 |
| Православие.Ru | Игорь Ручин | 22.08.2016 |
Недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря, в 15 километрах, на берегу Шексны, на древней белозерской земле, можно запросто попасть в средневековье: здесь расположен историко-этнографический комплекс «Сугорье», где воссоздана древнерусская княжеская усадьба с мощной сторожевой башней — вежей, с парадной палатой — гридницей, рядом с которой мирно, как и в старые добрые времена, соседствует дом викингов. А ещё действует кузница, оружейная и даже подземный ход. Одни из основных посетителей здесь, конечно, дети — по большей части приезжие. Это и хорошо, — считает Игорь Александрович Ручин, хозяин «Сугорья», — историческая реконструкция развивает вкус к изучению истории. А знающий свою историю человек никогда не будет чувствовать себя туристом в православном храме. Мы беседуем с ним после школьной экскурсии, в ходе которой дети чуть не разнесли гридницу по брёвнышку, воодушевившись возможностью побывать богатырями, князьями и княгинями и провести бои на мечах. Всё, к счастью, обошлось: богатыри и княгини нехотя пошли на обед, а запыхавшийся Ручин с облегчением рухнул на лавку.
Игорь Ручин
— Игорь, предлагаю начать с разрушения стереотипов. Ведь в отношении исторической реконструкции они существуют, согласитесь: взрослые дяди и тёти «играют в лыцарей», руководствуясь собственными фантазиями о том, «как было на самом деле», проще говоря — сказками или в детстве увиденными фильмами. Причём фильмы — самое историческое ещё по сравнению с тем, что творится в голове у впавших в детство дядей и тётей. Кроме того, многие считают, что историческая реконструкция подверглась разрушительному неоязыческому влиянию, став чуть ли не ареной т.н. «родноверческого» чревовещания. Так ли это?
— Давайте начнём по порядку. Что касается права исторической реконструкции называться именно исторической — да, с мнением, будто бы это игры для взрослых дядей и тётей, я сталкивался всю свою жизнь. В последнее время, правда, гораздо меньше: люди, скорее всего, видят плоды нашей деятельности, делают правильные выводы о ней и относятся уже более уважительно. А раньше было абсолютное непонимание. Как только меня не называли: и «первый лыцарь на деревне», и «привет из прошлого», и много чего ещё. Ну да, странно для маленького городка видеть, как отец шестерых детей «вместо того, чтобы заниматься нормальными мужскими делами — огородом, рыбалкой, охотой и водкой», вдруг начинает строить какие-то крепости, мастерить кольчуги, копья, щиты и т. д., да ещё предлагает на основе всего этого учить родную историю. Даже когда, помнится, мы доказали пользу нашей инициативы, построив гридницу, дом викингов, кузню, ладью, организовали исторический фестиваль, когда потянулись к нам туристы и город увидел для себя серьёзное финансовое подспорье, и то слышалось что-то вроде: «Да ему вагоны разгружать надо, а не этой историей заниматься — пусть бы мужик дело настоящее делал! Что нам эта история?!»
Ну, если считать, что своей стране и народу я могу принести больше пользы, занимаясь разгрузкой вагонов, а не «оживляя» историю, то, конечно, это грустно. Мне кажется, что у каждого есть свой талант, и логично будет, если этот каждый займётся тем, что умеет делать хорошо: кто-то поможет стране, работая грузчиком, кто-то — знакомя с её историей, приобщая к ней соотечественников.
Впрочем, тут всё в конце концов почти сошло на нет, и люди признали за нами право заниматься тем, что мы умеем, и умеем хорошо.
Историко-этнографический комплекс «Сугорье»
Что же касается необходимости изучения родной истории, то это даже не риторический вопрос — это насущная необходимость для нашего народа, по моему твёрдому убеждению. «Чтобы стоять, я должен держаться корней» — эта песня, думаю, ничуть не потеряла своей актуальности. Древо без корней, страна без истории обречены на гибель, и гибель недостойную: держаться не за что. Это, кстати, мы видим сейчас на примере южных соседей — бедной Украины: извращение собственной истории, отказ от родных корней, попытка во что бы то ни стало привить себе какие-то чужеродные элементы приводят к разрушению государства и общества в целом, что мы, увы, и наблюдаем с горечью и болью.
