По святым местам

Представляя читателям статьи из газеты В.В. Шульгина «Великая Россия», написанные талантливым журналистом, сотрудником газеты Валерием Левитским, хотелось бы обратить внимание не только на документально точное описание самих могил (генерала Л.Г. Корнилова и генерала М.В. Алексеева), но и на отношение тогдашнего общества к памяти погибших героев Великой войны и Белого движения. В общем-то подобное отношение «русской толпы» (как пишет о ней автор) к памяти павших бывало, к сожалению, обычным и тогда, и в последующие годы.

Но. С другой стороны. Разве память о погибшем герое обязательно должна быть воплощена в бронзе или мраморе? Разве квадратными метрами гранитных пьедесталов или кубометрами мавзолеев измеряются заслуги человека? Может быть память о подвиге в другом: в спокойной, мирной повседневности (пока фронт далеко)? В двух молоденьких сёстрах милосердия, весёлом студенте, озабоченных местных жителях, мирном мещанском семействе, ребёнке, нашедшем «красный цветок».. И в том, что рядом с этими простыми людьми стоят два самых «обыденных» деревянных креста.

Ведь так, по большому счёту, прошла жизнь самого генерала Корнилова. Яркой падающей звездой пролетел лишь последний год его земного бытия. Вознёсшись до Главковерха, в одночасье сделался преступником. Возглавил «Ледяной поход» и погиб в решающие часы штурма Екатеринодара. Упокоился. А предыдущая жизнь, в общем-то, — бесконечная борьба и дороги, дороги. От Афганистана до Карпат и Владивостока. Неустроенный армейский быт. «Бродячая» жизнь по казённым квартирам. Три войны: «японская», «германская» и своя. «междоусобная брань».. А разве у сотен, тысяч офицеров Русской армии было иначе?

Поэтому, наверное, два скромных креста на берегу Кубани значат гораздо больше, чем так и не поставленный памятник у стен Кремля.

Иное впечатление производит могила Алексеева. В кафедральном соборе. В крипте. Тоже, наверное, вполне соответствует его земной жизни. Постился, молился. Ревностно следил за церковной службой, часами стоял в Могилёвском соборе. Исповедовался, причащался. Дважды был на грани жизни и смерти. Господь миловал.

Остальное — крест повседневной службы. «Строевая лямка», как говорили. Потом «штабная лямка». Никогда свои дела на других не перекладывал. Сам за всё и за всех отвечал. «Надорвался» на службе. А надо ли было?

В придворные «сферы» не вписался, среди «передовой общественности» — как «бельмо в глазу». И не вполне оппозиционер, и не вполне либерал и не вполне «верноподданный» (в тогдашнем понимании). Но. часами разговаривал с ним наедине Государь. Больше любого придворного знает он мысли и чувства Государя. Но. ведь составил же ту самую, «опросную» телеграмму 2 марта. Не будь её, вдруг бы и революции не было бы?

Но. нам ли судить? Ведь почему-то обнял, поцеловал его на прощание Государь. Уже отрёкшийся. Уже арестованный. Последнего из всей Ставки, из всех своих генералов…

А потом был тот же «Ледяной поход». И «дедушка», «старик» в повозке. С потрёпанным портфелем в руках. Со всей «казной» Добровольческой армии.

И скончался в день памяти преподобного Сергия.

А мы, сегодняшние? Рубим наотмашь, судим-рядим направо-налево. И де умерли они не так. И де земля их не приняла. И имя на могиле написали по «масонскому правилу». И прочее, и прочее. Судим о солдатах, о воинах, о Георгиевских кавалерах. А сами хоть раз были под настоящим обстрелом? Сами не предаём друг друга ежедневно, ежечасно? Многие и в армии не служили. А какими словами называем? «Предатели», «клятвопреступники», «зачинщики «белого террора»..

В общем — есть над чем подумать.

Статьи были опубликованы в газете «Великая Россия» (№ 246, 3(16) июля 1919 г.; № 248, 5 (18) июля 1919 г.).

Публикация и комментарий Василия Цветкова.

+ + +

I. На берегу Кубани

Был хмурый, безветренный полдень. Мутная, желтоватая Кубань потемнела и как-то серьёзно и строго отражала низко ползущие, свинцовые облака. Её воды спокойно катились мимо ровных, унылых берегов с только что снятой травой. Но вот река сделала резкий поворот, и мы оказались перед высоким берегом с небольшой рощицей и какими-то постройками.

