Дело Старовойтовой: кто разрешил А. Борисоглебскому совершить преступление?

Читатели помнят мои судебные репортажи по делу Галины Старовойтовой, в которых я доказал невиновность подсудимых (затем осуждённых). «Невиновны, но сидеть будут» — таков был, по моему мнению, лейтмотив действий следователей и прокуроров-обвинителей. В качестве одного из многочисленных доказательств фальсификации уголовного дела по факту гибели Старовойтовой я привёл НЕЗАКОННЫЙ отказ судьи огласить данные на предварительном следствии показания от 28 ноября 1998 года журналиста Александра Борисоглебского, таинственно оказавшегося на месте преступления… ДО ТОГО, как факт убийства стал известен следователям и общественности! Суд был обязан огласить его показания. Суд не имел права отказать свидетелям защиты в допросе Борисоглебского в ходе судебного разбирательства. Выявляя виновность подсудимых, суд был обязан доставить Борисоглебского на Фонтанку, 16. Запрограммированный на обвинение невиновных, суд незаконно пренебрёг этой обязанностью под юродивым предлогом незнания адреса ключевого свидетеля! Хотя этот адрес наверняка есть в протоколе допроса от 28 ноября 1998 года. КЛЮЧЕВОГО СВИДЕТЕЛЯ суд просто СКРЫЛ от общественности, от подсудимых и их адвокатов. Среди журналистов одно время даже бытовало мнение, что Александра Борисоглебского устранили так же, как Максима Максимова. Одного этого достаточно, чтобы отменить состоявшийся приговор и послать дело на новое рассмотрение.

И вдруг сенсационное появление Борисоглебского у всех на виду — в интервью «Комсомолке» от 22 августа о… сперматозоидах на грязных кальсонах убитого Сергея Кирова. Впрочем, «кальсонная версия» убийства вождя ленинградских пролетариев меня заинтересовала мало. Копание в грязном белье — это удел специфического контингента публики. Наверное, меня иначе воспитали бабушка и родители, если после чтения того интервью мне захотелось вымыть руки и продезинфицировать себя стопкой водки. Привлекли меня в той статье… письменные, свидетельские показания Александра Борисоглебского по делу Старовойтовой. Цитирую. «Когда я был на месте убийства Старовойтовой, я заметил многое, о чём молчат СМИ. НО Я ЭТОГО НИКОГДА НЕ РАССКАЖУ». Что это, если не официальное признание в совершении уголовного преступления — в отказе от дачи показаний? Преступном отказе, из-за которого, возможно, суду неизвестны истина и истинные преступники и мотивы убийства! Ведь в том же интервью Борисоглебский утверждает, имея в виду Старовойтову и Кирова: «…есть разница — погиб человек в бою или от адюльтерного треугольника». Что имеет в виду Борисоглебский под БОЕМ? Жизненный путь Галины Васильевны ну никак не позволяет делать подобных выводов. Состоявшийся гражданин своего Отечества, Старовойтова имела, конечно, своеобразную гражданскую позицию, свойственную ортодоксальным демократам типа мадам Новодворской, Андрея Сахарова и Гавриила Попова. Но, как известно, в последние годы жизни жила вполне комфортно, как и все демократы той волны, сделавшие карьеру на отрицании величия советской эпохи да на «общеевропейских ценностях». «Врагов у неё не было. Поэтому мы и вынуждены допрашивать всех, чьи телефоны у неё были», — заявил мне следователь ФСБ, когда я удивился причине моего вызова на допрос по тому делу.

Ключевой свидетель Борисоглебский прямо утверждает, что он «НИКОГДА НЕ РАССКАЖЕТ» то, чему стал свидетелем в подъезде на канале Грибоедова. Кто дал индульгенцию Борисоглебскому на совершение этого уголовного преступления? Ведь вполне возможно, что именно умолчание Борисоглебского дало возможность суду обречь русских парней Юрия Колчина и Виталия Акишина на 20-летнее заключение!

Прошу Верховный суд России и прокуратуру Санкт-Петербурга рассматривать интервью Борисоглебского в «Комсомолке» как признание в отказе от дачи особо важных показаний. Иначе получать их (показания) общественности придётся иными методами.