Понятно, что историю нужно изучать и всеми силами пропагандировать. Каким образом её пропагандировать — вот вопрос. И тут можно как раз поговорить о пользе исторической реконструкции. Одно дело — учить историю, сидя в классе или в аудитории, зубрить даты, чертить какие-то графики. Часто приходится сталкиваться с людьми, которые говорят, что терпеть не могут историю после того, как изучали её в школе. История — что в советской школе, что в нынешней — превращалась в ряд каких-то фактов, цифр, дат, имён, а в последнее время появилось ещё невероятное количество диаграмм, схем. История как наука о жизни таких же людей, как мы, только живших раньше нас, превратилась в зазубривание схем, векторов. Как она может привлечь к себе, заинтересовать подростка, безвылазно сидящего в кабинете, мне непонятно. Да она и не привлекает. Такое сухое преподавание истории, на мой взгляд, убивает живую связь между поколениями.
Реконструкция костюма
Да, никто не спорит: и графики, и схемы иногда нужны — мы ведь должны знать, скажем, о том, как работала промышленность России в таком-то веке. Но нельзя превращать историю только в графики. Как не будем мы превращать, скажем, «Преступление и наказание» или «Евгения Онегина» в набор заданий по морфологическому разбору — это не литература получится, а ужас какой-то. Точно так же и с историей: мы должны чувствовать, что это живая наука, позволяющая нам ощущать себя родственниками со святым князем Владимиром, с Александром Невским, Дмитрием Донским и т. д.
Мне очень повезло в своё время с учителями. Один из них сейчас работает директором Музея археологии г. Череповца — Александр Валентинович Кудряшов, известный археолог. Он преподавал, разумеется, и в классе, преподавал настолько интересно, живо, что ученики слышать звонок с урока не хотели, но при этом он нас буквально влюбил в археологию: брал наши классы на раскопки, потом создал удивительно интересный школьный музей на базе археологических находок, а мы в этом музее работали экскурсоводами. Когда тебе 15 лет и ты уже имеешь некоторые базовые представления об истории, археологии, согласитесь, это многое значит для человека. Да, были раскопки, работали лопатой, кисточкой, были комары и оводы, были песни у костра и еда из котелка, были интереснейшие просветительские беседы о тех, кто жил в этих местах тысячу лет до нас, — может ли человек в этом случае не начать относиться к истории с уважением, а то и с любовью?
К чему я всё это говорю: преподавание, популяризация истории должны быть многогранными, и историческая реконструкция — это одна из тех граней, причём граней очень ярких, образных, которая как раз и помогает заинтересовать людей, привить им вкус к изучению истории. Мы воссоздаём ту, прежнюю жизнь, и не по каким-то измышлениям «от балды», а по научным данным, по историческим образцам, по сохранившимся артефактам или по целому комплексу исторических источников.
Костюмы — «это не только ценный мех»
— А какие источники вы имеете в виду?
— Прежде всего, археологические: артефакты, сохранившиеся в культурном слое, относящемся к определённому веку, по которым мы можем сказать, например, что наконечник стрелы в XII веке выглядел так-то, а в XIII веке так-то, а ещё назвать причины этого изменения. Или, скажем, поясной набор, который являлся серьёзным показателем статуса воина, — почему появлялись определённые новшества, чем они были обусловлены, и т. д.
Следующий вид источников — письменный: описания, заметки путешественников об образе жизни, манере поведения, вере, даже костюмах жителей того или иного края. Это и сведения из летописей, писцовых книг, то есть вся совокупность письменных источников. Кроме того, есть и ещё один источник: изобразительный. Это изображения в летописях, на церковных фресках и на иконах того времени. И тут надо учитывать, что задача иконы — не столько знакомить нас с тонкостями народного быта, сколько с верой людей и с Тем, в Кого они верят. Но, например, такая икона, как «Молящиеся новгородцы», может дать некоторые сведения о костюме жителей Великого Новгорода XV века.
— А какое значение имеет описание костюмов? Я понимаю интерес к образу жизни или вере такого-то народа — но что важного мне расскажет, как одевались наши предки в XI—XII вв.еках? Может, женщинам это и интересно — узоры там всякие, подвески.
