 |
| Русский Афон | 29.02.2016 |
Мучители придумывали все новые и новые виды пыток, но Промысел Божий по тайным судьбам своим отсрочивал конец его жизни, предоставляя возможность загладить искренним и долгим покаянием все его заблуждения и проступки. В конце концов паша, истощившись в пытках и мучительствах, приказал повесить страдальца…
Схимонах Макарий (в миру Михаил) родился в 1772 г. в старинном качачьем поселении близ Елисаветграда (ныне Кировоград на Украине). Начальное образование получил в местной полковой школе и кадетском корпусе. Впоследствии стал отличным гренадером. Участвовал в военных действиях в Голландии, при Алькмаре и Гелдерне. Оттуда переехал в Шотландию, где, случайно разбогатев, не захотел больше служить в армии, а потому достал себе немецкий паспорт.
Хорошо зная французский и немецкий языки, он достиг больших успехов в торговле и, желая расширить свои торговые отношения, прибыл в Петербург, а оттуда в Екатеринославль, где и был уличен в самозванстве одним из прежних своих товарищей-кадетов. На все допросы начальства, коверкая русский язык и перемежая его с немецким, он отзывался о себе как о природном немце, впрочем, российском подданном. Но вследствие неопровержимых улик против него, он был сослан на службу в отдаленные линейные полки без выслуги (на Кубань).
Но Промысел не судил загладить ему вину свою верностью службы, а указал страдальческий путь взамен проступков прежней вольной жизни. Раз в числе пяти человек он сторожил передовую цепь и кружился в легких разъездах, как вдруг несколько вооруженных с ног до головы черкесов налетели и схватили их. Отбиться по превосходству противников не было никакой возможности.
Михаил достался в плен князю Морадину (около Анапы) и был им увлечен в горные его улусы, где вскоре выкупил его у князя зажиточный черкес Айтик Сумайский (Сумай — название поселения) и навсегда присвоил его себе в виде раба. Можно себе представить, как тяжел был этот плен бедному русаку после раздольной жизни. Но делать нечего: всякая надежда на свободу оставила его, и только мысль о побеге несколько успокаивала его сердце.
Михаил решился во что бы то ни стало убежать в горы. Попытка удалась, он ушел, но попал опять к горцам и испытал новый плен, и здесь-то начались его страдания за веру. Михаила убеждали отречься от христианства, но он с твердостью вынес пытки и даже смог совершить новый побег. На этот раз он бежал в южном направлении и скрылся в диких горах Анатолии. Однако вскоре был схвачен турками и вместе с одним малороссиянином перепродан на трапезундском базаре одному турецкому паше.
Здесь тоже его пытками и уговорами принуждали отречься от Христа, но Михаил оставался тверд как камень. Неволя и страдания закалили его, и, вынеся с удивительным великодушием множество пыток, он снова бежал от своего мучителя. Но, как и прежде, Михаил попал в руки неверных и был доставлен в Искилип, к начальнику этого местечка. Здесь жизнь его была не отрадней минувшей: тяжелые работы изнуряли бедного пленника, а постоянное усилие принудить его к принятию ислама выводило из терпения, так что новая попытка бежать закралась в страдальческую голову. Эта мысль еще более утвердилась, когда наперсник паши, мальчик, измученный жестокостью своего хозяина, объявил о готовности бежать вместе с ним. Они условились скрыться при первой возможности и, оставляя пашу, украли у него пистолеты, ружья и кобуры, присланные ему из Мекки, от гроба Магомета.
Дорога увлекла их к дорогим берегам Черного моря. День и ночь бежали они, и только вторая ночь усыпила их усталые чувства глубоким сном. Они спали долго и сладко, и каково же было их изумление и ужас, когда при первом взгляде на рассвет белого дня увидели, что со всех сторон окружены слугами паши!.. Старуха-мать паши, упражнявшаяся в колдовстве, открыла сыну своему побег невольников и указала даже на самое место их пребывания. Взбешенный паша немедленно отправил сорок человек в погоню. Те нагнали беглецов. Началось сражение. Семеро турок и даже один христианин пали от руки Михаила, но в конце концов беглецы опять были схвачены.
Здесь-то началась потеха для грозного паши! В запальчивости он приказал бить виновников по пяткам без всякой жалости, и их били до того, что слезла кожа с отбитых пят. Было только одно средство избежать мучений — отречься от веры во Христа, но Михаил согласился лучше умереть, чем изменить обетам крещения. Мучители придумывали все новые и новые виды пыток, но Промысел Божий по тайным судьбам своим отсрочивал конец его жизни, предоставляя ему возможность загладить искренним и долгим покаянием все его заблуждения и проступки. В конце концов паша, истощившись в пытках и мучительствах, приказал повесить Михаила.
Еще несколько мгновений, и дух Михаила в славе страдальческой предстал бы Престолу Господа Иисуса Христа, но судьбы Божьи неизъяснимы!.. В то самое мгновение, когда Михаил был подхвачен петлей и вздернут на воздух, во двор вбежал маленький сын паши, крича во весь голос: «Папа, подари мне этого неверного!» Паша нежно поглядел на любимого сына: «Пускай он будет твой». Приказал палачу освободить повешенного, и Михаил упал на землю. Глухой стон вырвался из груди его, и паша, увидев, что Михаил жив, приказал поднять его вверх ногами и дать ему по пяткам еще несколько сильных ударов.
