 |
| Православие.Ru | Священник Георгий Максимов | 04.08.2016 |
Два пути Божественного Откровения
Любой человек, хотя бы немного читавший наши вероучительные книги, знает, что Православная Церковь верит в Божественное Откровение, которое передано двумя путями: через Священное Писание и Священное Предание. Первое включает в себя библейские книги, а второе обнаружимо через постановления Вселенских и поместных соборов, а также творения святых отцов.
Сама по себе эта вера зиждется на доверии обещанию Спасителя, что «Дух Святой наставит вас на всякую истину» (Ин. 16: 13). О том, что оно касается не одних лишь апостолов, свидетельствуют слова: «Церковь есть столп и утверждение истины» (ср. 1Тим. 3:15). И это обещанное наставление Церкви Духом Святым в истине осуществляется как через соборы, на которых принимается то, что «изволилось Духу Святому» (Деян. 15:28), так и через тех, кого Бог поставил в Церкви учителями (ср. 1Кор. 12:28) — святых отцов.
Такая вера вместе с убеждённостью в том, что Христос открыл нам всю необходимую для спасения истину, составляют принцип, который позволяет Православной Церкви оставаться тождественной себе на протяжении многих веков.
Как писал преподобный Викентий Лиринский, чтобы «избежать сетей вновь являющихся еретиков и пребыть в здравой вере… должно оградить веру свою, при помощи Божией, двумя средствами: во-первых, авторитетом Закона Божественного (Священного Писания), а во-вторых, Преданием кафолической Церкви… В самой же кафолической Церкви особенно должно заботиться нам о том, чтобы содержать то, чему верили повсюду, всегда, все»[1].
Слова преподобного Викентия указывают на то, что истина Откровения Божия дана не одному какому-то лицу в Церкви, пусть даже очень благочестивому и мудрому, но всей Церкви, поэтому не свидетельство кого-то одного, но общее свидетельство её святых выражает эту истину.
Отсюда следует то, что называется согласием отцов (по-латыни consensus patrum) — понятие, которое обозначает ту вероучительную истину Предания, которую мы узнаём из общего свидетельства всех или по крайней мере большинства святых, которые писали о ней. Согласие отцов, как и в целом вероучительный авторитет Предания Церкви, ставит непреодолимый заслон на пути тех, кто хотел бы внести в Православие какое-то своё, новое учение. Ведь даже если ты убедишь в нём большую часть современников — с древними святыми это не получится, они уже умерли и оставили исповедание веры без твоего новшества.
В этой связи, наверное, не так уж удивительно то, что в последнее время стали раздаваться голоса с нападками на принцип согласия отцов и авторитет святоотеческого предания в целом. На тех православных христиан, которые считают важным сообразовывать свою веру и жизнь с учением святых отцов, наклеивают ярлык «фундаменталистов», их убеждения подвергают критике и осмеянию.
Так, получила некоторое распространение статья греческого богослова Георгия Демакопулоса (George Demacopoulos) о т.н. «православном фундаментализме», в которой, в частности, говорится: «Ключевая интеллектуальная ошибка православного фундаментализма заключается в предположении, что отцы Церкви находятся в согласии по всем богословским и этическим вопросам». Кто-то и вовсе утверждает, что согласия отцов (consensus patrum) никогда не существовало, и само это понятие является чуть ли не «католическим фетишем».
Выдвигаемые аргументы против принципа «согласия отцов» можно свести к двум тезисам.
Первое — это указание на ошибочные, устаревшие взгляды на природу и устройство мира, которые встречаются у древних святых. С ехидным видом нам указывают, что вот, мол, преподобный Ефрем Сирин верил, что небо твёрдое, преподобный Иоанн Дамаскин писал про драконов, святитель Димитрий Ростовский упоминал кентавров и т. д., так что-либо верьте во всё это, если уж так любите ваших святых отцов, либо, если не хотите в это верить, молчите себе в тряпочку и не лезьте к нам со своими святыми отцами, когда мы проповедуем теистическую эволюцию, апокатастасис или другие глубокие современные идеи, до которых вы просто не доросли.
Второй аргумент — указание на то, что у святых отцов тоже бывали неточные либо ошибочные вероучительные формулировки или взгляды. Из этого делается глобальный вывод, что в целом никакого «согласия отцов» быть не может, и воспринимать святых отцов как вероучительный авторитет нельзя. Ведь, как мы уже отметили, по мысли модернистов, «согласие отцов» — это будто бы когда все поголовно святые говорят одно и то же по всем вопросам.
При этом порою авторы подают упомянутый аргумент с таким видом, будто они сейчас сорвут покров с тайны, и читателя захлестнёт обжигающая правда. Как, например, у того же Демакопулоса: «В действительности при внимательном чтении христианской истории и богословия становится ясно, что некоторые из влиятельнейших святых Церкви несогласны друг с другом, и порой довольно серьёзно». Правда, примеры в подтверждение этого Демакопулос приводит совершенно нелепые и неадекватные[2], но есть авторы, которые приводят адекватные примеры.
Что по этому поводу можно сказать? Разберёмся по порядку.
Согласие отцов — это про всё, что они писали?