— Не скажите! Изучая (именно изучая, а не фантазируя) даже такую, казалось бы, второстепенную вещь, как народный костюм, приходишь к выводу, что не очень-то она второстепенная. Вот украшения. Скажите, пожалуйста, как это на Русском Севере, где жили финские племена, вдруг в народном костюме стали появляться наряду с финскими и славянские элементы? То, что идёт колонизация Севера славянами, понятно — вопрос в том, как она идёт. Если бы отношения между славянскими и финскими племенами были плохими, никогда бы не совместил в себе местный народный костюм элементы украшений двух народов. А вот если отношения были добрыми, такое развитие костюма представляется вполне логичным. Следовательно, даже по костюмам мы можем судить не только о том, что было, но и как было. К чести нашего северного края, было очень даже дружелюбно.
— Ну, тогда расскажите, пожалуйста, о костюме подробнее.
Реконструкция женского костюма
— В отличие от современного, древний костюм был очень информативен и выполнял множество функций, являясь своеобразной «визитной карточкой». Такие понятия, как род, племя, вероисповедание, профессиональная принадлежность, социальный статус, выражались в его внешнем облике посредством многих атрибутов, знаков, символов. Материал костюма, его крой, цветовая гамма, наличие или отсутствие в нём определённых элементов, орнаментация, украшения — это всё в совокупности создавало законченный образ его владельца. В этом случае изучение древнерусского костюма позволяет лучше представить себе как бытовую сторону жителей Древней Руси, так и их мировоззрение. Традиционный для Белозерья костюм восточно-финского типа получает в XI веке мощный импульс со стороны славянских переселенцев, обогативших его характерными для своей культуры элементами. Торговые связи края с Поволжьем и Балтикой также способствовали проникновению на Белоозеро как новых форм одежды, так и типов украшений, имевших в древности важный сакральный смысл. Смешение культур более всего заметно в парадном женском уборе, который включал в себя многочисленные металлические украшения, носившиеся в строго определённом порядке. Убранство древнего белозерского костюма можно считать самым высоким достижением прикладного искусства Русского Севера X—XIII вв.еков. За это время меняется набор украшений, исчезают и появляются их новые виды, сам убор упрощается, теряет свою варварскую пышность, упрочившаяся христианская обрядность вытесняет из костюма явные языческие элементы. На смену славянам и веси приходит единая русская народность, в жилах представителей которой течёт кровь самых разных племён, нашедших на Белоозёре свой дом.
Тщательные исследования — археологические, этнографические — и позволяли в своё время нам занимать первые места на исторических фестивалях. Повторюсь: мы руководствуемся именно исследованиями, а не фантазиями. Откуда мы решили, что костюм жителя древнего Белоозера представлял собой комплекс льняных одежд, дополненных меховыми накидками? — Об этом есть упоминание у арабского путешественника Абу Хамида Аль-Гарнати. Он, будучи в Булгарии на Волге, встречался с «жителями страны Вису», то есть представителями племени весь (отсюда, кстати, произошли такие названия, как Череповец, Весьегонск и т. д.). Так вот, он описывал весь как «людей, одетых в одежды из льна, которые защищают их от холода, и в одежды из шкурок прекрасного бобра мехом наружу», — вот вам, пожалуйста, источник для реконструкции.
Источников масса, но все они разрозненные. Задача реконструктора заключается в том, чтобы из всех них собрать воедино и изготовить своими руками некий логичный, последовательный и разумный комплекс, который соответствует данной эпохе. И этот комплекс нужно ещё доказать, опираясь на свои знания, исследования, предлагая гипотезы, будучи готовым к их критическому восприятию. А это уже настоящая научная работа, предполагающая серьёзные исследования, а не измышления.
Что хоббиту здорово, то психиатру — забота
— То есть так называемые «ролевики» тут ни при чём?
