 |
| Православие.Ru | Протоиерей Валентин Радугин | 20.10.2017 |
Протоиерей Валентин Радугин, почётный настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе, — один из старейших клириков Русской Православной Церкви. Мы беседуем с батюшкой о том, что помогало людям хранить веру в годы безбожных гонений на Церковь, о «горячности» верующих прошлых лет и «теплохладности» наших современников, об архимандрите Кирилле (Павлове), вместе с которым отец Валентин учился в семинарии.
«Мы просто жили по заветам старой — верующей — Руси»
— Батюшка, как вы пришли в Церковь? И как возможно было сохранить веру в те страшные безбожные годы?
— Годы, действительно, были страшные. Господь это попустил как большое испытание: Святая некогда Русь сделалась безбожной Русью. Сегодня, например, многие абитуриенты поступают учиться в духовные семинарии «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». Мы же поступали тогда именно «ради Иисуса». В то время вообще поступить в семинарию было очень сложно.
До Великой Отечественной войны я работал на военном заводе. Когда решил поступать в семинарию, написал заявление, но у меня его не приняли — не хватало годков. Потом, когда поступил, оказался в одном классе вместе с будущим отцом Кириллом (Павловым).
Днём мы занимались в закрытом тогда ещё Новодевичьем монастыре (там располагалась семинария), а ночью я работал — отрабатывал ночную смену. И так каждый день: ночью работаю на заводе, а днём занимаюсь в семинарии. Так продолжалось в течение года, потом нас перевели в Загорск (ныне Сергиев Посад), тогда я уже ушёл с работы. С трудом, но меня всё-таки уволили. Ведь я уже мастером был на заводе, меня там ценили.
Надо сказать, что тогда я не был таким уж обращённым ко Христу человеком, хотя вся семья у нас религиозная. В 1920-е годы мы были раскулачены: у нас отобрали лошадь, корову, всё отобрали! И мы бежали в Москву: дедушка, бабушка, папа, мама, я и брат. Поселились вместе в одной комнатке, в Сергиевом переулке.
Повторюсь, все мы были верующими, всегда ходили в храм. Конечно, времена тогда были страшные: к нашему дому по ночам часто подъезжала машина, забирали людей. Естественно, мы тоже боялись, хотя и людьми были самыми простыми: отец мой работал маляром, а мать посудомойкой.
В этом храме, почётным настоятелем которого я сейчас являюсь, — храме преподобного Сергия в Рогожской слободе — я побывал ещё семилетним мальчиком. Дедушка меня сюда приводил. А потом уже, много лет спустя, когда мне исполнилось 70 лет, пришёл сюда настоятелем. И вот теперь дослужился до «почётного настоятеля», служу здесь уже 20 лет.
— Отец Валентин, а вы никогда не задавались вопросом: почему такие гонения были на веру? Ведь верующие не нарушали советских законов, они были во всём почти обычными советскими людьми.
— Они не были советскими — они были русскими! Такого человека, как «советский человек», нет вообще — есть русский человек! Безбожная светская власть сделала его «советским». Вообще-то «советский» — это значит безбожник! Мы же безбожниками не были. Поэтому все истинные русские верующие люди в то время страдали за Христа! Хотя они и были во всём лояльны советской власти. Они просто не принимали для себя тот образ мышления, который предлагала своим гражданам советская власть — безбожный. Да, они были послушными гражданами своего Отечества, но не хотели разделять это мировоззрение, которое было нам искони чуждым. Мы были воспитаны на другом!
Потому и были противниками всех тех нововведений, которые вводились в стране помимо нашей воли, — всего, что касалось свободы совести. Мы всегда были (да и сейчас тоже) — за нашу добрую, исконную Россию.
— Хотя и говорят сегодня, что в СССР власть была «безбожной», но ведь, если разобраться, по сути она была отчасти религиозной, поскольку вмешивалась в духовную жизни своих граждан.
— Можно, конечно, и так сказать. Хотя ведь и сегодняшняя власть вмешивается, только по-другому. Но советская власть была анти-церковной.
Разумеется, в Церкви и в то время были свои недостатки. Хотя мы и называем себя христианами, но, если честно смотреть на вещи, мы ещё очень далеки от этого наименования, от этого идеала, который заповедал нам Христос.