Прежде всего, надо обратить внимание на то, что идея, будто бы всё, написанное святыми отцами по любому вопросу, боговдохновенно, непогрешимо и ни у кого из них не было ни в чём противоречий, — никогда и нигде не была озвучена ни в одном авторитетном изложении православной веры. И когда модернисты выдают эту странную идею за убеждение всех традиционно мыслящих православных, то демонстрируют либо полное непонимание оппонентов, либо стремление свести их убеждение к абсурду, превратить его в нелепую карикатуру, которую им будет удобнее опровергать.
Если бы кто-то верил, что все когда-либо жившие святые находятся в согласии по всем вопросам, то такая вера означала бы, что соборы, в том числе и Вселенские, попросту не нужны — ведь достаточно посмотреть в писания отцов, чтобы определить, где православие, а где ересь. Более того, в рамках такого взгляда лишается смысла и само понятие согласия отцов, ведь если все они говорят одно и то же, то нет нужды сравнивать их творения и определять их согласие по интересующему вопросу, — достаточно взять первого попавшегося и одним им руководствоваться, зная, что все остальные учат точно так же.
Ни в одном авторитетном изложении церковного учения мы не найдём мысли о том, что частью Священного Предания является и то, что святые писали по вопросам, не имеющим прямого отношения к догматам — например, об устройстве мира, социальных реалиях и т. д. Напомню, что речь идёт о сверхъестественном Откровении. А Божественное Откровение не рассматривает вопросы о том, как червяки ползают в земле, сколько будет два плюс два, как происходит термоядерный синтез внутри солнца и тому подобные. Оно касается догматов веры, необходимых для нашего спасения.
Многие святые оставили после себя большое литературное наследие, в котором можно встретить их взгляды по самому широкому кругу тем. Но когда мы говорим о согласии отцов, то речь идёт о согласии в вопросах веры — догматического и нравственного учения. Как писал преподобный Викентий — то, во что в Церкви ВЕРИЛИ все, всегда и всюду. Так что когда я, например, встречаю высказывание какого-либо святого отца о том или ином историческом лице или о вопросах медицины, политического устройства, педагогики, географии, зоологии и т. д., то я со вниманием отношусь к этому мнению, но понимаю, что оно не имеет для меня того обязательного авторитета, какое имеют его же высказывания по вероучительным вопросам.
Более того, даже сами святые отцы ясно давали понять, что эта область представлений вовсе не имеет такой же значимости и обязательности, как учение в догматической и нравственной сферах. Я подробно рассмотрел этот вопрос в серии статей, в которых отвечаю С. Худиеву[3] и Д. Цорионову[4], утверждавшим, что все святые верили в геоцентрическую модель, и потому она будто бы тоже должна входить в понятия «святоотеческое предание» и «согласие отцов». Здесь я приведу лишь краткое изложение моего ответа.
Святые Отцы знали натурфилософские гипотезы своего времени и не боялись знакомить с ними своих читателей, но не смешивали их с богооткровенными истинами. Иногда они могли использовать для иллюстрации своей мысли те или иные естественнонаучные взгляды своего времени — в том числе и ошибочные, — но никогда не ставили их в основу своих богословских утверждений и никогда не настаивали на их абсолютной истинности.
Приведём для примера слова святителя Василия Великого: «То же самое правило предпишем себе и касательно земли: не любопытствовать об её сущности, что она такое. не доискиваться и того, на чём земля основана… согласимся ли, что земля висит сама на себе, или скажем, что она держится на воде, — в обоих случаях необходимо не отступать от благочестивого разумения и признавать, что всё в совокупности содержится силою Творца»[5].
А вот слова преподобного Иоанна Дамаскина: «На чём земля утверждена и основана — никто из людей не в состоянии объяснить… Итак, допустим ли мы, что земля утверждена на себе самой, или на воздухе, или на водах, или ни на чём, не следует отступать от благочестивого образа мыслей, но исповедовать, что всё вместе управляется и содержится силою Создавшего… Некоторые утверждают, что земля шарообразна, другие же признают её конусообразной… Некоторые полагали, что небом всё окружено, и оно, будучи шарообразно… находится на равном расстоянии от земли, как сверху, так с боков и снизу… Другие же представляли небо в виде полушария… Впрочем, так ли это или иначе, но всё произошло и утверждено божественным повелением». И святой заключает: «не должно разыскивать сущности неба, так как мы не можем её узнать»[6].
О какой единой картине мира тут можно говорить? Земля плавает на воде или висит в воздухе? Она круглая или коническая? Небо — шар или полусфера? Противоречия между этими версиями принципиальны, но преподобного Иоанна это нисколько не смущает, потому что вопросы устройства вселенной догматического характера не имеют. Поэтому и святые нового времени так спокойно восприняли изменение геоцентрической на гелиоцентрическую модель[7].
То же самое и в отношении представлений о «твёрдом небе». Святитель Иоанн Златоуст пишет, что невозможно постичь, чем именно является упоминаемая в Писании «твердь», и не рекомендует любопытствовать об этом: «Но, спросит кто-либо, что же такое твердь? Отвердевшая вода, или сгустившийся воздух, или какое-нибудь другое вещество? Никто из благоразумных прямо решать это не станет. Надобно с великой благодарностью принимать слова (Писания) и, не выступая за пределы нашей природы, не испытывать того, что выше нас»[8].