— Естественно. Одно дело — хоббиты, эльфы и игры в разных прочих орков, совсем другое — историческая реконструкция. На мой взгляд, такие игры могут быть опасными как для духовного состояния человека, так и, простите, для его психического здоровья. Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые, будучи «ролевиками», настолько вживались в выдуманный ими образ такого-то героя из прошлого или же из фэнтезийной литературы, что просто-напросто теряли собственную идентичность — грубо говоря, становились чуть ли не шизофрениками. А, может, и становились — тут бы психиатрам разобраться не мешало. Поэтому мы твёрдо убеждены: работу, увлечение и повседневную жизнь необходимо разделять. На работе мы действительно ходим в реконструированных средневековых костюмах, знакомя с ними наших гостей, но домашняя наша жизнь подразумевает разумное использование разумных же достижений прогресса. Проще говоря, мы ездим не на лошади, а на машине, пищу готовим не на огне, а в мультиварке, пользуемся телефонами и компьютерами, медвежьи и волчьи шкуры, как и мечи и щиты, по стенам своего дома не развешиваем — этого всего нам хватает здесь, на работе.
Христианство как условие сохранения мира
— Игорь, вы занимаетесь исторической реконструкцией, исследованиями, археологией, этнографией много лет. Можете кратко сказать, каковы главные выводы ваших изучений?
— Даже вкратце это займёт много времени, поверьте. Но если уж слишком общо говорить, то подниму всё-таки патриотическую тему: мне стыдно, когда малообразованные люди постоянно апеллируют к так называемому «цивилизованному миру». Во-первых, стыдно, что у нас есть малообразованные люди: с таким-то количеством прекрасных учёных, которые есть в России, можно было бы обратиться к их трудам! Во-вторых, стыдно за адресат апелляций: что за «цивилизованный мир» такой? Мы что — с каменными топорами бегаем по России-матушке? Да у нас, несмотря на все наши просторы российские, на квадратный метр больше писателей, художников, поэтов, конструкторов и прочих, чем во всём остальном мире! И это самоуничижительное заглядывание в глаза «цивилизованным странам» откровенно тошнотворно действует. Есть что-то хорошее у других — не задумывайся, перенимай. Есть хорошее (а оно было и есть) у себя — не забывай, храни его. Дикий народ не мог бы создать ни такое государство, как Русь, ни такую страну, как Россия, — это давно пора усвоить! Этому и учит история. А толковая, основанная на исторических фактах и исследованиях, реконструкция оказывает, на мой взгляд, ей очень большую помощь.
— И как, это у вас получается?
Игорь Ручин
— Думаю, да. Многие, преодолевая унизительные стереотипы в отношении собственного Отечества, с удивлением узнают, что, например, те же скандинавы называли Русь «Гардарики», то есть «страна городов». Когда они все жили ещё по хуторам, раскиданным по северным фьордам, среди скал, у нас в это время было уже несколько десятков крупных, развитых городов. Город — это же средоточие ремесла и торговли. Кроме того, это и настоящее военное укрепление со всем необходимым: крепостной стеной, рвом, сторожевыми башнями и т. п. Понятно, что наличие таких крупных центров — один из признаков высокоразвитой цивилизации. Город — это и средоточие политической и духовной власти, как это было, например, на Белоозере: здесь же был центр распространения Православия на огромной территории. Отсюда шли лучи христианского просвещения края. Мне кажется, это нужно знать и благодарить предков за их труд. Ещё раз напомню: здесь, на Белоозере, не зафиксировано никаких вооружённых конфликтов между соседствующими племенами и народами. И, как мы считаем, огромную роль в этом сыграла проповедь Православия — мирная, дружелюбная, не высокомерная, открытая другим народам. В отличие, кстати, от нашего порубежья, где вооружённых столкновений и даже террора было, согласно летописям, предостаточно. Там-то и находят массовые захоронения, которые появились после нашествия кочевников на древнерусские города; там отмечены и следы княжеских усобиц, борьбы за власть, когда тактика выжженной земли применялась по отношению к своим же, — здесь этого не было вплоть до XIV века, когда Москва начинает бороться с Новгородом и Ростовом за эти земли. Тут мы уже видим следы войны: были и походы ушкуйников, и ответные меры враждебной стороны, и от всего этого противостояния страдали, конечно, жители.
— А кто такие «ушкуйники»?
— Что-то вроде новгородских викингов, славянские «джентльмены удачи». Это были и исследователи, и колонизаторы, и купцы (но не в традиционном смысле), но по большей части всё-таки — обычные разбойники. Их боялись так же, как боялись в своё время викингов.
