Русская линия
Православие.Ru Елена Живова05.10.2016 

Убить ради нового пальто?

Не так давно у меня возникла необходимость встретиться со своим старым знакомым. Человек он очень занятой и с трудом «выкроил» для меня пятнадцать минут — больше на обед он не тратил:

— Приезжай в 13:30. Жди в приёмной. Перед обедом у меня совещание, поэтому, возможно, тебе придётся подождать какое-то время. До встречи, — он был лаконичен, как всегда.

На всякий случай я пришла пораньше. Улыбчивая стройная женщина, сидящая за высоким, необычного дизайна пурпурным столом, предложила мне кофе и сообщила:

— Я тоже «за»!

— За что? — не поняла я.

— За запрет абортов, — она посмотрела на мою футболку с красующейся на ней надписью.

— Это замечательно! — обрадовалась я.

— Меня зовут Екатерина. Давайте я всё-таки принесу вам кофе.

— Лучше чай. Зелёный, — уточнила я и села на красный кожаный диванчик, стоящий в углу.

Через несколько минут Екатерина вышла из крохотной кухни, примыкающей к приёмной. В руках она держала круглый поднос, на котором красовалась большая красная чашка чая и блюдце с тарталетками. Она поставила поднос на стол и неожиданно села в кресло, стоящее рядом с диваном, на котором сидела я. Откинув длинную чёлку, она начала рассказывать.

История Екатерины

Мне 39 лет. И я никогда не делала абортов.

Я поняла, что никогда не буду делать аборт, в 13 лет. Случилось это так: однажды вечером мы с мамой мирно беседовали перед сном — она доглаживала бельё, а я, закончив делать уроки, прибиралась на своём письменном столе. Между делом мы вспомнили прошлый Новый год, и тут мама начала мне рассказывать, как она отправила меня в деревню к бабушке на зимние каникулы, а сама легла в больницу — делать аборт. Она говорила мне это, смеясь, а я тоже смеялась, так как не понимала, о чём она говорит:

— Ты представляешь — просыпаюсь в палате и думаю: ой, аборт проспала! Вскакиваю, бегу, а соседки мне говорят: лежи, мол, успокойся, уже всё сделали!

— А что такое аборт? — спросила я. Про беременность мне было уже известно, а о том, что означает это слово, я тогда ещё не знала.

Мать, немного смутившись, начала рассказывать мне о том, что есть такая процедура, называющаяся «прерывание беременности»..

После её объяснений мне стало страшно. Не просто страшно, а жутко. У меня была истерика. Я прогнала мать из своей комнаты и ревела, ревела, ревела.

Тогда я поняла, что меня родили только потому, что всё совпало: мама была замужем, и возраст подошёл, к тому же до меня никого родить не успели — можно сказать, что я вытянула удачный лотерейный билет. Единственный, выигрышный.

И я поняла, что моя мать могла убить меня так же легко, как убила других своих детей — моих братьев и сестёр. Хотя, если быть откровенной, я никогда не хотела ни братьев, ни сестёр, но ведь убивать — это не выход! Невозможно передать никакими словами, насколько жутко мне было узнать о том, что произошло той зимой, когда я была у бабушки и мирно каталась с горки на санках с другими деревенскими детьми.

Теперь то, о чём я узнала, стоит между нами всегда, даже сейчас — это ужасно, но с тех пор я больше не воспринимала свою мать как мать, а только как хладнокровную убийцу, со смехом рассказывающую о совершённом чудовищном злодеянии.

Я не верю в работу сутками, не верю в унижения ради жилья, в развод ради «лучшей психологической обстановки».

Я до сих пор помню о том, что меня могли убить! Убить ради нового пальто. Ради поездки на море. Ради того, чтобы спокойно закончить вуз. Ради того, чтобы выспаться. Ради того, наконец, чтобы жрать побольше колбасы!

Сейчас такие, как моя мама, говорят о покаянии. Но какое может быть покаяние, если они спрашивают у меня:

— Разумеется, я против абортов, но зачем тебе ещё один ребёнок, в твоём положении?

Я чувствую, что им я и мои дети — как бельмо на глазу: вот этот родился в тот же месяц, когда она решила прервать свою беременность; а этот родился через полгода после того, как должна была родить она, если бы не абортировала; а этот — ровно через пять лет после того, как она сделала первый аборт. Эти женщины прекрасно понимают, что у них тоже сейчас могли бы быть такие же дети! Могли, но их нет и уже никогда не будет!

А мои дети, несмотря на мою нелёгкую жизнь, со мной. У меня их четверо.