Сейчас, когда я вспоминаю те годы, кажется, что хорошего в той прошлой жизни — тем более если рассматривать бытовые стороны — было очень много. Бензин стоил 4 копейки — дешевле воды! Стакан газированной воды с сиропом — 5 копеек. Подумайте, 4 копейки — литр бензина!..
Коробка спичек стоила 1 копейку, а сейчас — 10 рублей. Подорожание в тысячу раз!.. Когда совершается храмовый сбор с тарелкой и я кладу в неё 10 рублей — то по-старому это только копейка! 1 копейка!..
И куда всё это богатство исчезло? Ведь всё же у нас вроде было тогда в России. Нет, никто мне не ответит на этот вопрос! Всё пошло прахом. Почему? Потому что строилось без благословения Божия!
Именно поэтому советская система обязательно должна была развалиться — это закон жизни.
— Существует такое мнение, что в советское время особенно сильным было церковное благочестие, много народу посещало храмы. И хотя самих храмов было мало, но все они были переполнены. С другой стороны, ведь большинство прихожан тогда — так же, как и сегодня, — вероятно, не были особенно просвещёнными в церковном учении.
— Да, наверное. Хотя посмотрите, что делается сегодня: на стадионы собирается иногда до 80 тысяч болельщиков, а храмы в Москве часто пустуют.
Почему так? Я лично считаю, что просвещение в вере должно начинаться с семьи.
Помню, женился мой брат, у него родилась дочка. Когда мама вставала на молитву, то повязывала на голову платочек. И дочка тоже просила: «Мама, дай мне платочек, я тоже буду молиться!»
Благочестие воспитывается в семье. Мы, например, будучи детьми, мало что знали о Христе, о святых, о каких-то евангельских истинах. Но ещё мальчиком помню, что у нас в семье было Евангелие, была книга святителя Тихона Задонского, Псалтирь, было что-то ещё. Разные духовные книги.
Когда возвращались из храма, дедушка брал книгу и читал. А отец разворачивал газету «Известия»..
Но все мы были религиозными, семья была традиционной, русской, настоящей.
Были ли мы врагами советской власти? Наверное, нет. Нет, пожалуй, врагами не были!.. Но у нас было, конечно, своё собственное мнение по разным вопросам. А это тогда пресекалось.
Помню, читаем как-то списки расстрелянных и думаем про себя: «А за что?» Хороший был человек, открыл школу, а ему «приклеили» название «антисоветский элемент».
Помню, когда я работал преподавателем Минской семинарии, жила рядом одна семья — отца Алексия Кожевникова. Его посадили в тюрьму, потому что, будучи священником, он объявил, что у него находится чудотворная икона. И его обвинили в «антисоветской агитации»!
У меня, уже в моей личной жизни, был однажды такой случай: попросили оставить семинарию. Я им сказал тогда: «Я не сам пришёл в семинарию и не сам отсюда уйду! Будет указ из комитета — я ни одного дня тут не останусь!» Тогда прокурор (или кто-то из исполкома) говорит: «Да мы тебя посадим!» — «Нет, я знаю, что это будет незаконно!» Дали мне бумагу и чернила: «Пиши!» Очень своеобразное было тогда отношение к верующим.
— Но этот режим всё-таки рухнул. Многие, кстати, пророчествовали давно о том, что это когда-нибудь случится: что Советский Союз сам прекратит своё существование.
— Рухнул, потому что так должно было произойти! Потому что он был построен «на песке». Его идеология касалась только «этой жизни», земного существования, сытого чрева. «Весь мир насилья мы разрушим..» И разрушили. А создали что? Ничего не создали! Мы горазды разрушать, а созидать — мы ничего не созидали. Если созидали — то созидали только для чрева. Ничего высокого, духовного, святого — мы и сейчас не созидаем!..
— Но ведь нравственность советских людей была намного выше, чем сегодня у наших соотечественников.
— Да, конечно! Потому что тогда ещё до конца не было искоренено то, что было нажито на Руси веками. Именно поэтому немцы удивлялись, отсылая русских девочек в Германию: как возможно было в стране иметь такое количество девственниц?! Как это можно было сохранить?! А ведь на Руси целомудрие было традиционным.