Чем могут порадовать неоязычники?
— Не секрет, что историческая реконструкция — это ещё и поле деятельности так называемых «родноверов» — неоязычников. Есть ли тут какая-то опасность для науки?
— Не только для исторической науки, но и для самого человека. Опасность для науки заключается, прежде всего, в том, что они при своих т.н. «исследованиях» не опираются на правдивые источники. Ведь история — это наука об источниках, и если ими пренебрегать в угоду своим верованиям, а проще говоря — фантазиям, измышлениям, то ни о какой науке говорить не приходится вообще. Нельзя говорить и о гипотезах, потому что гипотезы опираются на совершенно чётко очерченный круг исторических фактов, а здесь нет ни фактов, ни мыслей — домыслы есть, причём обязательно с притянутыми за деревянные уши Перуном или Велесом. Научный труд здесь в принципе не подразумевается, требуется лишь оправдать собственные безграмотность и ненависть к христианству.
— Даже ненависть? Почему нельзя исповедовать свою веру без ненависти?
— Просто потому, что без ненависти к христианству неоязычество невозможно — в этом я убеждаюсь, каждый раз сталкиваясь с т.н. «родноверами». Тут целый комплекс «нежных чувств»: презрение, страх, ненависть и, мне кажется, зависть, которая скрыта за первыми тремя. Если христиане могут доказать, показать основы своей веры, опираясь и на всевозможные науки: историю, философию, религиоведение и т. д., то язычники обладают отрывочными сведениями, которые покрывают просто невероятным слоем мистических измышлений, причём часто вся эта мистика коренится в далеко не безобидных псевдодуховных практиках. Эта неполноценная мифология берётся из потребности иметь хоть какую-то основу, какое-то оправдание своим, простите, убеждениям. Доходит иногда до смешного: однажды на Куликовом поле во время фестиваля вышли какие-то ободранные ребята и стали орать: «Перуну — слава!», а потом убеждали всех, что именно так себя и вели русские воины во время битвы с Мамаем. Мы их спрашиваем: «Вы откуда это взяли-то, болезные?» Те гордо отвечают: «А мы знаем!» — «А-а, ну тогда извините».
— Кстати, вменяемый диалог с неоязычниками возможен?
Игорь Ручин
— Как показывает мой опыт, очень редко. Когда начинаешь интересоваться источниками их верований, оказывается, что верховному волхву Долбославу после продолжительных шаманских камланий явился во сне Перун и сказал то-то и то-то — вот и вся теология. Здорово, да? Когда пытаешься затеять серьёзный разговор, то очень быстро эти ребята начинают нервничать, и твоё дружелюбие (а я не хочу конфликтов, я честно хочу узнать, в чём коренятся их убеждения, как исторические, так и религиозные) наталкивается на истерическую агрессию по отношению к Православию. Всё объясняется очень просто: люди, лишённые внутренней дисциплины, которая обязательна в христианстве, чувствуют свою — ладно бы слабость — её мы все чувствуем, а панический страх и нежелание хотя бы попробовать сделать шаг навстречу Христу, зная, что такой шаг поставит их перед выбором: либо отказаться от многих самоубийственных «хотелок», либо продолжать прозябать в них. Да, часто неоязычники с удовольствием смакуют грехи — вымышленные и подлинные — христиан, тычут в них пальцем и, ухмыляясь, говорят: мол, на себя-то посмотрите — вы ж ничем не лучше. Это уже я говорю к стыду христиан. Но даже грешащий христианин знает, что он совершает грех, и не оправдывает ни себя, ни сам грех. Язычникам проще: то, что в христианстве является грехом, у них выглядит как добродетель. А христианин, вишь, мучиться будет, копаться в себе, стыдиться, каяться — это сложнее и больнее, но всё-таки достойнее.
Страшно иногда бывает смотреть на то, что делает с людьми их собственная интерпретация язычества. По работе мне часто приходится общаться в социальных сетях, не так давно увидел там, что один из собеседников изменил свою фотографию в профиле: звериный оскал, дикие глаза, искажённое лицо, волчьи клыки на шее — так, по его мнению, должен выглядеть настоящий русич (а «настоящий русич — это, конечно, язычник»).