Первого сына я родила, будучи на третьем курсе института, одна. Обычная история: отец моего ребёнка раздумал жениться на мне.

Второго ребёнка, дочь, я родила через пять лет — когда окончила институт, вышла замуж и устроилась на работу. Работа была престижная и высокооплачиваемая, но пришлось оставить её, потому что отказаться от будущего ребёнка, предать его, убить я не смогла — у меня и в мыслях такого не было. Но когда я вышла в декрет, муж начал пить. Он обвинял меня в том, что я не думаю о благосостоянии семьи, — оказывается, он считал: раз он женился на «женщине с довеском», то я теперь обязана ему по жизни.

Придя из родильного дома в квартиру, которую мы снимали, я увидела пьяную компанию: мужчин и девушек. Я порадовалась, что отправила сына к моей бабушке на время пребывания в роддоме, и прямо с порога поехала к подруге.

Подруга, конечно, не обрадовалась, но на то она и подруга. Пожив у неё три дня с новорождённой дочкой, я немного пришла в себя и всё же вернулась домой.

Через некоторое время наши отношения с мужем более-менее наладились: он стал оставаться с детьми, а я начала выходить на работу — вариантов не было: детям был нужен отец, а мне необходимо было работать, так как, кроме меня, содержать детей было некому.

Несколько лет мы жили спокойно, купили машину и приобрели небольшой участок земли в Подмосковье, но тут, словно гром среди ясного неба, — новая беременность.

Это была очень тяжёлая беременность. С самого начала всё было как-то не так, и ближе к середине врачи «обрадовали» меня тем фактом, что я ношу в своём чреве урода. Да-да. Врач УЗИ так и сказала:

— Зачем вам урод? Подумайте о двух своих детях, которые у вас есть! — с этими словами она вручила мне маленькую чёрно-белую фотографию, на которой я не разглядела ничего, кроме двух маленьких аккуратненьких головок, прильнувших одна к другой.

— Но этот ребёнок — он тоже мой, — возмутилась я. Врач пожала плечами и ответила:

— Идите к Ольге Степановне, решайте все проблемы с ней.

— Вы можете подробно объяснить мне, какие проблемы у моего ребёнка? — спросила я.

Врач молчала, уткнувшись в бумаги.

Постояв ещё несколько секунд, я, так и не дождавшись объяснений, вышла из кабинета.

— Плод имеет две головы, одно тело и некоторые патологии внутренних органов, несовместимые с жизнью. Имеет ли смысл продолжать беременность? Ведь ребёнка у вас всё равно не будет. Плод нежизнеспособен, для него и для вас будет лучше, если он не родится, — сказала участковый гинеколог, быстро положив трубку внутреннего телефона, когда я поднялась к ней в кабинет и протянула результаты УЗИ.

Я, постояв ещё несколько минут, сказала, что приду завтра, и вышла из кабинета. Мужу я решила ничего не говорить, ведь он с самого начала был против этого ребёнка, потому что относился к нему как к помехе, мешающей мне работать.

Вернувшись домой, я посмотрела на две головки и ещё раз поняла, что не в состоянии убить жизнь, зародившуюся во мне, несмотря на то, что в тот момент я ещё не пришла к Богу.

Кстати, к Богу я пришла месяц спустя, когда бежала по снегопаду бегом, утопая в сугробах, ниоткуда и в никуда. И белый, словно прозрачный храм будто бы встал на моём пути — величественный и огромный, он сказал мне: «Ты пришла!»

Это был самый ужасный и самый прекрасный день в моей жизни, поэтому я расскажу о нём подробно. Я, как обычно, пошла на работу, но часов в двенадцать выяснилось, что начальству срочно требуются некоторые документы, находившиеся у меня дома, на доработке, и в обеденный перерыв я помчалась домой.

Дети были в школе, а муж, пребывающий в бесконечном поиске работы, с утра сказал мне, что якобы едет на собеседование. Но он был дома. И дома он был не один, а с женщиной. И в тот момент, когда я пришла, они находились в нашей постели.

Хорошо, что я не успела даже снять сапоги. Выронив портфель с документами и ключи от машины, я побежала. Вниз по лестнице, потом — вдоль бульвара, затем по улице. Шёл сильный снегопад, и всё вокруг было серо-белым, каким-то однотонным, словно художник, у которого не было никаких красок, кроме белой, нарисовал картину и поместил меня в самый её центр.

И вдруг я увидела этот храм — я даже не заметила, как вошла в занесённую снегом калитку, и чуть не врезалась в одну из усыпанных снегом елей.

Я, спасаясь от этого снегопада, который, казалось, засыпал всё самое прекрасное в моей жизни, вошла в огромную полуоткрытую дверь.

