 |
| Православие.Ru | Священник Георгий Максимов | 20.08.2016 |
Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Сегодня в студии — бывшая баптистка Юлия Посашко.
Также я знала, что мои прабабушка и прадедушка были баптистами. Они жили в небольшом городке в Белоруссии, в Минской области, в Березино. Их дом перешёл к нам после их смерти, и в этот дом мы стали приезжать и жить на летних каникулах. Нам с сестрой было тогда 11 лет. Улица, на которой дом стоял, отличалась тем, что там жило очень много баптистов. И наш дом, когда ещё прадедушка был жив, использовался как баптистский дом собраний. Поэтому наша семья была известна. Через дорогу от нас жила семья очень близких нам людей, практически как родственники близких. Они тоже были баптисты, у них было шестеро детей. И мы с сестрой как раз тогда познакомились с их девочками, подружились, стали иногда ходить с ними на баптистские собрания. Родители каких-то препятствий нам не чинили — может быть, в память о прадедушке.
Отец Георгий: Сразу ли вас увлекли эти походы на собрания?
Юлия Посашко: Сначала это было таким предприятием за компанию с друзьями. А потом, лет в 12, всё-таки эти походы сделались сознательными. Я помню, что сознательно тогда обратилась к Богу. Начала читать Евангелие, и оно для меня стало оживать. Первое своё ощущение помню: ощущение того, что есть Бог, Который за нас пострадал, и есть я, которая этого страдания недостойна. С тех пор мы с сестрой стали ходить постоянно к баптистам, и поскольку проводили в Березино практически всё лето — всё лето там и были. Пели с ними, в лагерях участвовали, в воскресную школу ходили. В общем, влились в эту среду. И мы там были как свои, как родные. Так что с 12 лет я стала считать себя сознательно баптисткой. И так прошло восемь лет. До 20 лет всё было прекрасно, как-то особых вопросов не возникало. А потом. Вот, думаю, как об этом рассказать. Я помню, что мне чего-то не хватало, какой-то глубины не хватало в баптистской церкви, и я пошла тогда к одному из проповедников и сказала, что хочу креститься у баптистов и хочу уже полноценным членом церкви быть. Потому что, как вы знаете, баптисты не признают православного крещения — крещения в детстве. С их точки зрения, надо перекрещиваться. Но в тот момент, это было лето 2005 года, пастор церкви срочно уезжал и ни при каких обстоятельствах не мог меня крестить. И мы решили, что раз такое дело, то подождём до следующего нашего приезда — он должен был случиться либо осенью, либо весной. Мне было сказано: «Ты готовься, читай Библию, молись». Что я и стала делать. Но, приехав в Москву, я, как рациональный человек, подумала: «Если я сейчас приму крещение баптистское, то я должна признать, что моё православное крещение в таком случае ничего не стоит. Это ноль, оно аннулируется». И я решила как-то об этом почитать, чтобы действительно себя в этом убедить.
Отец Георгий: Чтобы понять, от чего именно вы отказываетесь?
Юлия Посашко: Да. И я окунулась в полемику на эту тему — крещение младенцев — на разных интернет-форумах, и книги читала, и распечатывала себе. До сих пор эти распечатки сохранились с моими гневными пометками. Потому что не согласна я была с позицией православных. Особое впечатление на меня произвела книга протоиерея Вячеслава Рубского «Штрихи полемики. Православие и протестантизм». Это был первый случай, когда я увидела, во-первых, очень серьёзную аргументацию, а во-вторых, что даже больше поразило, — уважение к оппоненту. Там не было никакого неуважения или негатива по отношению к протестантам. Была спокойная, вежливая попытка дискуссии. И это меня впечатлило. Не могу сказать, что я сразу убедилась доводами, но я, по крайней мере, поняла, что православные могут здраво рассуждать.
Почему я об этом говорю? Дело в том, что хотя у баптистов не отрицается прямо Православие, но воспитывается такое подспудное презрение. или, во всяком случае, отношение свысока. Что Православная Церковь — это Церковь, где Библию не читают, а только целуют, где сохранились какие-то странные ненужные обряды, которые заслоняют собой Христа. И вообще зачем всё это? Это не нужно, нужно это отбросить. И даже помню, что на уровне детских игр нам это внушали. Что крестики — это ерунда, что почитание икон — это совершенно ненужные вещи какие-то. Вот такое отношение. И поэтому, наверное, я так спорила с православными, пытаясь понять, для себя определить, что крещение младенцев — это абсолютно ненужная вещь.