Пароходик бойко залопотал колёсами и стали подходить к берегу, под звуки какого-то примитивного «вальса попурри».

Я взял бинокль.

Посредине рощицы, у самого края обрыва виднелась скромная решётка и два простых деревянных креста.

Это и была могила великого национального героя, незабываемого вождя первых добровольцев — Л.Г. Корнилова. Спеша и толкаясь, повалила публика с парохода.

Две молоденькие сестры милосердия, тщательно загримированные и одетые с каким-то специфическим шиком, тотчас же, хихикая и дымя папиросками отправились со своими кавалерами в противоположную от могилы сторону.

Сзади них, подозрительно, оглядывая друг друга, робко прошли несколько парочек.

Большая мещанская семья решила, что в гору подниматься не стоит и у самого парохода расположилась закусывать.

Какой-то студент громко собирал кампанию купальщиков.

Большинство приехавших, нерешительно потоптавшись на месте, всё же нехотя потянулись к могиле, смеясь и угощая друг друга семечками и орехами.

Я отошёл в сторону и ждал пока отхлынет от могилы вся эта публика, приехавшая «на увеселительное гуляние с благотворительной целью и оркестром военной музыки».

Прямо передо мной красивый овал реки обрамлял низкий противоположный берег, на котором невдалеке стройно высилась большая семья пирамидальных тополей. Около них, резко выделялись на ярко зелёном фоне маленькие, беленькие мазанки. — Это был чеченский аул, так удивительно похожий на хутор какого-нибудь Пирятинского уезда Полтавской губернии.

Налево чуть виднелся Екатеринодар. Две-три высоких заводских трубы, да группа чуть выступавших зданий, вот всё, что мог видеть в последнюю минуту покойный вождь, сражённый у конечной цели легендарного Ледяного похода.

С этой-то стороны и прилетел роковой снаряд.

Было угрюмо и тихо, тихо.

Только вдалеке чей-то ребёнок звал маму посмотреть на красный цветок.

«Мамочка, посмотри, мамочка поскорее, посмотри», — звенел детский голосок.

У самых моих ног, живописная группа чеченцев, развалившись на траве, сосредоточенно и молча играла в карты. Их чужие, равнодушные лица, непонятная речь и своеобразный костюм, напоминали, что почивший вождь сражён на далёкой окраине нашей великой страны.

А вот и могила. Русская толпа удивительно умеет испакостить всё, чего коснётся её многотысячное копыто. Кругом было не убрано и грязно.

За простой деревянной загородкой, выкрашенной в пошленький голубой цвет, красиво высились два креста, покрытые венками. Кругом было много цветов и маленьких ёлочек.

Милые северные ёлочки, эмблема вечно живой природы. Вам жарко здесь, вы сохнете и, наверное, стремитесь домой на север, к далёкой Москве. Терпите. Уже недолго ждать. Скоро ваши сёстры стройными рядами будут обрамлять там в Москве, да и по другим городам, чёткую бронзу и блестящий мрамор, на котором будет гордо высится незабываемый «калмыцкий» профиль Великого Русского Героя, место упокоения которого Вы сейчас скромно охраняете, у этой красной извилины маленькой Кубани, на далёкой окраине Великой России.

Постояв у могилы, я ясно представил себе, как прошлой весной, в глухую ночь, под непрерывный грохот снарядов, сдерживая душившие их рыдания, копали здесь герои Ледяного похода могилу своему Славному Вождю.

Давно ли это было и как всё изменилось!

От могилы — идём к домику, в котором и был смертельно ранен генерал Корнилов.

Это была небольшая деревянная постройка. Комната, в которой был Корнилов, заставлена цветами и увешана венками. Посредине крест с иконой и лампадой. Дежурный офицер корниловец с чёрно-красными погонами показал мне заделанное в стене отверстие от снаряда.

Вся комната зачем-то оштукатурена и побелена заново.

Очень жаль, что не сохранился её первоначальный вид.

Несколько недель тому назад, на Корниловской выставке, я видел старенький кухонный стол и убогую, грубой плотничьей работы скамейку из этой комнаты.