А вот слова святого Григория Нисского: «твердь, будет ли она одною из четырёх стихий, или чем иным от них, нельзя представлять себе, как воображала внешняя философия, телом твёрдым и упорным; напротив того, крайний предел чувственной сущности… сравнительно с вечным, бестелесным, неосязаемым свойством, назван в Писании твердью… сообразность с разумом требует не представлять о тверди чего-то грубого и телесного, но, как сказано, по сравнению с умопредставляемым и бесплотным, всё, что принадлежит к чувственному, хотя по естественной тонкости избегает нашего наблюдения, называется твердью»[9].
Можно привести и больше цитат, но и этих достаточно, чтобы убедиться, что святые отцы не относили вопросы устройства мира и тому подобные к сфере Божественного Откровения. К этому вполне применимо то, что писал блаженный Августин в отношении этого вопроса о Библии: «В Писании рассматриваются вопросы веры. По этой причине, если кто-либо, не понимая способов божественного красноречия, находит нечто по поводу этих вопросов [о физическом мире] в наших книгах… таким образом, что это представляется несоответствующим пониманию его собственных рациональных способностей, пусть верит, что эти дополнительные вопросы [о физическом мире] никоим образом не необходимы в наставлениях или изложениях или предсказаниях Писания. Короче говоря, нужно сказать, что наши авторы знали истину о сущности небес, а намерением Духа Божия, который говорил через них, не было учить людей чему-либо, что не может быть использовано для их спасения»[10].
Если же наши оппоненты продолжат упорствовать в повторении рассмотренного аргумента, то можно попросить их привести цитату из любого авторитетного изложения веры, в котором говорилось бы, что православный христианин обязан принимать абсолютно всё, написанное святыми отцами по недогматическим вопросам, как часть Божественного Откровения. Если они не смогут привести такого свидетельства, то будет очевидно, что они призывают нас доказывать то, во что мы не верим, и защищать взгляды, которых не разделяем, а это, мягко говоря, абсурдно.
Погрешности в вероучении у святых отцов
Теперь разберём второй аргумент. Приводят его, как правило, с пафосом: «Посмотрите, что от вас скрывали долгие годы!» Мол, вы-то, фундаменталисты, наивно верили, что никто из святых никогда не ошибался в рассуждениях о догматах, а мы сейчас раскроем вам глаза.
Между тем уже упомянутый нами преподобный Викентий Лиринский писал: «в самой же древности, безрассудству одного или меньшинства нужно предпочитать, если они есть, решения всеобщего собора, а если их нет, то следовать… согласным между собой мыслям большинства великих учителей»[11]. И он сам приводит в качестве примера противоречия между святыми Агриппином и Киприаном Карфагенскими, с одной стороны, и святителем Стефаном Римским, с другой стороны, по вопросу о признании крещения еретиков.
Наши оппоненты скажут: преподобный пишет про одного, а мы можем привести примеры многих. Но на самом деле святой Викентий пишет, что явление это не единичное, и вообще все, кто стремился «составить ересь под чужим именем, почти всегда стараются найти малоизвестное сочинение какого-нибудь древнего мужа, по неясности своей как будто благоприятствующее их учению, чтобы таким образом показать, что проповедуют это не они первые и не они одни»[12].
Более того — преподобный описывает ситуацию, когда даже целая область в древности могла впасть в ошибку: «А что, если в самой древности узнана будет погрешность двух или трёх человек или одного какого-нибудь города, или даже одной какой-нибудь области? Тогда должно безрассудству или невежеству немногих, где бы ни были они, предпочесть решения древлевсеобщей Церкви вообще. А если что-нибудь такое откроется там, где нельзя найти такого решения? Тогда он должен постараться сличить между собой и обсудить собранные мнения предков, тех только, которые, хотя жили в разные времена и в разных местах, но непременно пребывали в вере и общении с единой кафолической Церковью и были уважаемыми учителями», и следовать их общему учению[13].
Преподобный Викентий говорит, что даже поместные соборы могут ошибаться — на примере одного решения Карфагенского собора[14].
Как видим, истина о том, что некоторые из святых отцов допускали ошибочные выражения в вопросах веры, вовсе не является в Православии «тайной за семью печатями», — об этом прямо говорится в том самом сочинении, на которое чаще всего ссылаются, когда рассуждают о Священном Предании и принципе согласия отцов.
Сам этот принцип необходим именно потому, что отдельный святой может выражаться несовершенно, неточно, ошибочно. Тогда как их общее согласное свидетельство по догматическому вопросу уже является выражением не просто частных мыслей, но общей веры Церкви.
И святой Викентий был не единственным, кто писал о таких ошибках.
Вот, например, слова святителя Василия Великого о святом Дионисии Александрийском: «Не всё хвалю у Дионисия, иное же и вовсе отметаю, потому что, сколько мне известно, он почти первый снабдил людей семенами этого нечестия, которое столько наделало ныне шуму; говорю об учении аномеев. И причиной сему полагаю не лукавое его намерение, а сильное желание оспорить Савеллия… В сильной борьбе с нечестием Ливиянина чрезмерным своим ревнованием, сам того не примечая, вовлечён он в противоположное зло»[15].
