может, и не герб, а так, завиток каменный. Что прокляла её семья и отторгла за то, что вышла замуж за человека большевистских убеждений (ага — поди ж и правда репрессирован!).

Будто в нехорошие годы пришло из Швеции письмо с уведомлением, что прямой род графов Спарре пресёкся, и что Александра теперь может получить и счёт в банке, и поместья, и Бог ещё весть что. И что семья в объяснимом страхе отреклась от своих иноземных корней.

За нею, но не вскоре, упокоился дед, оказавшийся без отца. После — его сын, уже мой отец. А там и бабушка, которая, уверен, знала всё. С ними исчез, окончательно растворился и гипотетический прадед.

Много лет спустя, начав по зову души погружаться в историю Белого движения, опускаясь всё глубже, увидел, как промелькнула в толще фактов фамилия Олюнин. Морской офицер, командир белого бронепоезда. Не Бог весь какая редкая фамилия. Мне бы, проскочив её, устремиться дальше, однако зацепило. Гляди, был у офицера сын Володя — имя моего деда. И родился сын в 1909 году — в год рождения деда же. Совпадение ли, нет ли, но такие факты зовут копать далее. И всё больше фактов, имён, дат смешивались и совпадали, всякий раз убеждая, что не чужой человек командовал тем бронепоездом. Прадед. Исчезнувший, позабытый и теперь возвращающийся из небытия. Выкопалось — вышло на свет Божий после ста без малого лет.

Всё же оставались сомнения — ещё и не такие совпадения бывают. Однако же отмела их фотография: на палубе учебного судна «Пётр Великий» двое юношей в форме — то ли дурачатся с духовыми инструментами, то ли и правда умеют с ними обращаться. И подпись: «1912 или 1913. Виктор Порфирьевич Славинский и Николай Алексеевич Олюнин (справа)». Вот тут и пришёл конец сомнениям — лейтенант, который «справа» — одно лицо с моим пятнадцатилетним сыном — от скул и носа до особенной олюнинской улыбки.

Кстати, через год, когда в архивах финской полиции удалось найти фотографию уже взрослого Николая Алексеевича, я увидел, каким мой сын будет через 30 лет — каким мне его в силу возраста не увидеть.

Итак, Николай Алексеевич Олюнин. Родился в 11 ноября 1885 года в Кронштадте, где вместе с матерью снимал небольшую квартиру. Кем был его отец — так и осталось до сей поры неизвестным. Семейная ли традиция привела его в Морской корпус?

21 февраля 1905 года гардемарин Николай Олюнин был произведён по экзамену в мичманы. 29 марта 1909 г. — в лейтенанты. На другой год окончил Артиллерийские офицерские классы.

Незадолго до этого возникает странная история с женитьбой. Юный морячок, не знатен, не богат, без должности, не герой (до этого ещё ох как далеко) женится на дочери губернатора Восточной Финляндии Александре Эмилии Спарре (её, старенькую и усохшую, в нашей семье называли Тётя-Мама). Род далеко нет худой, графский. В прошлом героический — генерал из него был под Полтавой, ещё один сколотил частную армию, услуги которой, по примеру Валленштейна, продавал государям. Основательница рода и вовсе была конфиденткой королевы Кристины.

Могла бы родиться история о непокорной дочери, побеге и мстительном отце. Но нет — отношения тестя с зятем были ровными — общались они и после того, как Олюнин после Гражданской окончательно осел в Гельсингфорсе. Николай Алексеевич при оказии сообщил финской полиции, что тесть, случись что, готов за него поручиться.

Но к делу. В 1909 году родился сын Владимир, которого я помню забавным седеньким старичком, с нехорошей дикцией, который очень быстро засыпал в самом начале семейных застолий. А там, в далеке лет — мальчик в матроске.

Служебные же сведения и того скуднее. В начале Великой войны Олюнин проходил службу Учебно-Артиллерийском отряде Балтийского флота. Назначен флагманским артиллерийским офицером Штаба Начальника Або-Оландской шхерной позиции контр-адмирала О.О. Рихтера. После Брестского мира территория позиции перешла под контроль сперва немецких, а потом финских войск. Олюнин поступил в Северную армию генерала А.П. Родзянко, с которой совершил первый, майский 1919 года, поход на Петроград. После неудачи был отправлен в Финляндию с несколько туманными целями, оттуда же через пару месяцев откомандирован в Северную армию — теперь уже другую, генерала Миллера, где стал старшим артиллерийским офицером на несчастной «Чесме» (той, которая под именем «Полтавы» была разбита и захвачена японцами в Порт-Артуре, под именем «Танго» стала броненосцем береговой обороны Японии, под именем же «Чесма» — плавучей тюрьмой, устроенной на ней англичанами уже в Архангельске). Постановлением Временного правительства Северной области за боевые отличия произведён в капитаны 2-го ранга со старшинством со 2 октября 1919 года.