— Патриотизм тоже был высоким.
— Да, патриотизм выражался как любовь к Родине. Можно сказать, что в действительности мы победили в Великой Отечественной войне не благодаря Коммунистической партии, а вопреки ей! Просто наш русский дух, наша любовь к Родине были неподдельными, не ради красного словца, а настоящими!
И люди шли на смерть не для того, чтобы «защищать КПСС», а защищая свою Родину. И нам было в принципе всё равно, кто у нас во главе правительства, лишь бы он был хорошим, человечным правителем.
«Если я сам — не „намоленный“, откуда же мне взять молитвенное тепло для других?!»
— Я хотел бы вернуться к вопросу о «религиозности» советской власти. Многие культовые представления и понятия она просто «перевернула с ног на голову», ведь и сегодня ещё так называемые «мощи» главного вождя коммунизма лежат в сердце России — на Красной площади. А какие проводились советские «крестные ходы» — с «иконами» партийных деятелей, которые толпы советских людей несли высоко над головой, с лозунгами-«молитвами»!.. Да и идеология тоже была в чём-то похожей на церковную, особенно в части соблюдения «заповедей» строителя коммунизма.
И до сих пор мы остаёмся жить со всеми этими символами, названиями, определениями! Может быть, нам следовало бы пойти по пути Польши, которая решила раз и навсегда полностью отделаться от своего «советского» периода, уничтожив до основания все напоминания об этом ужасном времени?
— Да, идолы у нас как были, так и остались! Древние славяне, например, носили идол Перуна, сейчас у нас — другие идолы. И, несмотря на просвещённость нашего народа светом Христовым, порой просто удивляешься тому, насколько мы ещё язычники!
И вы правы, была в безбожное время и «советская троица»: Маркс, Энгельс и Ленин; были и так называемые «комсомольские крестины», были «комсомольские похороны», «комсомольские свадьбы». Всё это как бы «бралось напрокат» из нашей церковной житницы. Но ведь не прижилось!..
На Литургии. СССР, 1970-е годы
Да, храмов тогда было мало, всего 27 храмов в Москве, но все они были битком набиты. Яблоку некуда было упасть! Мы этим тогда жили: все были рады, что столько народу приходит в храм — и прихожане, и священники.
А что сейчас происходит, например, в нашем храме? Да хоть закрывайте его: никто почти не приходит! Я начинаю служить Литургию — три человека стоит в храме: я, диакон и псаломщик. И всё. Ещё, правда, один певец. А ведь когда мы начинали служить, храм был полный!
Конечно, это хорошо, что сегодня открывается множество храмов, но ведь народу-то в них не прибавилось!.. И люди сегодня расцерковлены. Многие из них как бы «откупаются» от Бога: придут в церковь, свечку поставят, и всё!
Но, конечно, во многом тут и мы сами, священники, виноваты. От батюшки ждут доброты, открытости, милосердия, великодушия. А что часто встречают? Зависть страшную, недоброжелательство, невнимание к людям. К сожалению, человек слаб, слаб.
— Отец Валентин, в те годы в Церкви были люди, на которых можно было прихожанам ориентироваться в духовной жизни: они были образцом пастырства, духовнических отношений. А сегодня. Сегодня всё больше молодёжи приходит в Церковь, но замечено, что молодым священникам как-то всё-таки не очень доверяют. Почему?
— Да, именно не доверяют. Видите ли, в чём дело: если я утром дома не помолюсь как следует, то я ничего не передам пастве, поскольку я сам — не «намоленный», я сам — «холодный». Откуда же мне взять молитвенное тепло?!
И будь ты самым прекрасным священником или заслуженным проповедником — твои слова ничего не будут значить, если ты сам не подаёшь примера молитвы! Ведь молитва — это настоящий огонь! Как в печку подкладывают дрова? Подложил — и опять тепло. А если священник сам не молится, правило не вычитывает — с Богом у него нет уже близких, доверительных отношений! Конечно, тогда на службу он приходит просто как на работу. Вспомню тут одну семью: мама, папа, красавица дочь. И я ребёнка спрашивают: «Кем работает твой папа?» — «Мой папа работает священником!» А сегодня, пожалуй, можно ещё и так сказать о нашем духовенстве: «работает монахом».. Ведь многие и монахи у нас сегодня — только лишь по названию. Я знаю, что монахам сейчас даже предоставляется отпуск — и они едут, например, отдыхать в Крым. Но какой может быть «отпуск» у монаха? Я этого не понимаю!..