Меня это изменение потрясло: мужику за 40, в своё время был офицером — такой настоящий русский богатырь со светлым лицом и доброй улыбкой. А потом ушёл из армии — и на тебе: вляпался от нечего делать, видимо, в псевдоязыческую секту, ничего общего с реальной историей не имеющую. И понеслось. Всё по Достоевскому: нет у русских середины. Если уж принял какую-то идею, мысль, то будет следовать ей безоглядно. Лучше бы оглядеться на досуге. Нет, правда: страшно смотреть.
— Таким образом, в реконструкции, по вашим словам, есть как здравый смысл, так и возможность его извращения?
— Это так, и это касается не только реконструкции, но и литературы — да чего угодно! Знаете, как неприятно видеть, что наше общество в учителя и чуть ли не в пророки себе выбирает шутов и клоунов? И ладно бы для того, чтобы посмеяться, нет — шутовские суждения считаются чуть ли не откровением в области то лингвистики, то истории, то религии. Тут собирался было к нам один такой «пророк» приехать, чтобы очередной исторический шедевр снять про то, что христианство, оказывается, Руси чуждо, а все мы жили «у Ра». Мы, если честно, не испытывали восторга от предполагаемого визита. Так Бог отвёл: разболелся наш «гуру от истории» и не смог приехать, дай Бог ему здоровья телесного, интеллектуального и наипаче духовного.
— А бывали случаи, когда люди, по незнанию, по молодости попавшие в кажущуюся им романтической, но отнюдь не историческую «реконструкцию», выбирались из неё и, следовательно, из неоязычества?
— Да, к счастью. Тут многое зависит от честности поиска человека. Если он действительно ищет смысл — в науке, вере, — то он его рано или поздно найдёт. У нас работают несколько ребят, которые, начав знакомиться с наукой, с настоящей реконструкцией, увидели её пользу и для ума, и для души. И если человек умный, интересующийся и умеющий анализировать, он никогда не позволит себе глупых выходок в отношении Православия — веры своего же народа.
Да и те люди, которые громко заявляют о своём язычестве, могут удивить по-хорошему. Всё-таки сказывается христианство их предков, которое, пусть на пока не осознанном уровне, но укоренено в потомках. Сидим, разговариваем, тема обычная: «язычество — настоящая вера русских». Прошу в этом случае ребят быть честными с самими собой: если вы такие все из себя настоящие язычники, то, опираясь на данные этнографических исследований, которых пруд пруди, я требую от вас сделать следующее в подтверждение искренности ваших убеждений — и привожу им действительно выдержки из этнографических исследований XVIII — начала ХХ веков, которые содержат такие факты о бытовых языческих пережитках, что само упоминание их вызывает отвращение. Там всё больше «нижний этаж» психики и физиологии присутствует, короче — мерзость несусветная. Так вот, к чести многих моих собеседников, они начинают плеваться и спрашивают с возмущением, не сошёл ли я с ума. «Не, — говорю, — я не сдвинулся, я вам про вашу веру рассказываю, подтверждаю всё это имеющимися в научном обиходе фактами. Будете повторять? А ты сам искренне веришь в то, что солнце — это бог Хорс, а не скопление раскалённой материи? Ты реально чтишь Перуна? — Так принеси пару младенцев ему в жертву по примеру „славных предков“! Ведь так делали воины Святослава во время осады Доростола! Это ж нормально!» — «Иди-ка ты!..» Ну, вот это «Иди-ка ты!», если честно, во многом утешает и даёт надежду, что не совсем мы ещё от Христа отошли — есть ещё возможность к Нему приблизиться. Значит, даже те, кто называет себя язычниками, внутри, в глубине души отторгают суть язычества. Лишь бы не заигрались: опасные это игры.
О преображении ума и памяти
Историко-этнографический комплекс «Сугорье»
— Но отрицать существование на Руси язычества, на мой взгляд, несколько некорректно.
— А никто и не спорит, что оно было. Помню наш разговор с архиепископом Максимилианом (Лазаренко), владыка был тогда у нас в гостях: смущаясь, я ему рассказывал о влиянии язычества на быт русских людей, показывал языческие символы в древнерусском костюме и украшении жилища и т. д. Владыка сказал: «Всё так, это всё было. Но давайте задумаемся над тем, как христианство преобразило языческое младенчество Руси, заменив поклонение твари почитанием единого Творца всего сущего. Расскажите людям о том, почему и как русские люди вместо наивного поклонения силам природы выбрали поклонение Христу — Солнцу Правды. Расскажите о разнице в значении слов „раб“ и „раб Божий“. И вообще — давайте помнить о значении христианского Преображения. Заставьте работать мысль человека — тогда заработает и его душа, я надеюсь».
— Святого Александра Невского некоторые его противники обвиняли и продолжают обвинять в рабской покорности завоевателям: он-де покорился татарам-язычникам. А Димитрий Донской с благословения преподобного Сергия начал освобождение Руси, победив их. В чём разница? Почему один покорился, а другой начал освободительную войну?
— Надо помнить, что в XIII веке Руси грозили захватчики пострашнее, чем тогда ещё религиозно всеядные и терпимые к Православию монголы: наши западные «партнёры» имели совершенно другие планы по отношению к Руси, чем пришельцы с Востока. Если монголов интересовало только внешнее подчинение, материальная сторона (на духовную жизнь они и не думали покушаться), то западные соседи стремились как раз к духовной оккупации. Кстати, её плоды мы можем, опять-таки, видеть на Украине. Вся эта уния, разделения, расколы — плоды той ещё, давней истории, когда князь Даниил Галицкий обратился за помощью к инославным. Ни помощи не получил, ни Русь от разграбления не спас. А святой Александр Невский, устранив опасность духовной оккупации с Запада, вынужден был смириться перед монголами, что в итоге спасло сотни тысяч жизней и сохранило Православие. Как сказал историк Вернадский: «Это были два подвига Александра Невского: подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке». Кстати, благодаря этому и многие захватчики впоследствии стали христианами, по Промыслу Божию.
Но уже в XIV веке Орда не была такой терпимой к вере в Христа, даже наоборот: Мамая можно смело назвать исламским экстремистом. И вот тогда уже никакого компромисса быть не могло: мы прекрасно знаем, что случилось ровно через восемь лет на Косовом поле в братской Сербии, которая, потерпев поражение от магометан, на несколько веков попала под их разрушительное для христианства владычество. Оставалось снова брать меч и приступать к освобождению Руси, начало чего и было положено на поле Куликовом:
«А воеводы у нас уставлены — 70 бояринов, и кранцы бысть князи белозерстии Федор Семенович, да Семен Михайлович, да Микула Васильевич да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волыньской, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михайло Иванович, а вою с нами триста тысящь окованые рати. А воеводы у нас крепкия, а дружина сведома, а под собою имеем боръзыя комони, а на собой злаченый доспехи, а шеломы черкаские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряские, а мечи булатные; а пути им сведоми, а перевозы им изготовлены, но еще хотят сильно головы своя положить за землю за Рускую и за веру крестьянскую. Уже бо те соколи и кречати, белозерскыя ястреби, за Дон борзо перелетели и ударилися на многие стада на гусиные и на лебединые. То ти быша ни соколи ни крчеть, то ти наехали руские князи на силу татарскую. И удариша копия харалужныя о доспехи татарские, возгремели мечи булатные о шеломы хиновские на поле Куликове на речке Непрядве. Не тури возрыкали у Дону великаго на поле Куликове. То ти не тури побеждени у Дону великого, но посечены князи руские и бояры и воеводы великого князя Дмитрея Ивановича. Побеждени князи белозерстии от поганых татар, Федор Семенович да Семен Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да Михайло Иванович и иная многая дружина», — как читаем в «Задонщине».
Я, как житель Белозерья, конечно, и рад, и горд тем, что в той великой битве принимали участие наши предки-белозерцы. Правда, радости сопутствует и печаль, ведь тогда они все погибли. Так или иначе, я бы очень хотел, чтобы такие чувства к предкам — и почтение, и гордость, и радость, и печаль о них — разделяло как можно больше людей, причём разделяло искренне, зная о славных делах предков, не чувствуя себя пришельцами на родной земле и туристами в родных церквах. Вот для этого и работаем.
Беседовал Пётр Давыдов