Также святитель Афанасий Великий посвятил этому небольшое сочинение, объясняя, что «Дионисий написал и другие послания, оправдался, — в чём подозревали его, и оказался правомудрствующим. Поэтому, если пишет он противное себе самому, то пусть не присвояют его к себе; потому что в этом отношении не заслуживает он вероятия»[16].
Указывал святитель Василий и на то, что у другого великого святого древности — святителя Григория Чудотворца — есть в одном сочинении ошибочные выражения, на которые для подтверждения своих взглядов ссылались савеллиане. Святитель Василий объясняет это тем, что, «убеждая язычников, не почитал он нужным соблюдать точность в речениях, но уступал иногда обычаям наставляемого, чтобы не противоречил тот в главном. Почему много найдёшь там слов, которые теперь служат весьма великим подкреплением для еретиков»[17]. Поэтому он призывает: «слов Григориевых не толкуйте превратно»[18].
Про ошибочные высказывания святителя Григория Нисского относительно апокатастасиса широко известно, в одной из своих статей я приводил цитаты многих святых, которые отвергали эти его высказывания[19]. А преподобный Варсонофий Великий говорил, что это не единичный пример, и объяснял, из-за чего такое случается: «Святые, сделавшись учителями, весьма преуспели, превзошли своих учителей и, получив утверждение свыше, изложили новое учение, но вместе с тем сохранили и то, что приняли от прежних учителей своих, т. е. учение неправое. Преуспев впоследствии и сделавшись учителями духовными, они не помолились Богу, чтобы Он открыл им относительно первых их учителей: Духом ли Святым внушено было то, что они им преподали, но, почитая их премудрыми и разумными, не исследовали их слов; и таким образом мнения учителей их перемешались с их собственным учением, и святые сии говорили иногда то, чему научились от своих учителей, иногда же то, что здраво постигали собственным умом; впоследствии же и те и другие слова приписаны были им»[20].
Преподобный Иоанн Дамаскин писал о святителе Епифании Кипрском, на которого ссылались иконоборцы: «Если же ты говоришь, что божественный Епифаний определённо запретил их [изображения], то знай, что, во-первых, эта книга, может быть, неверно надписана [его именем] и подложна… Во-вторых… возможно, великий Епифаний (конечно, если согласимся, что эта книга принадлежит ему) предписал, что не должно делать изображений, желая исправить некий дурной обычай в его области… В-третьих, то, что редко случается, не бывает законом для Церкви, и одна ласточка не делает весны… и одно мнение не в состоянии опровергнуть предания всей Церкви, простирающейся от одних концов земли до других… Итак, [в этом смысле] принимай множество мест из Писания и Отцов»[21].
В свою очередь, святитель Фотий Константинопольский указывал, что-то, что написано у святого Папия Иерапольского о тысячелетнем Царстве Христа, Церковью не принимается[22].
Наконец, много об этом вопросе говорит святитель Марк Эфесский в двух своих возражениях католикам по поводу чистилища. Те старались представить дело так, что будто бы согласие отцов учит о чистилище и соответствующем понимании (ср. 1Кор. 3,15). Опровергая это, святой Марк показывает, что приведённые в подборке католиков цитаты из Ареопагитского корпуса, святителя Епифания Кипрского и преподобного Иоанна Дамаскина «отнюдь ничего не говорят об очистительном огне, лучше же сказать — оспаривают его», а изречение блаженного Феодорита Кирского является подложным. Он признаёт, что цитаты некоторых западных святых — Амвросия Медиоланского, Августина и Григория Двоеслова — действительно говорят о чистилище. Святой Марк приводит много аргументов в пользу того, почему он считает, что эти святые ошиблись, и почему в данном случае нельзя признать их свидетельства. В частности, приводит библейские и богословские аргументы, ссылки на соборы и противоречия этого учения свидетельству большего количества отцов.
Но для нас особенно интересно вот это его рассуждение: «Большая разница между сказанным в канонических Писаниях и Предании Церкви — и тем, что было отдельным из Учителей частным образом написано; так — первому, как переданному Богом, мы должны веровать и согласовать одно с другим, если покажется, что нечто не согласуется; а второму мы не должны безусловно веровать или принимать без исследования. Ибо возможно, что кто-нибудь и Учителем является, а всё же не всё говорит совершенно правильно. Ибо какая нужда была бы отцам во Вселенских Соборах, если бы каждый из них не мог ни в чём отступить от истины?»[23]. Далее святитель приводит примеры святых, допустивших ошибки, и даже пример Неокесарийского собора, ошибочное правило которого было потом отменено Трулльским собором.
Затем он продолжает: «Что только канонические Писания имеют непогрешимость, свидетельствует и блаженный Августин… в послании к Фортунату он пишет: „Человеческое рассуждение, хотя бы этот человек и был православным и имел высокую репутацию, нам не долженствует иметь таким же авторитетом, как и канонические Писания, настолько, чтобы считать для нас недопустимым из уважения, которое долженствует таким людям, нечто в их писаниях не одобрить и отвергнуть, если бы случилось нам обнаружить, что они иначе мыслили, нежели это выражает Истина, которая, с помощью Божией, была постигнута иными или же нами. Таков я в отношении писаний других людей; и желаю, чтобы читатель поступал так и в отношении моих сочинений“».