Когда я работал преподавателем в Одессе, мы с одним монахом иногда ходили по пляжу. Люди лежат, загорают, отдыхают. А он идёт по пляжу и чётки тянет. «Ты что делаешь?» — спрашиваю. — «Молюсь по чёткам!» Так это что, правильно? По-моему, нет. Ты — монах, ты вообще не должен из кельи выходить, там и правило должен читать. Иначе это будет подменой подвига, ложью духовной.
«Это были подвижники духа!»
Встреча выпускников Московской духовной семинарии. 1980-е гг.
— Батюшка, в своей жизни вы встречали многих интересных людей. Расскажите о ком-нибудь из них.
— Мне вспоминается, например, Василий Петрович Агриков (будущий архимандрит Тихон, в схиме — Пантелеимон), Борис Андрющенко (будущий архимандрит Феодор).. Был ещё такой архимандрит Иоанн, из Мордовии. Это всё были люди, по-настоящему выбравшие монашеское житие.
— Это в годы вашего обучения в Лавре?
— Да. После лекций в академии я, например, обычно шёл к отцу Кириллу (Павлову). Захожу к нему в келью — он уставший, бедный. Но такой был всегда благостный, добрый. Часто давал мне коробочку конфет.
Вообще чем он всегда меня привлекал, так это своим смиренным отношением к каждому человеку. Он никогда не выражал своих чувств: недовольства, нетерпения, гнева, других каких-то. Например, и отец Тихон, и отец Феодор могли сказать так: «Я с женщиной рядом стоять не буду!» А отец Кирилл идёт с ней под руку по саду монастырскому, не стесняется.
Или, например, встречаемся мы по случаю годовщины нашего выпуска: накроют стол, разные продукты там, но, конечно, и мясо присутствует. Так вот, отец Кирилл никогда не скажет: «Что это за безобразие — мясо монахам предлагать!» Он не будет его есть, но никогда не сделает замечания! Другие могут сказать, осудить, но это, я считаю, неправильно. Ты сам не ешь! А других не осуждай!
Если у нас, у кого-то из учащихся, бывали затруднения с текстом Священного Писания — Евангелия или Библии, — то любой мог сказать: «К отцу Кириллу подойди, отец Кирилл знает!» Бегаем иной раз где-нибудь после занятий, развлекаемся, а он — сидит, читает Библию и плачет. Умиляется Божественным текстом. Для него духовные занятия были не только обязанностью, это радость для него была — общение со словом Божиим.
У нас всегда существовал обычай отмечать день Ангела каждого нашего сокурсника, на это мы собирали деньги в складчину. Обычно по три рубля. «Так, сегодня кто именинник?» — «Марк!» (Марк Харитонович Трофимчук. — Н.Б.). — «Собираем ему..» И устраивали такие праздники имениннику. Отец Кирилл тоже вносил свою лепту, хотя часто и не участвовал в праздновании, в общей трапезе: он был и воздержником, и постником большим.
— А отец Кирилл сразу начал принимать народ в Лавре?
— Нет, не сразу, конечно. Хотя народ сразу его понял: даже один внешний вид его показывал всем, что он — действительно любвеобильный старец. Попасть к нему на исповедь бывало очень трудно — такая очередь стоит обычно, что люди ждали до изнеможения.
Я тоже часто бывал у него, исповедовался. Он: «Ну я же тебе говорил: не делай этого!» Или так: «Что же ты не слушаешься? Нельзя так делать!» Он всегда был очень искренним и любвеобильным.
В семинарию нас поступало в 1947 году 100 человек. Выпуск наш состоял из 14 человек. Сейчас все умерли из нашего выпуска, один только я остался. Всех похоронил.
С протоиереем Валентином Радугиным беседовал Николай Бульчук