Они так гармонировали с истрёпанной, потёртой солдатской шинелью покойного героя и с его сбитой папахой из дешёвенькой искусственной мерлушки.

Надо вернуть сюда все эти вещи.

Они так хорошо рассказывают о том, в какой обстановке жил и умер неутомимый герой.

Эта дрянная скамеечка, грязный некрашеный стол, сбившаяся пакля папахи — всё это нужно бережно хранить для будущих поколений.

Невдалеке от домика ряды стройных сосен, рощица белой акации и несколько хозяйственных построек. Это пригородная ферма.

Скоро её узнает вся Россия. Сюда будут собираться со всех концов русские люди, чтобы в благоговейном молчании помянуть покойного героя. Здесь всё будет отныне освещено его величайшим обликом.

Его истерзанное тело сожгли в Екатеринодаре после неописуемых надругательств. Его прах развеяли в поле оскотинившиеся «товарищи»..

Но непобедимые полки созданной покойным армии твёрдо и неуклонно движутся к Москве.

+ + +

II. В усыпальнице Екатерининского Собора

Массивная, сводчатая громада Екатерининского Собора. Его новое назначение — быть усыпальницей Верховного Вождя Добровольческой Армии.

Отныне это собор, «где похоронен генерал Алексеев».

Вдали от городского шума, на высоком берегу Кубани, среди простора полей, на фоне стройных акаций и вечнозелёных сосен, опустили в землю тело, не знавшего усталости и покоя генерала Корнилова, так любившего природу и простор родных степей.

Возложение венков на могилу генерала Алексеева в Екатеринодаре. 1919 г.

В глубоком подземном склепе, под тяжёлыми сводами громадного храма, которые скоро вся Россия украсит живописью, резьбой и расцветёт драгоценностями, нашёл себе вечное упокоение прах всеми любимого и пользовавшегося безграничным уважением «великого старика» генерала М.В. Алексеева.

Среди мрамора, позолоты и мерцания лампад спит спокойно мудрая седая голова первого солдата Русской армии и первого гражданина Великой России. В летний полдень, когда южное солнышко немилосердно жгло и клонило к земле, я спустился в первый раз в громадную усыпальницу.

Было тихо, прохладно и темно. Медленно продвигаясь вперёд я через несколько десятков шагов увидел боковые крылья крестообразного подземелья.

Направо у окна пестрели ленты и цветы и возвышалась пика с георгиевским флажком. Я понял, что это и есть могила Алексеева

Я подошёл ближе.

Да. Это была его могила.

Она вся утопала в цветах. Чья-то заботливая рука видимо часто поливала их.

Тихонько мерцал огонёк большой лампады. Чуть поблёскивало потемневшее золото окладов.

Цветы к могиле основателя Добровольческой армии, генерала Михаила Васильевича Алексеева

Было серьёзно, просто и величаво. И среди этой простоты казались лишними надписи лент, зачем-то ещё раз напоминавшие о величии совершённого почившим. И мне невольно вспомнилось промелькнувшее передо мной в последний раз в Москве простое, милое лицо покойного. Я ясно представил себе его приветливые, умные глаза и старчески незлобивую улыбку.

Спи спокойно!

Твои армии закончат начатое тобой дело. Новая Россия не забудет твоих заслуг.

На Красной площади, где-нибудь неподалёку от Василия Блаженного, среди прихотливого узора бронзы, на глыбах мрамора твоя сгорбленная фигура в старенькой фуражке будет напоминать верным сынам воскресшей страны о величии сделанного твоим светлым умом и горячим русским сердцем.

Спи спокойно!

Ещё не раз здесь под этими сводами соберётся всё, что осталось на Руси честного и благородного и в горячей молитве помянет твоё незабвенное имя.

Спи спокойно.

Посмотри. Ты уже не одинок. Вокруг тебя нашли вечное упокоение твои дети, верные сыны Великой Русской Армии.

Увы, их так много, много. Здесь не все. На бесконечном просторе всего Юга России, по бесчисленным городам и деревням лежат они в часто заброшенных могилах.

Их кровью и муками выковывается мощь Великого государства. Их дело не погибнет. На место павших становятся другие. Как в сказке растёт Русская сила и уже никто не может остановить её победного шествия к зубчатым стенам старого Кремля.