Как видим, о примерах ошибок писали многие святые. Это не секрет. Но при всём том они не отвергали ни авторитета тех же святых по другим вопросам (тот же святитель Марк ссылался на блаженного Августина и т. д.), ни, тем более, авторитета святоотеческого предания как такового.
Получается очень интересная картина: с точки зрения наших оппонентов, факт ошибки того или иного святого должен нас убедить в том, что и этому святому верить ни в чём не стоит, и вообще святоотеческим свидетельствам, но почему-то ни одному из святых, которые писали о таких ошибках, подобные выводы в голову не приходили и сомнений в доверии согласию отцов не вызывали.
Приводя примеры подлинных или мнимых ошибок святых по догматическим вопросам, модернисты хотят создать у читателя такую картину, что будто бы все святые в чём-то да противоречили друг другу и потому никакого согласия у них в действительности не было, а потому и нет смысла его определять и вообще воспринимать как вероучительный авторитет.
Любому такому человеку, уверяющему, что согласия отцов в вере нет, можно предложить: возьми двух самых, на твой взгляд, противоречащих друг другу святых отцов из числа тех, от кого осталось достаточно литературных трудов. И составь таблицу по основным догматам христианства — как учил каждый из этих двоих по тому или иному вероучительному вопросу. Плюсами можно отмечать те вопросы, по которым они учили одинаково, а минусами — те, по которым принципиально противоречили друг другу. А потом можно подвести итог и сказать: сколько оказалось минусов в процентном отношении ко всем вопросам? Будет ли минусов большинство или хотя бы половина? Будет ли их треть или четверть? Предположу, что модернисты, по крайней мере, те, кому доводилось читать святых отцов, не станут утруждать себя этим экспериментом, поскольку и так прекрасно понимают, что минусов окажется незначительное меньшинство. А что насчёт плюсов, которых большинство? А это и есть тот самый consensus patrum, в отсутствии или невозможности выявления которого нас пытаются убедить. Добавьте к этим двум святым третьего или ещё десяток, проведите сопоставление — и вы увидите, что согласие отцов по основным вероучительным вопросам — это реальность, обнаружимая и доказуемая.
То, почему ошибки тех или иных святых не опровергают общего принципа согласия в вере и не подрывают доверия к согласному свидетельству отцов, можно объяснить на примере текстологии Нового Завета. Как известно, среди тысяч греческих манускриптов обнаружено множество разночтений. При этом подавляющее большинство этих разночтений нисколько не мешает определению оригинального варианта текста. И не в глазах православных, а в глазах даже самых скептически настроенных светских библеистов. Это потому, что «95% разночтений Нового Завета встречаются в исключительно малом количестве списков»[24].
То есть если в манускрипте А, не самом древнем, в одном стихе пропущено слово, а все остальные манускрипты сохранили для нас этот стих с данным словом, то не составляет труда понять, что общее свидетельство большинства манускриптов доносит до нас оригинальный вид стиха. В то же время в манускрипте Б в другом стихе два слова поменяли местами по сравнению с тем, как этот стих записан в манускрипте, А и всех остальных рукописях. И здесь также нет никаких затруднений в том, как определить оригинальный вариант. Так вот и получается ситуация, когда даже значительное количество разночтений в манускриптах нисколько не опровергает того факта, что их согласное свидетельство надёжно доносит до нас оригинальный библейский текст.
Точно так же и со святыми отцами, между которыми количество принципиальных расхождений по вероучительным вопросам несоизмеримо меньше числа разночтений в рукописях Нового Завета. Если число разночтений в новозаветных манускриптах некоторые определяют как превышающее сто тысяч, то количество примеров принципиального расхождения между святыми по вероучительным вопросам исчисляется максимум десятками.
Стоит добавить, что понятие «согласия отцов» касается именно тех догматических вопросов, которые имеют значение для нашего спасения. Разумеется, в вероучительной сфере может попасться такой частный вопрос, о котором не писал ни один святой отец, а есть некоторые области, про которые прямо сказано, что ответы на них не будут открыты нам в этой жизни. Например, известная история из Патерика о том, как преподобный Антоний Великий задавался вопросами действия Промысла Божия в жизни людей и услышал: «Внимай себе и не подвергай твоему исследованию судеб Божиих, потому что это душевредно».
Наконец, по некоторым частным вопросам в вероучительной сфере мы можем встретить ситуацию, когда, допустим, из четырёх высказывавшихся о нём святых отцов двое отвечали так, а ещё двое иначе. Если мы встречаем такую картину, то это знак того, что данный вопрос не имеет догматического значения и не влияет на спасение. Об этом прямо говорит святитель Филарет Московский: «Мне кажется, благословно рассуждение некоторых… епископов, которые говорили, что поднятый… вопрос Церковь не решила догматически, а оставила каждому свободно рассуждать о нём без предосуждения своему православию и спасению, и что посему некоторые святые имели утвердительное об оном мнение, а некоторые — отрицательное»[25].
Принцип согласия отцов и Вселенские Соборы
Стоит теперь рассмотреть те заявления, согласно которым принцип согласия отцов и вообще вероучительный авторитет святоотеческого предания — это что-то несвойственное Православной Церкви, некое новшество, заимствованное с католического Запада и никогда ранее у нас неизвестное.