А внутри будто бы светило солнце! Всё было словно золотое! Даже коврики рыжевато-бежево-коричневых оттенков, казалось, отливали золотом. Я села на скамейку. Она оказалась очень удобной, и только тогда я почувствовала, как устала, и поняла, что у меня немного болит живот.

Ко мне подошла какая-то женщина, которая мыла подсвечники, потом ещё одна. Они накормили меня супом и пирожками и позвали священника — высокого молодого мужчину с бородой, в длинной чёрной одежде, поверх которой была накинута жилетка из овчины.

И я рассказала ему всё о своей жизни, о беременности и о маме. И он меня понял — это был первый человек, который меня понял, потому что он разделял моё убеждение.

— Оправданий для убийства быть не может. Что бы ни случилось, об аборте даже не помышляйте! — сказал он.

Я слушала, что он говорил мне, и у меня было ощущение, что я — это ссохшаяся земля, не знающая дождя, на которую наконец льётся долгожданный ливень!

— Каким бы ни был ребёнок внутри вас, необходимо дать ему родиться. Даже если он нежизнеспособен, как говорят врачи, тем не менее нужно доносить его, дать ему шанс, родить и, если Бог даст, окрестить его. А уж сколько он проживёт — это одному Создателю ведомо, и тут надо положиться на Его волю.

Батюшка оставил мне телефон своего знакомого врача, работающего в роддоме:

— Позвоните Дмитрию Алексеевичу, это очень хороший врач. Моя матушка у него наших троих детишек рожала.

Через два часа я вышла из храма совершенно другим человеком. Я спокойно вернулась домой, в нашу квартиру, которую снимала на свои деньги. Муж был дома один и сделал попытку объясниться, но я, как могла, спокойно и вежливо ответила, что выслушаю его вечером, взяла документы, ключи от машины и поехала на работу.

На работе, на удивление, всё было прекрасно: начальство срочно куда-то уехало, я закончила неотложную работу, доделала текущую и не спеша поехала домой.

Муж уже забрал детей и даже покормил их. У меня не было сил на скандалы и выяснения, тем более что в дальнейших отношениях я уже не видела смысла. Не желая более терпеть предателя и тунеядца в доме, я показала мужу результат ультразвукового обследования и сказала, что все возможные сроки для аборта кончились. Муж возмутился и начал обвинять меня во всём, в чём только можно, а я включила детям любимый мультфильм и начала молча собирать вещи мужа, давая понять ему, что приняла твёрдое решение. Часа через три моему мужу стало ясно, что он не сможет убедить меня прервать беременность. Он вызвал такси, взял свои вещи и ушёл.

Прошло несколько недель. Я работала, занималась разводом и, конечно, ходила с детьми в храм, к отцу Игорю, где подружилась с одинокой пожилой женщиной, жившей неподалёку, которая вызвалась забирать моих детей из школы.

Через какое-то время Татьяна (так её звали), видя, что я не справляюсь с домашними делами и не могу уйти с работы, согласилась подрабатывать по вечерам нашей няней, чтобы я не увольнялась. Я была этому очень рада: оплачивать услуги няни по вечерам стоило гораздо меньше, чем содержать мужа-бездельника.

В женскую консультацию я больше не ходила, несмотря на то, что мне регулярно звонили оттуда. Шёл, по моим подсчётам, девятый месяц беременности, и живот у меня был огромный. Ходить стало очень тяжело — я не могла встать с постели, не надев бандаж.

Я помнила о неутешительном прогнозе врачей — о том, что мой ребёнок нежизнеспособен, — поэтому оставлять работу и уходить в декрет не собиралась, просто попросила у начальника две недели отпуска за свой счёт. Он, будучи немного в курсе моих проблем, мне не отказал.

Чувствуя, что приближаются роды, я решилась и позвонила врачу, телефон которого дал мне батюшка. Он внимательно выслушал меня и велел прийти как можно скорее, тем более что в этот день он находился на дежурстве.

Я позвонила Татьяне и попросила её побыть некоторое время с детьми — к тому времени они уже полюбили её, как бабушку. Собрав вещи и приведя себя в порядок, часам к трём дня я была в роддоме. Врач сначала посмотрел мои анализы и результаты УЗИ, потом взял снимок и куда-то ушёл.

Я лежала и, глядя в потолок, повторяла про себя Иисусову молитву. Вскоре Дмитрий Алексеевич вернулся с двумя врачами: моложавой женщиной в очках и усатым мужчиной лет пятидесяти, на голове которого красовалась белая шапочка с изображёнными на ней весёлыми барашками.