Успев поработать в должности артиллерийского инструктора, Николай Олюнин получил бронепоезд «Адмирал Колчак», в котором стал уже третьим командиром. Блиндированный поезд этот действовал на железной дороге Петроград-Мурманск.

И снова шаткие сведения. Вроде бы команда состояла из одних офицеров. С другой стороны, гибель бронепоезда последовала за сдачей красным простых солдат команды.

Как бы то ни было, одно известно без сомнений — когда Северный фронт в одночасье рухнул, командир бронепоезда «Адмирал Колчак» и вся команда добровольно вызвались прикрыть спешное отступление армии Миллера, обрекая тем самым себя на верную гибель.

Далее:

версия первая: 19 февраля 1920 года в ходе боя у станции Холмогорская бронепоезд был захвачен большевиками;

версия вторая: того же числа команда сама сдала бронепоезд большевикам — а с ним и офицеров. Бронепоезд под демонтаж, офицеров — под расстрел.

В марте того же года все они и были расстреляны в Холмогорах. Так и записано в книгах и мартирологах: капитан 2-го ранга Николай Алексеевич Олюнин в числе прочих офицеров бронепоезда «Адмирал Колчак» расстрелян — далее дата и место.

Ан нет. Теперь не узнать, как, каким чудом ушёл Олюнин к западу, в Финляндию, в недавно ещё Россию. Вроде бы на лыжах. Похоже, что в компании трёх офицеров. Говорят, попали в болота и брели по пояс в ледяной воде. Однако же выжили и выбрались. Война окончилась. Они проиграли.

Жизнь после складывалась мирно. Николай Алексеевич управлял рестораном Русского клуба — благо соотечественников наших в Гельсингфорсе собралось немало. Однако, по сообщениям финской полиции, русских сторонился, будучи человеком нервическим, да к тому ещё и ярым монархистом.

Здесь снова вступают слухи, идущие из разных источников, но равно интересные. Суммировав их и отметя вовсе уже недостоверные, получим:

Супруга Олюнина Александра после крушения фронта осталась в Мурманске вместе с сыном. Вскоре они переехали в Москву. Финские полицейские архивы намекают на то, что жена приезжала к мужу в Гельсингфорс, оформила развод. Семья молчит, полиция намекает, и мы не знаем ничего точно. Лишь помнит старшее поколение, будто Александра вышла замуж во второй раз — за комиссара. «За лейтенанта» — спорит с семейными преданиями финская полиция. «За ответственного работника» — спохватывается вдруг кто-то из бабушек.

Вернее всего, этот-то брак и породил легенду об отцовском проклятии, настигшем дочь в Красной России

Отчего так вышло? Стало ясно, что Олюнину никогда не вернуться в Россию? Так можно было бы скромно, но счастливо жить всей семьёй в Гельсингфорсе. Новая любовь? И так бывает. А бывает ещё и особый расчёт — не на состояние — на спасение для себя с сыном. Беглый белый офицер в мужьях — это не пятно на биографии, это приговор.

И отсюда ещё один факт, более поразительный, нежели все предыдущее — при таких родственных отношениях НИКТО в семье нашей не был репрессирован. Отчего — тайна. Ведь не призрачный же комиссар (или лейтенант) стал стеной, сберёгшей разведённую супругу командира белого бронепоезда.

А в Гельсингфорсе понемногу катилась к концу жизнь смеющегося мичмана с фотографии. Он упокоился в 1943 году и был похоронен на православном кладбище. Его имя в числе других имён офицеров Русского Императорского флота, умерших в Гельсингфорсе, выбито на серебряном Морском кресте в церкви Ильи Пророка.

Это единственный оставшийся Николаю Олюнину крест. Тот, что стоял на могиле, срыт за давностью вместе с местом последнего его упокоения. Анна же с мечами сгинула где-то в наёмной хельсинкской квартире, куда однажды не вернулся капитан 2-го ранга Николай Олюнин.

Мой белый прадед.