В таких рассуждениях прошло какое-то время. А осенью уже случилось событие, которое может показаться таким детским, что ли. Как сказать. Это не такая великая трагедия, когда кто-то умирает из родственников или что-то подобное. Нет. Просто у нас был котёнок, кошечка. И она погибла на наших глазах, и как-то это выбило меня из колеи. Я сейчас вспомнила слова святителя Игнатия (Брянчанинова). Он говорил, что ему от природы дано такое чувствительное сердце. Наверное, можно и про меня это сказать. Вот как-то это событие на меня повлияло. Абсолютное уныние какое-то на меня навалилось. Что делает верующий человек, когда у него такое состояние? Ну, он должен молиться и пойти в церковь и как-то это всё начать расхлёбывать. А я ловила себя на мысли, что никуда не хочу идти. Я не хочу молиться, я не хочу открывать Библию. Для меня это всё как мёртвое стало. И я тогда испугалась, потому что подумала: «Что у меня за вера тогда? Как я вообще верю? Кто для меня Бог, если случилась такая ситуация, а я не хочу к Нему обращаться?» И с этого тоже какие-то размышления начались. Я поняла, что мне нужен совет. И был единственный человек, к которому я могла обратиться, потому что понимала: он меня услышит. Это был баптист. Я ему написала письмо из Москвы в Березино. Он мне ответил. Очень был утешителен сам факт этого ответа. Но самое главное, что среди всего написанного была парадоксальная вещь.
Отец Георгий: Какая именно?
Юлия Посашко: Он написал: «Может быть, тебе совет мой покажется странным, но я тебе советую пойти исповедаться в православной церкви. И вообще попробовать зайти в храм, потому что такой молитвенной тишины, какая есть в православной церкви, — нет нигде». И надо понимать, как этот совет звучит в ушах баптиста. Это вообще. Это близко к безумию — пойти в православную церковь, да ещё и исповедаться. Но как-то я его послушала. Помню первый свой сознательный приход в церковь, когда я просто заглянула на богослужение — это было, опять же, в Березино: храм, переделанный из простого дома, с какой-то непонятной крышей, совершенно не похожий на храм. Пели там бабушки. Я зашла, и мне показалось, что это ангельское пение. Это было первое посещение. Потом, уже в Москве, я подумала, что мне нужно выполнить совет и пойти исповедаться. Но это тоже серьёзный шаг — переступить порог православного храма, когда ты чувствуешь, что ты. Из-за того несколько пренебрежительного отношения к Православию, которое было раньше, я чувствовала, что у меня есть какая-то вина, которая мне не даёт просто так прийти и сказать: «Помогите мне». Это был серьёзный шаг. Я помню, как зимой сидела перед храмом, и динамики из храма были выведены наружу, была слышна служба. Я сидела и ещё не осмеливалась войти, но я просто слушала службу. Мне очень нравилось, как она звучит. Потом я всё-таки в храм пришла. Это был храм Рождества Богородицы в Крылатском. Я очень благодарна священникам этого храма, которые меня приняли, первую мою исповедь приняли. И постепенно я стала входить в церковную жизнь.
На клиросе
Но надо, может быть, ещё немножко назад отойти. Ко времени, когда я поняла, что глубины мне в баптизме не хватает, когда стала именно на уровне логики разочаровываться в том, что баптизм проповедует, в частности в отрицании крещения младенцев, в утверждении, что мы не причащаемся действительно Тела и Крови Христовых, а якобы просто некое действо производим в воспоминание. Когда я стала во всём этом разочаровываться, я поняла, что я не так верю, на самом деле. У меня было ощущение, что я уже не могу себя назвать членом баптистской церкви, но я ещё не знаю, кто я. У меня нет дома. И вот такое ощущение бездомности довольно долго длилось. Я думала: «Куда мне идти?» И интересно, что первая мысль была: «Только не в Православную Церковь». Думала, к лютеранам пойти, может быть, или к католикам. Вот настолько, к сожалению, в среде баптистов сильно предубеждение против Православия.
Отец Георгий: Не только у баптистов, но и у других протестантов и неопротестантов, которые живут на территории, скажем так, стран православной традиции. Собственно говоря, именно в силу того, что в этих странах они являются меньшинством, им приходится постоянно давать ответ на вопрос: «Почему мы не православные?» И я много свидетельств слышал о том, что, например, в России довольно часто и на проповедях это упоминают, и другими способами протестанты постоянно поддерживают себя в состоянии осознанного антагонизма с Православием, чтобы убедить себя: «Мы не в Православии, потому что оно неправильное». Хотя при этом, конечно, бывают какие-то моменты явных влияний на «наших» протестантов со стороны Православия. Например, я вижу, что они иногда используют церковнославянский шрифт, когда делают какие-то приглашающие объявления. Вижу, что празднуют 7 января Рождество, например. Ну и много таких примеров. Но всё это, конечно, касается только внешних вещей. А по сути многие, кто пришёл из протестантизма, тоже свидетельствуют, что у них, как и у вас, была выстроена такая стена предубеждения в отношении Православной Церкви.
Юлия Посашко: Да, на самом деле так и было.
Отец Георгий: И что помогло эту стену разрушить?
Юлия Посашко: Самое, наверное, важное, что нужно сказать: у протестантов есть стереотип, что в Православной Церкви много лишнего, много традиций, которые заслоняют Христа. В протестантизме, как мне кажется, основной плюс — это сосредоточенность на личности Христа. Это главное, чем они привлекают. Но, оказавшись в Православной Церкви, я поняла, что я не только Христа не лишилась, но я Его нашла в гораздо большей степени, чем раньше. И это меня удивило, потому что я не знала, что я найду. Я просто послушалась доброго совета. Просто пошла, куда Господь вёл, против всяких доводов логики, которые мне говорили: «Что ты делаешь?» Я действительно не лишилась того, что любила. Потому что искала я на самом деле Христа. Прежде всего. И когда в Православной Церкви оказалась, я почувствовала, что всё, что в Православной Церкви есть: иконы, молитвы святым, — не заслоняет Христа, это, наоборот, даёт Его познать в гораздо большей мере. И интересно, что все эти вопросы, которые обычно протестанты задают: «Зачем вы молитесь святым? Зачем иконы целуете? Зачем руку священнику целуете?» и так далее, — они все отпали. То же самое с почитанием Богородицы. Есть слова Христа, которые я очень люблю: в тот день, когда Я приду, вы не спросите Меня ни о чём (ср.: Ин. 16: 23). И вот у меня было именно такое ощущение, что у меня больше никаких вопросов нет. Хотя надо сказать, что, например, почитание Богородицы на уровне рациональном давалось сложно. Но я решила, что раз я теперь в этой Церкви, то буду стараться это принять, а понять рационально — как Бог даст. И действительно, понимание постепенно стало приходить. Тем более что я родилась 28 августа, на Успение Богородицы, и как-то замечаю, что на каждое Успение я немножко по-новому это почитание понимаю.
Отец Георгий: Сложно рационально понять любовь к матери, если не имеешь опыта такой любви. А когда у тебя есть такой опыт, то всё становится понятно. Так же и с почитанием Богородицы. Но я хотел бы спросить, как восприняли ваш шаг ваши прежние знакомые, друзья по баптистской общине?
Юлия Посашко: Вы знаете, самые близкие друзья, которые у меня были, — они близкими остались до сих пор. Не было сначала никакой негативной реакции. Никто меня не схватил за руку, не посадил рядом с собой и не стал говорить: «Что ты делаешь? Куда ты идёшь?» Такого не было. Но я чувствовала, что им это тяжело принять. Потом они мне признавались, уже спустя несколько лет: «Мы думали, что мы перестанем общаться, что ты как-то от нас отойдёшь». Для них это было болезненно. Но прошло время. Общаться мы не перестали. Хотя, конечно, не на все темы можем общаться. Не всё я могу донести, как бы ни хотелось мне. Вообще с самого начала, как у всякого неофита, наверное, у меня было желание поделиться тем, что открылось. Потому что, действительно, открылся целый мир, новый. Было ощущение, что ты жил безвылазно в какой-то комнате, и вдруг стены упали, потолок куда-то улетел — и ты видишь звёздное небо и какое-то поле удивительно красивое вокруг. Тебе хочется, конечно, обо всём этом рассказать. Но ты понимаешь, что слушателей, может быть, не найдёшь. И вот с этим тоже как-то было нелегко жить.
Отец Георгий: Само по себе стремление поделиться этим — совершенно нормальное и правильное. Хотя бывает так, что нужно немалое время для того, чтобы найти для этого адекватный способ. А как ваша сестра? Вы упомянули, что вы с сестрой вместе были у баптистов. Как она отреагировала? Как сложился её духовный путь?
Юлия Посашко: Я её спрашивала пару раз, что она думала о том, что я в Православие перешла. Она сначала не приняла это серьёзно. Как какое-то увлечение. Она говорила: «Я же не знаю, какая степень твоей погруженности будет». Но потом она сама через полгода или год от баптизма отошла и пришла в Православие. Но совершенно другим путём. Она даже для этого в другой город уезжала. Чтобы просто разобраться, наверное. Вдалеке от всех. Так что мы пришли в одну точку, но разными путями.
Отец Георгий: Поскольку ранее мы затронули вопрос детского крещения, мне хотелось бы поделиться некоторыми соображениями. Господь сказал: Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне (Мф. 19: 14). Когда протестанты запрещают детям креститься, мне это кажется нарушением слов Христа. Есть и другие Его слова: Кто не родится от воды и Духа, не войдёт в Царствие Божие (Ин. 3: 5), — разве не жалко своё дитя обрекать на лишение Царствия Божия, если, не дай Бог, оно умрёт некрещёным? Часто наши протестантские собеседники говорят, что вера от слышания (Рим. 10: 17), а значит, мол, только тот, кто сознательно имеет веру, может принимать крещение. А дети, по их мнению, веры сознательной иметь не могут. Но вот и вы свидетельствуете, что с самого раннего детства верили в существование Бога, а с 12 лет сознательно верили во Христа. И вы здесь не исключение, я тоже уверовал во Христа в таком же возрасте, ещё детском, и многие наши современники. А то, сколь серьёзна эта детская вера, показали и Маккавейские мученики, и мученики раннехристианской Церкви, когда даже маленькие дети становились мучениками за Христа, сознательно принимали за Него страдания. Да, они не были совсем младенцами, но не были и взрослыми. И если они могли так поступать, значит, у них была вера. Вот этот момент, к сожалению, протестанты упускают, и, получается, лишают своих детей Христа.
Что касается младенцев, то, конечно, их мы крестим по вере тех, кто принёс их, как и Господь исцелил расслабленного по вере тех, кто принёс его. Таков порядок Церкви, к которому мы сейчас вернулись, введя обязательную катехизацию. Увы, ранее бывали отступления от этого порядка, когда крестили детей, которых приносили неверующие или нецерковные родители. Но, как мы видим на вашем примере, Господь даже и такие ситуации выводит к лучшему. Ведь именно факт вашего детского крещения стал отправной точкой для того, чтобы вы начали задумываться о Православии в сравнении с баптизмом.
Юлия Посашко: Да. И если бы мне сказали тогда, десять лет назад, когда я решила присоединиться к баптистской общине: «Следующую Пасху ты будешь праздновать в православном храме», то я бы не поверила.
Хочется ещё сказать о том, что я слышала много раз, как люди говорили, что когда они приходили в Православную Церковь, то чувствовали, что оказались дома. У меня тоже было ощущение того, что я пришла домой. И, опять же, если говорить о том, что обычно протестантов отталкивает, — о традициях, о всей той массе вещей, которые, казалось бы, окружают человека, приходящего в Православную Церковь. Знаете, я пришла в Православие с мыслью: «Я пришла к Богу, я пришла ради Христа. И что бы мне тут ни делали. пускай меня бабушки ругают — бабушек обычно боятся. я решила: пускай они меня ругают, ничего страшного». И в итоге всё, что, казалось, будет препятствием — таковым не стало.
Даже вот если, например, говорить о длинных службах. Первая служба, на которую я пришла и решила её отстоять от начала до конца, — это было всенощное бдение под какой-то праздник. Это было настоящее бдение часа на три, по окончании которого я просто упала в обморок, хотя никогда раньше не падала. И на самом деле это тоже было промыслительно, потому что меня сразу же посадили на стульчик, окружили заботой, принесли нашатырь, кто-то мне даже подарил полотенце вышитое — я до сих пор его храню. Отвезли меня до дома. То есть меня как-то согрели после этого случая. И вообще как-то мне всё на сердце легло. Всё, что я увидела. Вплоть до того, что, когда ты смотришь на богослужение, ты видишь определённое отношение. Когда алтарники друг другу кланяются, кланяются священнику. Всё проникнуто каким-то особым отношением друг к другу, особым уважением друг к другу и благоговением к тому, что происходит в храме. И вот это меня глубоко тронуло. И это то, чего, пожалуй, действительно не хватало. И я сразу всё это приняла.
Ещё хочется вспомнить, что часто спрашивают протестанты о благословении священническом: «Зачем вы целуете руку священнику?» Можно пытаться это объяснить рационально, опять же. В книгах об этом написано — отец Андрей Кураев, по-моему, об этом говорил. Но когда ты входишь в церковь, тебе самому становится всё понятно, тебе не требуется рациональное объяснение. Думаешь: «А как же может быть иначе?» Всё как-то складывается, как пазл.
Ещё меня поразило то, что раньше, будучи протестанткой и баптисткой, я не могла сказать, что чувствовала себя своей на своей земле. То есть — стоят храмы, ты можешь в них зайти, полюбоваться их красотой, признавая, что это красота всё-таки, — но они для тебя как музеи. А когда ты уже изнутри на это смотришь. Став православной, я почувствовала, что моя земля стала для меня родной. Я ещё и в этом смысле нашла свой дом. То есть всё как-то встало на свои места. Не знаю, насколько это вообще возможно — делиться таким свидетельством словами. Но хорошо, если кто-то услышит.
Отец Георгий: Конечно, это важно. И для православных, и для тех наших современников, которые находятся в протестантских церквах. Я нередко встречаю людей, которые пришли в Православие, будучи до этого в протестантизме, и слышу от них: «Как жаль, что мы поздно узнали Православие. Как жаль, что мы не заметили в своё время Православие таким, какое оно есть на самом деле». Поэтому, если это ваше свидетельство поможет кому-то узнать и задуматься о том, что в Православии есть глубокого и духовного — и в интеллектуальном плане, и в плане связи со Христом, — то это важно.
Даже упомянутый обычай целовать руку священника. Православные знают, что они делают это, чтобы почтить дар Христа, пребывающий в этом священнике, то есть они таким образом выражают свою любовь ко Христу, а не к личности священника.
Что касается святых, то это те, про кого Христос сказал: друзья Мои (Ин. 15: 14). А если мы кого-то сильно любим, то разве не распространяем мы наше доброе отношение и на его близких друзей? И таким образом мы вовсе не начинаем любить их вместо него, напротив, через наше хорошее к ним отношение мы выражаем любовь к возлюбленному. И в случае святых это особенно легко, потому что они и словом, и жизнью учат нас любить Христа.
То же и с иконами. Если сын в минуту нахлынувших чувств целует фотографию матери, разве он совершает акт почитания фотобумаги? Любой понимает, что это выражение любви к тому, кто изображён. С древности христиане целовали друг друга в качестве приветствия, как же не поцеловать изображение Христа? Апостол пишет: Приветствуйте всех братьев лобзанием святым (1 Фес. 5: 26), неужели же изображение Господа нашего достойно меньшей чести, чем мы сами?
И длинные службы, и молитвы у нас оттого же — потому что их написали люди, влюблённые в Бога. Когда ты в кого-то сильно влюблён, ты не говоришь ему: у меня только пять минут на разговор с тобою, а потом я пойду поваляюсь на диване или займусь своими делами. С тем, кого мы любим, мы хотим говорить и говорить. И так в Церкви — всё.
Очень важно ваше свидетельство о том, что вы искали Христа. Тот, кто действительно ищет Христа, тот находит и понимает место всего того, что есть в Церкви, в правильном отношении ко Христу. И всё это не только не мешает, но и помогает ему любить Христа, потому что это изначально сложилось как выражение любви ко Христу и находится в Церкви именно для этого.
Юлия Посашко: Наверное, есть люди, которым нужно прочесть много литературы, но по-настоящему ты понимаешь, что такое Церковь, когда ты в ней находишься. Вот опять же, если говорить о моём опыте. Сразу после обращения я начала очень много читать. Была жажда. Она, на самом деле, и сейчас сохраняется. Жажда познания. Стала узнавать много, читать. Но я, опять же, заметила, что слова сами по себе не убеждают. Убеждает что-то другое, что-то неуловимое. И, может быть, очень важно человеку действительно искать Истину, даже если эти поиски заведут его туда, куда он прийти совершенно не намеревался. То есть если в какой-то момент ему придётся оставить свою «мудрость» — человеческое какое-то рассуждение — и просто пойти, куда его Господь позовёт, — он Бога найдёт. Если он за свою «мудрость» зацепится, то есть вероятность, что никуда не придёт.
Отец Георгий: Да. В самом Писании сказано: если будешь искать Господа, то найдёшь Его (1 Пар. 28: 9). И даже сказано, что Господь с небес взирает на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли ищущий Бога (Пс. 13: 2). Поэтому, конечно, человек, который чувствует в себе жажду Истины, не будет оставлен Богом без помощи. Если же, как иногда бывает, человека интересует не Истина, а что-то другое, то, к сожалению, можно даже наблюдать, как хорошие люди, вроде бы и нравственные, и искренние, остаются за порогом Церкви, именно в силу того, что для них своё «Я», своё мнение всё-таки оказывается дороже. Но, как бы то ни было, будем молиться о том, чтобы Господь всем помог, кто желает узнать Его, и тем, кто пока ещё не подозревает об этом. Спасибо большое вам за ваше свидетельство.
