Православие, национальная идея и социальная идея — основополагающие компоненты нашего цивилизационного проекта

Я постараюсь сказать о тех вопросах, которые меня волнуют и вызывают некоторое недоумение, то есть воспринимаются как проблемы, не вполне ясные в нашем патриотическом сознании, и даже, говоря более широко, в нашей культурной традиции, в истории русской философии, общественной и политической мысли.

Когда мы приступаем к теме? Православие и будущее России?, то, естественно, нами подразумевается некий проект дальнейшего развития России в свете нашей православной культурной традиции. Поэтому я сразу хочу сосредоточить обсуждаемую проблематику вокруг проекта развития нашей страны в XXI веке. То есть вокруг той программы, которая призвана разрешить наблюдающийся политический и социальный кризис (а некоторые говорят о существовании целостного, системного кризиса отечественной цивилизации) и позволить России выбрать осмысленную стратегию развития, обрести свою идентичность, преодолеть состояние неопределенности.

При поиске ответа на вопросы о выходе России из кризиса и выдвижении некого цивилизационного проекта, для нас (я говорю сейчас о православных патриотах, потому что есть еще и либеральная версия ответа, которая также пытается прислониться к Православию или к христианской традиции, в широком смысле слова) центральными являются следующие принципы: Православие как духовное основание подлинной человеческой жизни; национальная идея, без которой Россию невозможно себе представить и возродить; социальная идея, потому что без нее все остальное превращается в некие расплывчатые суждения, которые не имеют под собой реальной почвы.

Итак, Православие, национальная идея и социальная идея — это, на мой взгляд, основополагающие компоненты того цивилизационного проекта, который должен предложить выход из системного кризиса отечественной цивилизации. Но когда мы ставим вопрос об отношении Православия, национальной и социальной идеи, то здесь, конечно, возникает довольно сложная проблематика, требующая осмысления.

Иногда, эту проблематику вообще выводят за рамки патриотического мышления и говорят примерно так: «Православие — это наша национальная идея, Православие — это наша социальная идея, Православие — это наше все». В какой-то мере, оно действительно так и есть. На глубоком духовном уровне бытия и человеческой мысли Православие должно служить той основой, которая предполагает ответы на все остальные вопросы. То есть на вопрос о смысле национального существования (в данном случае, русского существования), о смысле социального развития и т. д. Но Православие прямо и буквальным образом не предопределяет всех этих ответов. Оно дает некие духовные основания, исходя из которых мы через свое собственное интеллектуальное, культурное и политическое творчество должны актуализировать духовные дары Православия в конкретной социальной практике. И не только в социальной практике, но и тех культурных продуктах, тех идеях, которые эту практику определяют. И вот здесь, на мой взгляд, нет достаточной ясности в понимании соотношения этих идей, места человеческого творчества в реализации наших традиционных ценностей — Православия, национального начала и социально-ориентированного жизнестроительства. В этом плане, действительно, возникает сложная проблематика, потому что прямо и буквально все эти ценности и начала весьма трудно связать.

Как все мы понимаем, Православие — это та вечная религиозная истина, которая косвенно относится к современному миру. То есть Православие никогда не может быть буквально использовано для строительства какого-то конкретного типа цивилизации, какой-то политической или экономической системы. Православие, в принципе, может быть мыслимо в отношении к разным моделям социального бытия. К примеру, в Византийской империи был тип цивилизации, отличный от того, который утвердился в России. Восточная Римская империя была основана на двух универсалистских, можно сказать, космополитических принципах. Первый из них — принцип вселенского Православия, возвышенного над национальными культурами. Второй — принцип имперского государства, имевшего сверхнациональный характер. Базируясь на двух универсализмах, Византия достигла, с одной стороны, высокого уровня культурного развития, дала великий синтез христианской духовности с формами греческого культурного мира (то есть создала образцы христианизированного эллинизма). Но, с другой стороны, как социальная система Византия оказалась весьма слабой. Она не имела должного этнического единства, органичности общества, а потому исторически деградировала, сокращая свою территорию вплоть до Константинополя с предместьями. Восточная Римская империя не стала сильной геополитической величиной. И некоторые русские мыслители обращали на это свое пристальное внимание. В частности, Лев Александрович Тихомиров, рассматривая эволюцию Византийской империи, показал, что слабость этой империи заключалась, прежде всего, в том, что каждый народ, входящий в нее, оказывался подчинен неким отчужденным универсалистским структурам и бюрократическим принципам регулирования социальной жизни. Вот почему народы, населяющие Византию, не смогли развить своих социальных сил. Социальные связи в Византии оказались гораздо слабее ее культурной традиции, чем и предопределялось неуклонное историческое умирание империи.

Но духовно великая греко-православная традиция была передана России, которая ввела совершенно новые принципы в развитие православной цивилизации. А именно, органически соединила принцип Православия с принципом национальной самобытности. Россией была утверждена беспримерная? синергия? национального духа и православной традиции. Вот что Россия дала миру. В этом синтезе залог исторической выносливости нашей страны, в нем заключены источники жизненных сил каждого народа, входящего в орбиту русской культурной жизни, потому что все народы, участвовавшие в жизнедеятельности Российской империи, не только сохраняли свою национальную самобытность, но и развивали ее, вносили дары этой самобытности в общую сокровищницу русской цивилизации.

Так что Россия создала свою модель православной цивилизации, которая базируется на иных ценностях, нежели цивилизация Византии, о которой я говорил ранее.

К ценностному ядру русской цивилизации можно отнести четыре базовых принципа, насколько я понимаю: принцип Православия; принцип великодержавности (в смысле могущества и масштабности государства); принцип почитания Русской земли как безусловной ценности и святыни и, наконец, принцип национальной самобытности, который распространяется не только на бытие русского народа, но и всех народов, входящих в сферу строительства русской цивилизации. Идея народности, предполагающая уважение, сохранение, процветание национальной жизни, — одна из фундаментальных основ нашей цивилизации. Византийский же дух весьма негативно относился к национальному принципу и пытался сцементировать многонациональную империю путем подчинения национального начала отчужденным от него идеям и инстанциям.

Таким образом, через уяснение своеобразных устоев исторической жизни России мы выходим на проблему современного синтеза начал Православия, национальной самобытности и социального жизнестроительства. Имея в виду формы воплощения этого синтеза в русском прошлом, мы сегодня должны, вспоминая опыт старины, приноровить его к решению современных проблем. Современный мир, конечно же, существенно отличается от того мира, в котором строили православную цивилизацию наши предки в киевский и, особенно, в московский период, когда основные принципы русской цивилизации, о которых я говорил, обрели свое структурное выражение.

Современный мир совершенно не благоприятствует развитию русской православной цивилизации, в том смысле, что он предлагает некие свои ценности, радикально отличные от тех, которым исторически служила Россия. Современный мир возник, по существу, после Великой Французской революции. Он глобализировался во все последующие десятилетия и столетия, выдвигая принципы вероисповедания совершенно чуждые и враждебные Православию. Я не буду о них подробно говорить, вы сами прекрасно понимаете, о чем идет речь — это культ самодовлеющей человеческой субъективности, эгоизм, потребительство, подмена Церкви гражданским демократическим социумом, который сам решает, исходя из воли нынешнего поколения людей и только в их интересах, все проблемы, не считаясь с интересами будущих поколений. Это принцип денежного эквивалента всем ценностям, это принцип самовозрастания технологий и т. д. Причем создается иллюзия, что утвердившаяся в Европе после 1789 г. и глобализировавшаяся в наши дни либерально-буржуазная цивилизация — единственно возможная цивилизация, что никакой другой цивилизации быть не может, что современная цивилизация — это нечто вне всякой критики.

И когда мы сегодня видим, что происходит в России, как навязываются нашему обществу ценности, так называемых, цивилизованных народов, мы, конечно, понимаем, что происходящая ломка России, по существу, является насаждением нового вероисповедания. Либерально-буржуазная революция у нас глубоко пронизана своего рода вероисповедной стихией — стихией, которая принципиально противоположна православной традиции, которая исходит из совершенно других ориентаций. Ведь Православие — это ни в коей мере не превознесение человека, но недоверие ко всему человеческому. Это стремление ввести энергию благодати в построение культуры и социальной жизни, сочетать вечные ценности с человеческим творчеством, посредством служения творчества вечному, Божественному. Кроме того, это принцип нестяжательства, в самом глубоком и широком смысле этого слова, как преодоление накопительской, потребительской страсти.

Разумеется, православным людям совершенно чужды установки современного мира. Православие не потому оппозиционно ему, что оно якобы отрицает развитие культуры и вообще какие-то человеческие усилия по усовершенствованию социальной жизни, а потому, что Православие исповедует другую веру. Современному миру православная цивилизация противоположна. Здесь идет полемика двух вер. Но когда мы говорим о полемике двух вер, мы, тем самым, понимаем Православие как силу, способную вывести современную цивилизацию из того тупика, куда ее заводит система ценностей, сложившаяся в Европе после Великой Французской революции — та система, которая сегодня называется евро-атлантической, либерально-буржуазной, космополитическо-демократической и т. д.

Следовательно, Православие не противоречит развитию цивилизации и культуры вообще, ибо во многом положительно относится к миру, не предлагая ему взамен что-то совершенно противоположное. Православие учит нас благодатно действовать в этом мире, искать путей внедрения даров Духа во все формы человеческого творчества. Православная Церковь благословляет все, что имеет ценность с точки зрения христианской этики и духовности, все позитивные творческие усилия человека. Она уважает человеческую свободу. В отличие, скажем, от католицизма, который изначально не верит в творческие способности людей и пытается ими управлять, манипулировать, по существу стремясь принудить человека быть христианином, что само по себе абсурдно.

Итак, Православие, не противореча интересам развития культуры, имеет, на мой взгляд, некоторые собственные цивилизационные потенции. То есть Православие предполагает строительство определенного типа социальной жизни и определенного типа цивилизации. Это не значит, что сама Церковь должна выдвигать цивилизационный проект. Но ведь Православие — это нечто большее, чем Церковь, понимаемая как организация. Это еще и стихия духовной жизни православного народа, православная культурная среда, которая сейчас воссоздается, и те активные представители духовенства, священноначалия, миряне, которые действуют в общественной среде, высказывая свои мысли о состоянии современной цивилизации, свои пожелания, руководящие советы о необходимости развития православной культуры, строительстве какого-то нового социального жизненного мира.

Проблема возрождения этой живой православно-народной стихии меня очень волнует. Ибо иногда я вижу в православной среде игнорированние настоятельной потребности развития православной общественно-культурной жизни.

Сегодня мы затрудняемся говорить в широком смысле слова о православном обществе, но православная общественность, православная интеллигенция, уже даже организованная, конечно же, существуют. Я думаю, что основная задача этой православной общественности и православной интеллигенции как раз и состоит в том, чтобы выдвигать новый цивилизационный проект, который с духовной помощью Церкви, под ее благословлением, должен служить ориентацией для поиска путей возрождения России.

Что относится к существу этого проекта? Безусловно, Православие как духовная основа человеческой жизни и как источник руководящих ценностей для строительства культуры и цивилизации. Но не будем забывать, что Православие непосредственно не может давать конкретные рекомендации для создания экономики, политической системы и т. д. Поэтому прямое внедрение православных идей в социальную, политическую и экономическую жизнь может быть даже и опасным. Это способно дискредитировать веру, чрезмерно политизировать ее, понизить уровень православной духовности. Вспомним в этой связи опыт создания политической партии «За Русь Святую». Мне кажется, неуместно называть политическую партию таким высоким наименованием. Все-таки «Святая Русь» — это некая заповедная идея русского народа, относящаяся к сокровенному духовному началу нашей культуры, нашего национального самосознания. В гуще же политической жизни легко запятнать любую высокую идею.

Когда мы действуем в окружающем нас современном обществе, мы должны трезво учитывать как степень зрелости, духовной развитости этого общества, так и то, что не все ценности мы можем сразу вносить в социальную жизнь. А некоторые ценности вообще не должны вноситься в сутолоку социального противоборства. Они должны служить источником духовной энергии для творческой деятельности личности и общества, но не должны играть роль расхожих политических клише. А то будет у нас, к примеру, не только партия «Святая Русь», но и политизированная ассоциация «Третий Рим» или «Дружина имени Пресвятой Богородицы"… Ведь мы, таким образом, свои заветные православные символы просто вываляем в политической грязи, потому что политика, к сожалению, включает элементы борьбы, страсти, противоборства, конфликта. Мы, конечно же, должны поднимать политику на более высокий уровень духовности и осмысленности, но, увы, это не всегда возможно.

Поэтому, мне кажется, что Православие призвано служить силой строительства православной культуры и цивилизации только через создание православной культуротворческой среды, через деятельность православной общественности, которая должна актуализировать православные ценности уже в прикладном смысле. Эта общественная среда обязана обеспечивать развитие православной мысли, русской философии, национального правосознания. Только путем расширения, укрепления этой православной среды, созданных ею образовательных учреждений, нацеленных на образование и воспитание подрастающего поколения в духе Православия, мы можем надеяться на актуализацию Православия в социальной сфере.

Что касается национальной жизни, то, безусловно, Православие должно активно влиять на развитие русского национального самосознания и способствовать продолжению творчества русской национальной культуры. Здесь Православие выступает тоже в некоторой внешней форме, в своем? икономическом? модусе. Я думаю, что в этом плане должна быть проявлена также и богословская инициатива. Ведь до недавнего времени сфера православного богословия ограничивалась только исторической областью или областью мистического богословия, но вот такое прикладное, ?икономическое богословие?, связанное с богословием культуры, с богословием государственности, у нас, по существу, не развивалось. И это, конечно, — отрицательный результат наших исторических нестроений, последствие и синодального периода, и периода советского гнета над Церковью. Поэтому одна из главных задач на поприще развития православной богословской мысли — выяснить соотношение Православия и национального сознания сегодня, опознать и духовно укрепить все национально-жизнеспособное.

И, наконец, обращу внимание на значимость социальной идеи в рамках нового русского цивилизационного проекта. Социальная идея, как таковая, тоже непосредственно не является продуктом влияния Православия в строгом смысле слова. То есть Церковь не может предписывать обществу какие-то конкретные социальные проекты. Это не ее задача, но православная общественность, православная интеллигенция — люди, которые профессионально действуют в свете Православия, просто обязаны предлагать свои социальные проекты. Отсутствие их — слабое звено нашего патриотического сознания.

У нас много говорится о Православии, о державности, говорится иногда и о национальной идее. Но о развитии общества, социума, социальных отношений, о выстраивании нового общества в России практически ничего не говорится. Между тем общество — это та жизненная основа, на которой практически развивается православная культура, развивается национальное строительство, развивается политическая, экономическая жизнь. Без социума, без определенного оформленного общественного организма — все наши проекты повисают в воздухе.

Тем не менее, ни сегодняшнее государство, ни руководящие структуры, ни патриотическая общественность не говорят о выстраивании социума в России. И даже часто не понимают, в каком обществе мы живем, какова социальная система современной России, какие в ней социальные слои, каковы их интересы, каково их отношение к традиционным ценностям, и к навязанным Западом концептам. Все это оказывается весьма неясным для нас.

Государственная власть пытается, подавив естественное развитие социума, навязать чисто внешнее, условное представительство каких-то отвлеченных социальных интересов через партии. То есть, навязывая партийные организации современному российскому обществу, государство подавляет подлинное социальное развитие. Ведь, по существу, партии говорят только от лица узких группировок, преследующих, как правило, свои эгоистические цели, а отнюдь, не от лица широких социальных слоев. Каковы же эти слои? Какие вообще социальные слои могут быть в современной России? Как их нужно формировать? Это ведь тоже задача государства.

Таким образом, социальная модель будущей России — важнейшая часть всех программ выхода из кризиса.

Наконец, нужно коснуться необходимости разработки социально-экономической модели. Православие, конечно, дает некоторые императивы и социально-экономической жизни. И это, разумеется, принципы не либерально-буржуазной системы. Я глубоко убежден, что Православие, в экономическом смысле, как некая духовная традиция, предлагающая тенденции развития цивилизации, принципиально несовместима с либерально-капиталистическими отношениями, которые являются продуктом вырождения христианства — главным образом, протестантского вырождения христианства на Западе.

Очевидно, мы должны предложить проект, принципиально отличный от либерально-капиталистической цивилизации, и, наверное, более близкий к умеренной социалистической модели, которую можно было бы назвать, к примеру, «неосоциализмом», или «социально-ориентированной моделью экономики», отличной от тоталитарного, богоборческого социализма, который существовал на российской почве в советский период.

Во всяком случае, лозунг «Православие, соборность, социализм» — нечто более органичное, нежели «Православие, индивидуализм, капитализм». Этот триумвират, уж точно, ни в какие ворота не лезет. Поэтому в данном вопросе мы должны также достигать четкого ответа: какую модель экономики мы, православные русские люди, можем предложить сегодня нашему обществу? Она до сих пор не названа, она до сих пор не идентифицирована, и поэтому, конечно, наше влияние в обществе весьма низко. Здесь у нас нет никакой определенности и, соответственно, никакой реальной связи с окружающей социальной жизнью.

Говоря в своем сжатом выступлении только об общих направлениях разработки нового русского цивилизационного проекта в свете Православия, я хочу подчеркнуть, что если мы соединим наши исконные ценности в такой форме: Православие; национально суверенное развитие государства и самобытное развитие культуры; обновленная социалистическая модель экономики, тогда наш проект найдет сцепку с окружающей социальной средой, и даже международное понимание и сочувствие в тех кругах, которые не довольны сегодняшним вырождением западной цивилизации. Во всех указанных направлениях нам нужно стремиться к программной конкретизации русских задач.

Завершая свое выступление (в котором я очень поверхностно и в самом общем смысле сказал о направлениях мысли и группах проблем, над которыми необходимо вести серьезную концептуальную работу) еще раз подчеркну, что если мы поймем русскую идею как идею нового цивилизационного проекта, призванного соединить идею христианской веры, христианской духовности, с идеями национальной самобытности и социальной правды, то тогда мы выйдем на стратегически верный путь возрождения России. И, если предположить, что евро-атлантическая цивилизация будет продолжать идти по гибельному пути либерально-капиталистического развития, а Восток будет развивать синтез западных технологий с традиционалистскими социальными системами, то Россия, выдвигая идею соединения христианской духовности с принципами национальной самобытности и идеей социальной справедливости, а быть может, и с идеей обновленного социализма, безусловно, встретит сочувствие на Западе и на Востоке, и, таким образом, явится новым мировым центром, который укажет путь для выхода из тупиков современного мира.