С любимыми не расставайтесь

Еду в такси. Болтаем с водителем. Он говорит: «Два месяца, как на такси пересел. А так, много лет грузовики водил. Зарабатывал — во! — большой палец вверх, как знак „помиловать“ на гладиаторских боях. — Каждый год — Куба, Доминиканская республика». «А потом, — спрашиваю, — что? Кризис?» «Да, — говорит, — кризис. Только особенный. В личных отношениях». «У вас?» — «Нет, у шефа. У меня всё хорошо. А он второй раз женился, на молодой. Та весь бизнес в руки взяла и всё завалила. Со всеми рассорилась, хороших людей повыгоняла, влезла в долги. Вообразила себя креативной хозяйкой. Теперь такие, как я, — на такси, а шеф с женой не знает, как из проблем вылезти». «Чего же он её не приструнил, не взял всё в свои руки? — спрашиваю». «Да он у неё здесь, — это он отвечает и сжимает кулак. Она им, как бобиком, командует». «И где он её нашёл? — устало спрашиваю» «Не поверите, — отвечает, — чуть ли не в стриптиз-баре». «Ну, тогда всё понятно».

Путь мой был неблизкий. И говорили мы дальше о том, что ситуация в общем стандартная и никакой кризис в половине финансовых крахов не виноват. Жадность виновата, разврат виноват, головокружение от успехов, ну и — cherchez la femme. А как иначе? С одной женой по коммуналкам намаешься, детей родишь, успешный бизнес начнёшь. И она тебе все благословения на темечко принесёт своей заботой и всегдашним рядом присутствием. Потому что — любовь. Потому что печаль и радость пополам. С ней из коммуналки в собственный дом переедешь, станешь из Ваньки Иваном Ивановичем, детей поженишь. С нею рядом поверишь в собственную значимость. А потом, когда обнаглеешь и расслабишься, на всё готовое придут другие — молодые и хищные. Самоуверенные, холёные, знающие, чего хотят. Как будто с обложки глянцевого журнала, шагнут в реальность и пойдут в специфическую атаку на спонсора. Жена к тому времени постареет (как и ты), станет привычной. Уже не «любезная лань» и не «прекрасная серна» (См. Притчи 5:19). И тут, при наличии седины в бороде, наносит удар бес в ребро. А потом всё быстро сыпется. Вместо новой жизни и омоложения последуют слёзы первой жены, мука в душе по ночам, осуждение взрослых детей, делёж имущества, затянувшаяся невменяемость и. всё, что нажито непосильным трудом, превращается в зыбкий домик из высохшего песка. Таких историй миллион и одна тележка.

В западной традиции при Венчании есть особая клятва, аналогичная монашеским обетам при постриге. Там говорится примерно так: «Я беру тебя в жёны и обещаю тебе быть верным. Обещаю не бросить тебя в молодости или в старости, в болезни или здоровье, в богатстве или бедности. Помоги мне, Боже, и все святые. Аминь». Те же слова говорит и жена. Такой клятвы у нас нет, но смысл её нам должен быть известен и понятен. Потому что есть она или нет её, а жить мы все именно так должны. Будут болезни и будет старость. Кто об этом не знает? Кто женится на бессмертных ангелах или выходит за них замуж? Будут скорби и общая усталость. Но любовь должна сохраниться со всеми атрибутами, из которых главные — нежность и верность.

С возрастом человек становится беззащитнее. Женщина, быть может, вдвойне. И оставлять её одну с альбомом фотографий, на которых она молодая, а самому начинать новую главу собственной биографии с одной из тех, что в дочери сойдёт, — некрасиво. Дело распространённое. Многие поймут, многие придумают оправдания. Но это предательство. Как у военного — измена присяге, как у священника — уход в раскол. Это даже какая-то форма садистического убийства, при котором разлюбленную жертву хоронят заживо и спешат вернуться к наслаждениям. Но разве они — наслаждения — возможны в данном случае в полной мере? Ведь это та же самая слезинка ребёнка, о которой говорил Фёдор Михайлович. Это слезинка, которая, ежели ляжет в основание будущей всемирной гармонии, то сделает невозможной эту самую гармонию и в хлам превратит её.

Разница только в том, что писатель говорит об одной слезинке ребёнка, а мы говорим о реках слёз взрослых женщин (миллионов женщин), которым, словно в ритуале вуду, вырвали сердце. Об этих женщинах и их слезах говорит пророк: «И вот ещё что вы делаете: вы заставляете обливать слезами жертвенник Господа с рыданием и воплем, так что Он уже не призирает более на приношение и не принимает умилоствительной жертвы из рук ваших. Вы скажете: „за что?“ За то, что Господь был свидетелем между тобою и женою юности твоей, против которой ты поступил вероломно, между тем как она подруга твоя и законная жена твоя» (Мал. 2:13−14).

Очевидно, среди евреев при Малахии нарушение супружеской верности приобрело огромные масштабы. И женщина тогдашняя была куда как беззащитней женщины сегодняшней. Только обливать слезами жертвенник ей и оставалось. Но Господь принимал эти слёзы, и слёзы эти обесценивали все жертвы и духовные труды неверных мужей. То же самое было и у римлян накануне упадка. Они женились, чтобы развестись, и разводились, чтобы заново жениться. Остаётся только добавить, что это — явления, сигнализирующие именно об упадке: об утрате нравственного чувства, о возросшем эгоизме и жажде наслаждений. Просто духовная болезнь, разросшаяся до масштабов эпидемии. Уверенные в том, что у них есть право наслаждаться любой ценой, люди пытаются пировать, если не во время, то накануне чумы. А на горизонте уже черно от приближающихся наказаний.

Конечно, мужики не святые и не ангелы. Равно, как и женщины. И мир, как на лыжах с горы, катится в сторону какого-то нового Содома, где всё можно и ни за что не стыдно. Иногда просто не на что опереться человеку. Но наша общая слабость не отменяет совесть. И нам оставлено покаяние. Покаяние, а не похвальба. Хотелось бы, конечно, гордиться, но приходится только каяться. Как-то так получилось, что в быстром и мигающем электрическими огнями XXI веке мы всему разучились. Разучились рожать детей и ещё более разучились воспитывать тех, кого всё-таки родили. Разучились доживать до старости вместе и делить в семье всё пополам. Даже петь за праздничным столом разучились. Телевизор всё заглушил. А если бы не разучились, то многие женщины, которым за 40, промакивая поплывшую на ресницах тушь, пели бы что-то вроде: «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду — я одна..»