При том, что практически любой модернист так или иначе отвергает авторитет святых отцов и в целом Предания, как правило, они всё же признают высший авторитет Вселенских Соборов. Поэтому, думается, будет полезно рассмотреть деяния Вселенских Соборов на предмет интересующего нас вопроса. В эти деяния входят не только догматические и канонические постановления Собора, но и стенограммы заседаний, а также некоторые документы, предшествующие Собору. О том, что сами деяния Соборов, включая стенограммы, являются авторитетными источниками Предания Церкви, свидетельствует тот факт, что последующие Вселенские Соборы ссылались на деяния предыдущих, приводили из них цитаты[26].
От первых двух Соборов деяний не сохранилось, но есть интересное свидетельство очевидцаПервого Вселенского Собора святителя Афанасия Великого. Описывая, как происходило прение между отцами Собора и арианами на основании цитат из Писания, он констатирует, что победа над еретиками и нахождение точного выражения в символе произошла при обращении к древним святым: «еретики нашли слова как бы в нечистоте и говорили поистине от земли; а епископы не выдумывали слов сами собою, но писали на основании отеческих свидетельств. Ещё в древности, почти за сто тридцать лет, были епископы… как в великом Риме, так и в нашем городе, которые обличали людей, называвших Сына творением и не единосущным Отцу. Это знал и бывший епископ Кесарии Евсевий… писавший: „мы нашли, что некоторые и из древних, учёных и знаменитых епископов и писателей при рассуждении о Божестве Отца и Сына употребляли слово единосущный“»[27].
Итак, уже на Первом Вселенском Соборе ссылка на авторитет древних святых имела решающее значение. Посмотрим теперь, что на этот счёт можно найти в деяниях последующих Соборов.
Обратившись к деяниям Третьего Вселенского Собора, мы встречаем слова святителя Кирилла Александрийского: «чтобы прекратить соблазн и предложить здравое слово веры тем, которые ищут истины… самым правильным делом нашим будет то, если мы, обратившись к словам святых отцов, постараемся принять их за главное руководство и… наши собственные рассуждения будем, сколько можно, вернее соображать с их верными и непорочными мыслями»[28]. Именно на основании этого принципа святой Кирилл предлагал определить, где истина — в том, как учит он, или в том, как учит Несторий.
Именно этим принципом руководствовались отцы Собора, когда после зачитывания изъяснения святого Кирилла о символе веры каждый епископ высказывался о том, соответствует ли оно вере святых. Вот, например, как отозвался о нём Акакий Милитинский: «Исповедую, что Церковь с самого начала мудрствует точно так же, и знаю, что точно такое же мудствование она имеет на основании творений святых отцов, священных Писаний и преданий веры»[29]. И Палладий Амасийский сказал, что принимает это именно «как согласное с изложением веры святых отцов»[30]. Фома Дервийский: «и я держусь того, что согласно с верою святых отцов»[31]. Сосипатр Септимиакский: «думаю и утверждаю, как думали и веровали святые отцы наши»[32]. И так далее.
Затем отцы решают: «Теперь следует прочитать послание Нестория… чтобы нам видеть, согласно ли оно с символом святых отцов никейских»[33]. И затем отвергают его на основании того, что оно «не согласно ни с символом веры отцов никейских, ни с преданием Церкви»[34], «он и Божественное Писание исказил и догматы святых отцов ниспроверг»[35].
И это было сделано не произвольно — участники Собора специально рассматривали выдержки из древних святых отцов[36], чтобы как раз определить их согласие по тому вопросу, ради рассмотрения которого они собрались.
Теперь обратимся к Четвёртому Вселенскому Собору. Его деяния начинаются с послания святителя Флавиана Константинопольского, который пишет: «мы должны подвизаться за истинную веру, за изложения веры и учения святых отцов, чтобы всегда и при всех потрясениях оставалось всё это целым и невредимым»[37].
Разумеется, на этом Соборе также зачитывали выдержки из творений святых отцов, чтобы видеть их согласное учение[38]. Высказывания участников Собора о значимости святоотеческого свидетельства довольно красноречивы: «Отцы научили, и изложенное ими сохраняется письменно, больше этого мы не можем говорить»[39]. «Ничего не допуская нового в вере, полученной нами от отцов, мы при помощи благодати Божией соблюдали, соблюдаем и будем соблюдать её»[40].
И в оросе — главном документе Собора — читаем: «Общим решением мы изгнали догматы заблуждения и восстановили непогрешимую веру отцов»[41] и «последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать»[42].
Обратившись к деяниям Пятого Вселенского Собора, мы видим ту же апелляцию к согласию святых как к источнику истинной веры:
«Следуем во всём святым отцам и учителям святой Божией Церкви… и приемлем всё, что написано и изъяснено ими о правой вере и в осуждение еретиков»[43]; «мы содержим и проповедуем ту веру, которая дарована… Спасителем нашим Иисусом Христом святым апостолам… которую исповедовали, изъяснили и передали церквам святые отцы… им мы следуем всецело»[44]. Указываются при этом имена великих святых, но добавляется, что «приемлем также и прочих святых отцов, которые безукоризненно до конца жизни своей проповедовали правую веру».
Разумеется, ими производится работа по выяснению согласия святых отцов о том вопросе, которому посвящён Собор[45].