Их лица были спокойными, а через несколько секунд после того, как датчик коснулся моего живота, они стали громко смеяться.

Отсмеявшись, Дмитрий Алексеевич сказал:

— У вас всё отлично, мамочка! Два симпатичных молодых человека ждут своего появления на свет!

— Я сегодня рожу? — удивлённо спросила я.

— Нет, мы должны протянуть ещё немного, чтобы быть уверенными, что у детей будет нормально работать дыхательная система. Вам необходимо принимать некоторые препараты в течение нескольких дней. Вы полежите у нас в отделении патологии, а мы будем делать анализы и готовить вас к кесареву сечению. Операция необходима, так как дети немного недоношены и оба находятся в тазовом предлежании, к тому же у одного обвитие, поэтому рисковать их жизнями я не вижу смысла.

Я, готовая к худшему, долго не могла прийти в себя от счастья, поверить в то, что у меня будут целых два нормальных ребёнка. Мы с врачом ещё поговорили некоторое время, а потом ему нужно было идти к другим роженицам. В тот день я осталась в роддоме.

Не буду долго рассказывать — скажу вкратце, что я пролежала в отделении патологии неделю, операция прошла успешно, и у меня появились два сына. Их головки, и правда, были очень красивой формы — такой, как на той фотографии УЗИ. Врач сказал мне, это оттого, что они появились на свет путём кесарева сечения и не были травмированы родовыми путями.

А ведь мне предлагали их убить.

В общем, две недели спустя я уже начала выходить на работу во второй половине дня, а первую половину дня я каждый день проводила с малышами, которых отправили в детскую больницу «на дохаживание». Впрочем, с ними всё было хорошо, и через четыре недели они уже были дома.

Начальник, узнав о рождении детей, дал мне ещё месяц отпуска, но просил появляться на работе хотя бы раз в неделю на несколько часов.

Я наняла няню, которую порекомендовала Татьяна, — это была её двоюродная сестра Галина: она, проработав всю жизнь в яслях, недавно вышла на пенсию. Мои мальчики были спокойные, и обе женщины прекрасно справлялись и с ними, и с двумя старшими детьми, которые уже были большие и сами давно помогали мне по хозяйству.

А тем временем меня, разумеется, обсуждали и осуждали все, кому не лень, но я только смеялась в ответ: придя к Богу и получив от Него такой неожиданный и щедрый подарок, я была счастлива, как никогда! На работе у меня было всё прекрасно, вскоре меня повысили, теперь часть работы я выполняла дома и появлялась в офисе два-три раза в неделю. Младшие дети росли здоровенькими и радовали меня; впрочем, со старшими тоже проблем не возникало. Иногда я просыпалась ночью и, глядя на их личики, думала, как скучна и однообразна была бы моя жизнь, не будь у меня моих детей.

Две мамы

Сейчас у нас всё прекрасно: старшие дети уже совсем большие, а младшие в этом году пойдут в первый класс. Два года назад мы переехали: наконец нам удалось по субсидии приобрести собственную квартиру, а на десяти сотках земли, в Подмосковье, мы строим дом — теперь детям будет где порезвиться во время каникул! А знаете, кто нам строит дом? Сын нашей няни Галины, одинокий и ещё совсем не старый мужчина, вдовец. Строит совершенно бесплатно. А вчера он сделал мне предложение, и я, честно говоря, очень обрадовалась, потому что он мне давно уже нравится.

Зачем люди лишают своих детей жизни? Зачем они лишают себя счастья? Если они скажут, что им было труднее, чем мне, то я не поверю.


+ + +

Екатерина, закончив свой рассказ, замолчала. Молчала и я — уже одно то, что она работала секретарём у моего однокурсника, которого я помнила принципиальным и даже деспотичным, вызывало уважение и говорило о том, что она человек терпеливый и трудолюбивый. Ведь он был очень разборчив в кадрах, и люди, не готовые отдавать себя целиком работе, не задерживались у него больше недели.

— Ваша история удивительна, — задумчиво сказала я.

Она встала и, улыбнувшись, поставила пустую чашку на поднос:

— Буду рада, если вы напишете об этом.

http://www.pravoslavie.ru/97 559.html

  Ваше мнение  
 
Автор: *
Email: *
Сообщение: *
  * — Поля обязательны для заполнения.  Разрешенные теги: [b], [i], [u], [q], [url], [email]. (Пример)
  Сообщения публикуются только после проверки и могут быть изменены или удалены.
( Недопустима хула на Церковь, брань и грубость, а также реплики, не имеющие отношения к обсуждаемой теме )
Обсуждение публикации  


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика