 |
| Православие.Ru | Протоиерей Александр Салтыков | 23.08.2016 |
О том, что воспитывает человека, как архитектура свидетельствует о нравственном состоянии общества, о многокупольности как уникальной особенности русских храмов, об исходе русской архитектуры за рубеж и о том, можно ли спасти старую Москву, мы беседуем с протоиереем Александром Салтыковым, настоятелем храма Воскресения Христова в Кадашах, членом Союза художников России.
— Отец Александр, тема нашей встречи — «О времена! О нравы!» Какие, на ваш взгляд, царят сейчас нравы?
— В наше время царят не нравы — царит безнравственность. Нравы — это некое положительное видение мира в его гармонии, упорядоченности, видение общества, видение своего ближнего, построенное на определённых и последовательных принципах. Я говорю обобщённо, потому что нравы бывают разные: у каждой цивилизации свои. Хотя есть, конечно, общечеловеческие нравы: заповедь «не убий», например, адресована всем, как и «не укради» и другие заповеди. Но в целом в разных цивилизациях (а их сейчас насчитывают где-то около 20) свои принципы и особенности. Мы живём в России, воспитываемся в традициях христианской цивилизации и православной культуры. И когда говорим о нравах, имеем в виду нравственные понятия, основанные на Евангелии и традициях Православной Церкви.
Но в нашей стране в течение почти всего ХХ века христианские традиции, христианские ценности подвергались яростному нападению со стороны государственного атеизма. Государство провозглашало атеизм своей официальной политикой, у нас господствовал даже так называемый воинствующий атеизм, который вёл «борьбу с религией» на протяжении 70 лет, и практически три поколения наших граждан выросли и жили в условиях господствующего воинствующего атеизма, который был направлен именно на разрушение нравственных основ общества. Я, конечно, понимаю, что мне многие скажут: «Как это на разрушение нравственных основ?! Вот мы, старики, хотя и были партийными, но относились к жизни не так, как нынешняя молодёжь. У нас не было воровства, не было такого разгула и разврата. Мы были принципиальными людьми. И не только коммунисты, но и беспартийные». На это я отвечу так: в ХХ веке мы ещё держались за счёт «запасов» христианской нравственности, накопленных предыдущими поколениями. Ведь нравственные силы передаются от поколения к поколению, но недолго.
Протоиерей Александр Салтыков
— А в течение примерно какого времени передаются нравственные силы?
— Нравственное богатство передаётся только детям. Так что наследует его практически одно поколение. А внукам этот нравственный запас практически не передаётся.
— Как вы думаете, наша страна в целом оправилась от удара, который ей был нанесён безбожниками?
— Нет, от этого удара она пока ещё не оправилась. Более того, сейчас в нашей стране в сфере нравственности, как и вообще во всех сферах нашего существования — государственного, культурного, народного, личного — идут противоречивые процессы. Конечно, идёт некий процесс становления, и он основан на некоторых важных и положительных явлениях нашего времени. К таким положительным явлениям можно отнести возможность свободы. Нынешнее поколение уже не понимает, что такое отсутствие свободы, которое пережило моё поколение. Но это отдельная тема, на которую можно говорить много и очень долго, и, прежде всего, нужно было бы сказать, что это вообще такое — отсутствие обыкновенной физической свободы и, кстати, нравственной тоже. И духовной свободы. Но свобода — это хорошо, однако надо уметь ею пользоваться.
Свобода — естественная потребность человека, но у него есть и другие потребности, не только в свободе. У человека есть потребность жить, есть, пить, отдыхать, общаться с себе подобными — много разных потребностей. И всеми этими потребностями тоже нужно уметь пользоваться.
— А кто должен научить правильно реализовывать эти потребности?
— Вы задали совершенно уместный вопрос. В том-то всё и дело! Если вы ребёночка бросите на произвол судьбы, бедненького, и будете только его кормить и поить — давать еду, как кошечке, на блюдечке, то вырастет он зверьком — это известно. Ребёнку нужно родительское покровительство, ему нужны материнская и отцовская любовь и забота, которую ничто не может заменить, никакая ювенальная юстиция, кстати говоря. И даже сознательно заменить отца и мать почти никто и почти никогда не может.
Вы спросили, кто может научить человека пользоваться его природными свойствами и свободой. Конечно, Церковь! Другой силы, которая могла бы направить человека, кроме религии как таковой, больше нет. Надо сказать, советский режим пытался формировать человеческую личность — был курс на создание нового, советского человека, более беспринципного, качественно отличного от предшествующего поколения. Но ничего из этого не вышло. Получился совершенно противоположный результат из этих попыток советского атеистического воспитания.
Так что человека воспитывает только религия! Почему только религия? Потому что только религия по своему содержанию есть некое всеобщее, всепоглощающее мировоззрение и мироощущение, которое целиком охватывает человека. Это и жизнь с природой, и жизнь с обществом — и жизнь с природой и обществом в гораздо более широком плане. Жизнь даже с тем, чего мы не видим, не понимаем, с тем, что называем духовной природой, с тем, что начинается внутри, в сердце как некая неудовлетворённая потребность высшего. Вот в этом высшем мы улавливаем что-то очень важное, что-то единственное, что нам очень нужно, ищем себе опору — и это мы называем как раз верой в Бога. В разных религиях по-разному это осуществляется. Но это есть некая особая человеческая потребность, которая очень тесно связана с совестью, являющейся как бы отдельным органом души. Со-весть — само слово очень хорошо передаёт особую интенцию этого органа человеческой души. Это какая-то другая весть, которую мы хотим в себя воспринять, какой-то орган, который воспринимает нечто другое. Совершенно не из каких-то там галактик и планет, нет-нет, это вульгарно, я не об этом говорю, а именно из мира духовного, где есть то, что отличает нас незримой, неслышимой потребностью.
— Раз разговор зашёл о Церкви и её роли, хотел бы спросить вас как декана факультета церковных художеств ПСТГУ о влиянии на нас церковной архитектуры. Вы как-то сказали, что старая архитектура — это немое свидетельство высокой жизни наших предков. Чему она может научить современного человека?
— Ваш вопрос позволяет перейти от темы обобщений к той, которую вы обозначили в начале нашей беседы, потому что именно эти вопросы, волнующие человеческую душу, это стремление к бесконечно далёкому и вместе с тем непостижимо близкому Богу, конечно, всегда находили отражение в человеческом творчестве — во всех видах человеческого творчества. В том числе, безусловно, и в архитектуре.
Архитектура — это громадный пласт духовного творчества, который является наиболее зримым символом состояния общественного сознания — и личного, и духовного его уровней. Все великие цивилизации создавали религиозную культуру. И в любой точке земного шара мы её увидим и сегодня, потому что есть удивительная религиозная память. Мачу-Пикчу, например, иные совершенно таинственные сооружения. Или математически точно построенные египетские пирамиды — они имели абсолютно религиозный характер. Зиккураты в Двуречье. Греция. Да и, наконец, Россия, наша собственная страна. И вот тут как раз чрезвычайно важно, что, собственно, выражает архитектура во всех её пластах.
В России совершенно неповторимая храмовая архитектура, которая всюду своя. У нас есть такой шедевр мирового значения, как храм Василия Блаженного. Архитектурные особенности этого здания являются буквально символом России. Но значим, конечно, не только этот храм. Храмов на Руси было построено многие десятки тысяч. И судьба их была совершенно различна.
Храм Покрова-на-Рву (собор Василия Блаженного)
И изначально, когда было совершено Крещение Руси и только-только народ матери городов русских Киева вышел из Днепра крещённым по призыву святого равноапостольного князя Владимира, в нашем Отечестве начали строить такие храмы, которых вообще никогда и нигде не было. Русские храмы были многокупольные. У первого храма, который построил князь Владимир, было 25 куполов! Это непостижимо! 25-купольный храм — в Киеве, а в Новгороде в это же время, в 989 году, сразу же после Крещения Руси был построен другой многокупольный храм — во имя Святой Софии: с 12 куполами. И потом сын Владимира Ярослав построил в Киеве храм тоже с 12 куполами. Эта традиция существовала у нас вплоть до XIX века. В XIX веке был построен храм с 21 куполом. В Византии таких храмов не было — вообще. Самый многокупольный храм в Византии имел 9 куполов.
И почему Владимир, только-только став христианином, понял, что нужны храмы? А ведь он никуда за пределы Руси не ездил, в Византии, как его бабушка Ольга, не был. Она — была, а он нет. Он ездил только из Киева в Новгород и вокруг, по единой территории единого древнерусского государства, где было много городов. И во всех городах по крещении стали строиться храмы.
Я хочу подчеркнуть: это храмоздательство — совершенно уникальный факт. Как уникально вообще Крещение Руси и выбор веры, так же уникален факт этих многокупольных храмов, которые, наверное, строили всё-таки греческие мастера. Потому что не могло же в первом поколении христиан появиться уже сословие архитекторов, которые бы легко и свободно возводили эти храмы — прекрасные здания с культурной и инженерной сторон. И позднейшие русские храмы, московское узорочье XVI—XVII вв.ека — это совершенно особая архитектура. Она всегда имеет верхушку — купол: большой, маленький — по-разному. А в архитектуре — именно узорочье. И хотя мы приняли крещение от греков (мы им за это благодарны всегда должны быть), но там архитектура совсем другая.
Этот удивительный стиль русской архитектуры в конце XIX — начале ХХ века выплеснулся за пределы России — ещё до революции, до эмиграции.
Храм святой Марии Магдалины в Гефсимании
— Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
— Это очень интересное неоценённое явление — движение русской культуры за рубеж. Я позволю себе употребить такое высокопарное выражение: движение русского духа. Вот хотя бы такой пример: храм святой Марии Магдалины, в котором покоятся мощи преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны. Этот храм совершенно справедливо называют жемчужиной Иерусалима. Вот, казалось бы, место, святее которого нет на земле! И тут, в Святой земле, в начале ХХ века, когда в России уже происходит, к сожалению, отступление от веры — а без такого отступления не могла произойти революция, — вдруг русский дух создаёт этот удивительный храм. И без него теперь не обходится ни один путеводитель по Святой Земле. Там сейчас действующий монастырь, это место освящено мощами великой княгини Елисаветы Феодоровны — великой подвижницы, удивительной женщины.
Но были и другие подобные храмы, они строились в разных уголках мира. Например, небольшая русская церковка во Флоренции, которая ничуть не хуже иерусалимского храма. Или в Ницце, где использованы были традиции русского узорочья XVI—XVII вв.еков. Таких храмов довольно много.
— Давайте вернёмся в Россию. Чему могут научить прогулки по исторической части Москвы и других городов?
— Сейчас по телеканалу «Спас» — он появился не так давно, это очень большое и отрадное явление; я его очень часто смотрю — включаю кнопку и удивляюсь тому, что такие каналы существуют. так вот, по телеканалу «Спас» идёт программа «Прогулки по старой Москве». Но, должен вам сказать, это прогулки по обломкам старой Москвы, по каким-то жалким её остаткам. «Пойдёмте по этой улице, по этому переулку..» Увы! Мы видим, что никакой старой Москвы уже почти что нет.
Храм Воскресения Христова в Кадашах
— А можно сказать, что здесь, в Кадашах, старая Москва ещё осталась?
— Здесь у нас старая Москва осталась. как бы поточнее выразиться. в молекулярном виде. Здесь прекрасный храм конца XVII века, мы пытаемся сохранить его историческую среду, но это очень трудно. Накануне столетия Великой Октябрьской революции можно сказать, что древняя столица России, Третий Рим, Второй Иерусалим — Москва — уже практически уничтожена. Старая Москва была уничтожена в два этапа. Первый, более длительный — он занял около 70 лет — коммунистический этап начался буквально сразу после революции 1917 года и начал затухать в 1970—1980-х годах, когда стали появляться законы, защищающие памятники. Но после того как темницы рухнули и свобода нас встретила радостно у входа в 1992 году, оказалось, что эту свободу перехватила многоглавая, как в советское время говорили, гидра буржуазного империализма — а она, эта гидра, действительно существует, причём именно многоголовая.
— То есть когда отрубаешь ей одну голову — тотчас другая вырастает?
— Совершенно верно! Так что с ней справиться может только особый богатырь… И вот эти выросшие головы — наши скороспелые толстосумы, которые неизвестно откуда собрали свои миллиардные капиталы за несколько лет, а собрать за несколько лет это невозможно, и можно только догадываться, как это всё происходило. так вот, эти толстосумы создали «замечательные» строительные организации, которые прекрасно живут: ломают и строят, ломают и строят. За то, что они ломают, они получают большие деньги. За то, что они строят, они тоже получают большие деньги. Что ломать — абсолютно безразлично, потому что цель — получение денег. И что строить, в общем-то, тоже безразлично, потому что цель та же — получение денег. А ломать выгоднее ближе к центру Москвы, ближе к ещё существующему Кремлю. Потому что Кремль — это такой знаковый центр России. А около него почти всё уже сломано. И мы здесь, на Кадашевском пятачке, пытаемся держать старомосковскую кремлёвскую оборону, чтобы было понятно: Кремль был не один всё-таки в Москве, сама Москва была однородна с Кремлём. Но нам с трудом это удаётся. В храмовой зоне сегодня совершенно спокойно на глазах у всех идёт разрушение — под стенами Кремля, так что и на глазах правительства, которое должно бы вроде этому разрушению препятствовать. И такое не только в нашей охранной зоне, а по всему центру — причём вопреки законодательству. Это очень важно подчеркнуть: нарушается множество законов!
— Отец Александр, на такой печальной ноте не хотелось бы заканчивать беседу. И потому я задам ещё один вопрос, касающийся как раз нынешних нравов. Сегодня у молодёжи популярны такие понятия, как «успех», «самореализация», а успех — это и залог твоего авторитета: если ты хорошо одет, много зарабатываешь, значит, к твоему мнению будут прислушиваться. Каковы, на ваш взгляд, причины такой жажды успеха сегодня?
— Думаю, что успех сегодня понимается чисто внешне, прежде всего как деньги и карьера. Однако есть и другие ценности. И как раз эти другие ценности являются на самом деле главными для человека. Это ценности, которые делают человека личностью. А личностью человека делают не деньги и не его место работы и должность. Личностью человека делает то, что мы называем личными качествами. Вот это — величайшая ценность каждого отдельного человека. Личные качества, которые формируются в условиях тяжёлой внутренней борьбы. И эта тяжёлая внутренняя борьба делает человека сильным по-настоящему. Эти ценности сегодня если и пропагандируются, то пропагандируются очень слабо и в основном Православной Церковью. А вот те, внешние так называемые «ценности» — успех и карьера — усердно пропагандируются всеми государственными средствами. Всеми! Но дело-то в том, что всё это не имеет никакой настоящей ценности без нравственных основ. Это всем известно, банально и понятно, всем надоело слушать. Но это неотъемлемый и неоспоримый постулат: только нравственная основа делает возможным превратить деньги в ценность настоящую.
Не секрет, что наши толстосумы никаким уважением не пользуются, как и некоторые представители власти, потому что это люди, которые получили, что хотели, — деньги и власть, но являются очень слабыми личностями. Скажут: «Как так — слабыми личностями?! Разве слабая личность может заполучить миллиард за полгода? Он где-то украл этот миллиард, поэтому он — сильный человек! Разве не так?» Нет, это совсем не так. Это значит, что он, да, действительно имеет какие-то качества, которые Бог в него вложил для благого употребления, а он эти свои таланты направил на то, чтобы кого-то ограбить. Этот миллиард изъять надо откуда-то — или из казны, или у населения. Этот условный миллиард не есть деньги, которые он заработал. Так что как личность он на самом деле ничтожество.
С протоиереем Александром Салтыковым беседовал Никита Филатов