В оросе Собора святоотеческое учение описано как обязательное мерило веры: «Не иначе должно принимать то, что пишется кем-либо, как если оно предварительно будет найдено согласным с православной верой святых отцов»[46]. И, конечно, участники подчёркивают: «мы исповедовали то, что передано нам божественным Писанием и учением святых отцов»[47].
Шестой Вселенский Собор ещё большее внимание, чем предыдущие, уделял рассмотрению свидетельств святых отцов для установления того, что позднее стали называть consensus patrum[48].
В послании папы Римского Агафона, включённом в деяния Собора, говорится про легатов папы: «этим посланным мы вручили свидетельства некоторых святых отцов, бывших в сей апостольской Церкви, также и их писания, дабы они… при помощи этих книг постарались удовлетворительно ответить на вопрос… во что верует и чему учит сия апостольская Церковь»[49]. «Ибо и из небольшого числа кратких свидетельств различных уважаемых отцов истина становится вполне очевидной»[50].
Обвинение еретика на Соборе заключается в том, что «он рассуждает противно учению святых отцов; он противник отцов»[51]. Напротив, «этот Собор произнёс точное определение, утверждающееся на Священном Писании и согласное с учением святых отцов»[52].
Это подчёркивается и в оросе: «Наш святой и вселенский Собор… неуклонно следуя по прямому пути святых и славных отцов… присоединился к голосу пяти Вселенских Соборов»[53].
Деяния Седьмого вселенского Собора начинаются с послания папы Григория, в котором сказано: «наш свет и спасительная сила наша — это святые и богоносные отцы и учители наши, об этом засвидетельствовали нам и шесть [вселенских] Соборов»[54]. И даже такие слова есть в этом послании: «нарушающий или разрушающий определения отцов проклят»[55].
Ещё сильнее эта мысль повторяется в одобренном Собором исповедании Василия Анкирского: «Отвергающим учение святых отцов и предание кафолической Церкви и ссылающимся на мнения… что не должно следовать учению святых отцов и Вселенских Соборов и преданию кафолической Церкви, анафема!»[56].
Призывая изучить слова святых отцов по вопросу, о котором созван Собор, святитель Тарасий Константинопольский выражает учение о неизменности догматов: «То, что Церковь имеет по преданию… останется неповредимым и непоколебимым навечно»[57].
После этого участники Собора начинают подробно изучать святоотеческие тексты, в том числе и те, которые в свою пользу приводили иконоборцы, чтобы установить, в чём же было согласие святых[58]. И, установив это согласие, они восклицают: «Да исправят нас учения богоглаголивых отцов! Почерпая из них, мы напоились истиной, следуя им, мы прогнали ложь… Мы соблюдаем заповеди отцов»[59]. «Во всём держась учения богоносных отцов наших, проповедуем это учение… ничего не прибавляя и ничего не убавляя из того, что передано нам»[60].
И в соборном оросе они подчёркивают, что «следуя божественному учению святых отцов наших и преданию кафолической Церкви… мы определяем»[61].
Как нетрудно заметить, святоотеческое предание для отцов Вселенских Соборов было безусловным авторитетом, а определение согласия древних отцов в вере не только казалось им возможным, но и являлось одной из неотъемлемых процедур Собора. И когда задают вопрос: «каким именно образом определяется истинность или ложность того или иного Вселенского Собора?», то можно сказать, что, хотя имели значение и свидетельства Писания и богословские аргументы, но самым главным признаком для самих отцов Соборов было соответствие их постановлений согласию отцов древности.
Любой, кто сомневается в том, что существует это общее свидетельство веры и что оно обнаружимо, может познакомиться с деяниями Вселенских соборов и попробовать опровергнуть выявленный ими consensus patrum. Например, доказать, что «на самом деле» приведённые отцами Седьмого Собора свидетельства в пользу иконопочитания составляют незначительное меньшинство, а подавляющее большинство древних святых высказывались против иконопочитания. И так по каждому вопросу каждого из Вселенских Соборов. Насколько мне известно, никто такой работы не провёл, и весьма сомневаюсь, что кому-то это бы удалось. Потому что отцы Соборов не обманывались и не обманывали других, и общее согласие святых по главным догматическим вопросам — это реальность.
В заключение ещё раз процитирую слова из деяний Седьмого Вселенского Собора: «Отвергающим учение святых отцов и предание кафолической Церкви и ссылающимся на мнения… что не должно следовать учению святых отцов и Вселенских Соборов и преданию кафолической Церкви, анафема!»
Примечания:
[1] Викентий Лиринский, преподобный. Памятные записки Перегрина о древности и всеобщности кафолической веры против непотребных новизн всех еретиков, 2 (далее — Записки). Поскольку иногда задают вопрос о том, насколько это творение прп. Викения и его принцип определения Предания воспринят Православной Церковью, можно указать, что на него ссылается и его развёрнуто обосновывает, например, свт. Филарет Черниговский (Православное догматическое богословие. Т. 1. Чернигов, 1865. С. 22−24). Приводит его учение о Предании как «особо важное» и прп. Иустин (Попович) (Догматика Православной Церкви. Введение, п.7). Ссылается на него в своей проповеди митр. Гортинский Иеремия (http://apologet.spb.ru/ru/980.html). Из множества православных авторов, ссылающихся на прп. Викентия, я выбрал этих троих — из XIX, XX и XXI веков и из разных стран — России, Сербии и Греции, чтобы показать широкую степень рецепции его слов.