Под ребяческим господством после страшных пыток страдалец немного отдохнул. Вся новая служба Михаила заключалась в том, чтобы каждый день носить своего нового господина к мулле, в школу. Турчонок не понимал еще наслаждений зверского характера, обращался ласково со своим рабом и даже угощал его, с младенческой улыбкой приговаривая: «Ты мой раб!» Шло время. Михаил был спокоен, но сердце его трепетало при каждой предположительной мысли о новых страданиях. Силы его слабели, однако дух не изменялся в крепости. И тогда он решился выдерживать при помощи Божией все пытки и до последнего вздоха быть верным Господу своему.
Паша надумал женить Михаила, рассчитывая, что супружеское ложе заставит его забыть об обещанном христианам небесном блаженстве и непременно увлечет в ислам. Михаил видел всю опасность своего положения. А потому все предложения паши им были отринуты с твердостью духа.
— Не хочу ничего! Умру, а не отрекусь от веры моей!
— Умирай же, собака! — завопил паша. — Абдула! Растяни его на эту самару!
И в одно мгновение Михаил был растянут на воловье ярмо и около суток оставался в мучительном распятии. Его члены онемели, все тело совершенно распадалось по составам, и, наконец, будучи не в силах далее выносить мучительности своего положения, он отчаянно крикнул:
— Снимите меня и делайте что хотите. Я отдаюсь на вашу волю!
Едва он успел это произнести, паша и двор его окружили страдальца, и ласки посыпались со всех сторон. С той минуты звонкий металл не переводился в кошельке Михаила. Турки не отходили ни на шаг от нового своего собрата. Они выучили его турецкой грамоте и решили в наступающий праздник Курбан-байрам обрезать и сопричислить к своей вере. Но Михаил, внешне дав слово принадлежать Магомету, внутренне принадлежал Господу своему. Он вовсе не думал изменять своей вере, хотя немощь естества извлекла у него невольное обещание отречься от нее. Он снова задумал бежать, тогда как весь город уже говорил о нем.
Небольшая часть живших в этом городе верных христиан с трепетом ожидала богомерзкого праздника, на котором ожидалось совершение обрезания их собрата. Михаил грустно бродил по городу, придумывая средства к новому побегу. Дивный сон еще более утвердил его в мысли бежать. Ему приснился святитель Христов Николай, который, показывая способ избавиться от верной погибели, говорил Михаилу: «Не бойся! Вера наша чище воды и краше солнца. Веруй во Христа — не погибнешь вовеки! Не бойся, беги. Я тайно буду с тобой и не оставлю тебя!»
Вскоре после этого сна Михаил бродил по базару и наткнулся на старого знакомого лавочника-христианина.
— Что, сынку? — с участием спросил старик. — Отрекся от своей веры?.. Страшно это!
— Что же мне делать! — возразил со вздохом отчаяния Михаил. — Не могу перенести мучений!
— Что делать? Бежать!
Тут добрый старик стал объяснять Михаилу путь к Черному морю, где есть русские и где мог бы он безбоязненно и по своей воле жить. Старик начертил ему путевую карту и, секретно передавая ее, прибавил: «Смотри, береги этот лист. Если попадешься, прежде всего разорви его на мелкие частички и не давай его в руки неверных, иначе я погиб!»
В ту же ночь, пробив стенку в своей комнате, выходящей на улицу, Михаил убежал от грозного мучителя. Тайно, по ночам, пробрался он до города Баферы и здесь случайно попал на двоих русских из раскольников, переселившихся сюда, которые увели его с собой в свои черноморские поселения. Там уже тихо и спокойно начал вести жизнь свою бедный страдалец, занимаясь рыболовством со своими соотечественниками — русскими.
Чего бы желать ему еще при такой довольной жизни? Но нет! Сердце при всех земных наслаждениях ноет, если нет для него пищи существенной, нет утешений благодати, нет чувств, достойных загробного предназначения. Как бы глубоко ни спала совесть, но бывают в ней сильные потрясения, когда мы совершенно разочаровываемся в лучших и в самых скромных и невинных наслаждениях. Так было и с нашим страдальцем. Пролитая им вольно или невольно кровь человеческая тревожила душу бедного Михаила, да так, что на раздольях страннической жизни он оставался в жалком положении. Сердце его трепетало при мысли о грядущем Суде Божьем, душа не довольствовалась настоящим, и совесть с невольным вздохом приводила на память давно минувшие проступки. Тогда он решился уйти на Святую Гору Афон, там оплакивать жизнь свою и схимой покрыть и преступные движения сердца, и дела, достойные многих слез кающейся души или грозной кары небесного правосудия.
Михаил достиг Святой Горы и с 1826 года посвятил себя всей строгости покаяния. Здесь 15 лет жил он на келлии у одного строгого старца, где был пострижен в схиму с именем Макарий. Схима преобразила его. Из прежнего разгульного бродяги он превратился в скромного инока. В 1839 году вместе с отцом Павлом он перешел в Русский Пантелеимонов монастырь.
Мощи схимонаха Макария
К этому времени он уже был довольно стар, но при всем том благообразен. Следствия пыток и страданий отразились на всем его существе. Он едва ходил, по временам плакал и с грустью рассказывал о заблуждениях улетевшей молодости. Вот что пишет о его последних днях отец Селевкий (Трофимов): «Он был очень искусный старец, и я часто беседовал с ним. Как, бывало, ни приду к нему, а он все на молитве стоит. В стене у него было устроено что-то вроде шкафа. А по сторонам были сделаны две доски, чтобы ему не упасть во время молитвы. Вот как старец молился Богу. Едой его была пупара (род соломаты) из сухарей, а хлеба он есть не мог, потому что у него не было ни одного зуба. Ему было около 100 лет. А как он себя изнурял!»
Точная дата смерти отца Макария не установлена.
Печатается по книге: «Русский Афонский Отечник XIX — XXвеков». Серия «Русский Афон XIX—XX вв.» Т. 1. Святая Гора, Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне, 2012