[2] Замечательную критику этой статьи Демакопулоса написал отец Иоанн Уайтфорд: http://fatherjohn.blogspot.com/2015/02/response-to-orthodox-fundamentalists-by.html (на английском языке).
[3] Во-первых, статья «Тупик „православного“ эволюционизма» (http://www.pravmir.ru/tupik-pravoslavnogo-evolyucionizma/), во-вторых страницы 100−111 книги «Правда о „православном“ эволюционизме» (http://yurijmaximov.wix.com/pravoslavie#!books/cnec).
[4] Статьи «О новоизмышленном «Догмате геоцентризма» (http://orthojournal.ru/ru/polemika/item/81-o-novoizmyshlennom-dogmate-geotsentrizma) и «Ещё раз о ереси Д. Цорионова» (http://yurij-maximov.livejournal.com/397 078.html).
[5] Василий Великий, святитель. Беседы на Шестоднев, 1.
[6] Иоанн Дамаскин, преподобный. Точное изложение православной веры, 2.10.
[7] О вращении земли вокруг солнца говорили такие святые как Георгий (Конисский), Никодим Святогорец, Филарет Московский, Иоанн Кронштадский, Феофан Затворник, Иннокентий Херсонский, Макарий (Невский), Николай Сербский, Лука (Войно-Ясенецкий) и Роман (Медведь).
[8] Иоанн Златоуст, святитель. Беседы на книгу Бытия, 4.3.
[9] Григорий Нисский, святитель. Слово о Шестодневе.
[10] Августин, блаженный. О книге Бытия буквально, 2.9.
[11] Записки, 27.
[12] Записки, 7.
[13] Записки, 3.
[14] Собственно, описанная им ситуация позднее случилась с Римской Церковью, когда постепенно в заблуждение о filioque впала целая область и имела подтверждающие это заблуждение поместные соборы.
[15] Василий Великий, святитель. Письмо 9.
[16] Афанасий Великий, святитель. О Дионисии, Епископе Александрийском.
[17] Василий Великий, святитель. Письмо 210.
[18] Василий Великий, святитель. Письмо 199.
[19] «Вечны ли адские муки?» Ч. 3 // http://www.pravoslavie.ru/4204.html
[20] Варсонофий Великий и Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни. М., 1995. С. 388.
[21] Иоанн Дамаскин, преподобный. Первое защитительное слово против порицающих святые иконы, XXV.
[22] Photius. Bibliotheque. Ed. R. Henry, IV vol. Paris, 1965. P. 291a.
[23] Марк Эфесский, святитель. Слово второе об очистительном огне, 15.
[24] Уорфилд Б. Введение в текстологию Нового Завета, цит. по: Макдауэлл Дж. Неоспоримые свидетельства. Чикаго, 1991.
[25] Филарет Московский, святитель. Призовите Бога в помощь (сборник писем). М., 2006. С. 639.
[26] Например, на Шестом Вселенском соборе цитировались деяния третьего и четвёртого Вселенских соборов — см.: Деяния Вселенских Соборов (далее — ДВС). Т. VI. Казань, 1908. С. 23−25.
[27] Афанасий Великий, святитель. Послание к Африканским епископам, 6.
[28] ДВС. Т. I. Казань, 1910. С. 145.
[29] ДВС. Т. I. С. 223.
[30] ДВС. Т. I. С. 224.
[31] ДВС. Т. I. С. 231.
[32] ДВС. Т. I. С. 233.
[33] ДВС. Т. I. С. 238.
[34] ДВС. Т. I. С. 240.
[35] Там же.
[36] ДВС. Т. I. С. 246−252.
[37] ДВС. Т. III. Казань, 1908. С. 15.
[38] ДВС. Т. III. С. 224−228.
[39] ДВС. Т. III. С. 215.
[40] ДВС. Т. IV. Казань, 1908. С. 17.
[41] ДВС. Т. IV. С. 46.
[42] ДВС. Т. IV. С. 48.
[43] ДВС. Т. V. Казань, 1913. С. 21.
[44] ДВС. Т. V. С. 33.
[45] ДВС. Т. V. С. 64−83, 87, 89−99.
[46] ДВС. Т. V. C. 209.
[47] ДВС. Т. V. С. 211.
[48] ДВС. Т. VI. Казань, 1908. С. 37−47, 75−76, 91−130.
[49] ДВС. Т. VI. С. 32.
[50] ДВС. Т. VI. С. 49.
[51] ДВС. Т. VI. С. 102.
[52] ДВС. Т. VI. С. 219.
[53] Там же.
[54] ДВС. Т. VII. Казань, 1909. С. 15.
[55] ДВС. Т. VII. С. 14.
[56] ДВС. Т. VII. С. 41.
[57] ДВС. Т. VII. С. 38.
[58] ДВС. Т. VII. С. 48−51, 69−70, 112−168.
[59] ДВС. Т. VII. С. 169.
[60] ДВС. Т. VII. С. 170.
[61] ДВС. Т. VII. С. 284.
