Новое исследование русского консерватизма

Рецензия на книгу А. В. Репникова «Консервативные модели российской государственности (М.: РОССПЭН, 2014)

А.В. Репников один из ведущих современных авторов, разрабатывающих вопросы изучения истории, теории российского консерватизма конца XIX — начала ХХ вв. Представленная монография является концептуальным обобщением всех его предшествующих работ, в том числе и монографий, по указанной проблеме[i].

Стержневой идеей этой книги, как и предыдущих работ, является стремление автора показать, что консерватизм в целом и российский в частности, это не «приверженность всему отжившему», а «консервативное творчество», главной установкой которого было не «Россия для реформы», а реформы, приносящие пользу стране. Консерваторы не отрицали благ прогресса, правда, относились к нему без пиетета, свойственного тогдашней (да и нынешней тоже) «прогрессивной общественности», видевшей в прогрессе исключительно «благо», не замечая при этом его отрицательных сторон и последствий (с. 5−7). Детально эти вопросы разобраны автором во второй главе «Теоретические основы консервативного мировоззрения». Репников пришел к выводу, что консерваторы-монархисты фокусируя «внимание на негативных последствиях прогресса, означавшего для них либерализацию политической и капитализацию социально-экономической жизни. вместе с тем вынуждены были модернизировать свои мировоззренческие установки. Во многом это действительно было реакцией на политические и экономические перемены, поспешной (и потому не всегда продуманной) попыткой найти ответ на вызовы времени» (с. 211).

Таким образом, консерватизм не только и не столько простое охранение «того, что есть», но и развитие, правда, постепенное, медленное; с необходимым учетом традиций. В связи с этим возникает вопрос о происхождении, российского консерватизма, который Репников склонен рассматривать в русле западноевропейской идейной и культурной традиции: как ответ консервативных и даже реакционных сил на Век Просвещения и Французскую революцию. Поэтому в контексте истории российского консерватизма можно рассматривать и В.Н. Татищева, кн. М.М. Щербатова, Н.М. Карамзина, славянофилов, К.П. Победоносцева, черносотенцев, И.Л. Солоневича, евразийцев и деятелей Белой эмиграции. При всей разноплановости и очевидных различиях, этих деятелей, идейные течения и направления можно объединить под общим понятием «консерваторы».

В первой главе «Историография проблемы» автор выделяет пять периодов истории изучения российского консерватизма, начиная с 1880-х гг. и заканчивая 2014 г. Репников обоснованно отмечает, что основы историографического изучения феномена российского консерватизма были заложены главным образом публицистами, реже философами-мыслителями, принадлежавшими в большинстве к леволиберальному направлению общественно-политической мысли. Насколько можно понять из историографического обзора (весьма добротно сделанного) научное изучение консерватизма началось сравнительно недавно — в 1980-х гг.

В третьей, четвертой, пятой главах рассмотрены частные вопросы; взгляды консерваторов на внешнюю политику России конца XIX — начала ХХ вв. (геополитика), этноконфессиональные отношения и их «социально-экономические проекты».

Обстоятельно, подробно (и очень интересно) описывая взгляды консерваторов на различные аспекты внешней политики, Репников, как я полагаю, упустил из вида один принципиальный момент, а именно то, что консерваторы-монархисты вмешивались в вопрос, вмешательство в который было само по себе грубым и нетактичным нарушением прерогатив монарха. Речь идет о внешней политике. Тем самым, консерваторы сами же нарушали монархический принцип, который призывали блюсти. При этом, они очевидным образом оказывали определенное общественное давление и на саму власть, во многих случаях побуждая ее к экспансионистским действиям. Хотя у консерваторов и отсутствовала «единая программа» в вопросах внешней политики (с. 276), но «агрессивные» и экспансионистские черты внешнеполитических инициатив консерваторов нашли ясное отражение в рецензируемой монографии. Видимо советская традиция интересоваться «политикой Гондураса» и «поучать» власть, как надо вести себя по отношению к остальному имеет не только советские, но и дореволюционные корни.

Останавливаясь на этноконфессиональном вопросе, Репников удачно проследил каким образом консерваторы предлагали реализовывать на практике сразу несколько взаимоисключающих принципов (и нередко удачно): имперского космополитического гражданского патриотизма, выдвигавшего на первый план некое культурное единство всех народов империи, монархический принцип подданства; великодержавный русский национализм; первенство православия. В целом, можно констатировать, что некой единой формулы «русскости» консерваторами так и не было разработано! Принцип «чистого» национализма, заключавшегося в отождествлении Российской империи с русским национальным государством, так и не утвердился в консервативной среде.

Социально-экономические взгляды консерваторов при всем их разнообразии (от «почти» социалистов вроде С.Ф. Шарапова, сторонников сохранения поземельной общины — К.Н. Пасхалова и до экономических «либералов», например, — К.Ф. Головина) можно свести к весьма умеренному социал-реформизму — ограничение «частного капитала» путем государственного регулирования, учреждениями фабианского типа и различными формами коллективного предпринимательства — артели, кооперация и пр. В этом отношении консерваторы скорее напоминали современных умеренных социал-демократов.

В последней главе «Накануне и после падения самодержавия» рассматриваются события, непосредственно предшествовавшие кризису и краху старого режима в 1915—1917 гг., вместе с которым разгрому подверглись и консерваторы, — их партии, газеты, арестовывались их лидеры и рядовые члены монархических организаций. Рассуждая о причинах «проигрыша» консерваторов, Репников приходит к тому, что сами консерваторы «разочаровались» во власти, которая, по сути, отказалась реализовывать, предлагаемые ими идеи, заключавшиеся в сохранении, путем осторожного реформирования существующей системы (с. 405). Консерваторов обуяли апокалиптические и пессимистические настроения, а самое главное, — их попытки реализовать на практике многие установки «потерпели крах» (с. 481).

Интересны сюжеты «постистории» консерватизма, в советской России и СССР (например, судьба В.В. Шульгина), монархической эмиграции, особенно личных связей консерваторов с различными течениями и направлениями 1920−40-х гг.: НТС, германские нацисты, итальянские фашисты, коллаборационисты времен Второй мировой войны и т. п. Автор вкратце доводит изложение судеб некоторых консерваторов вплоть до 1970-х гг. Надо полагать, что «консервативная традиция» дожила и до перестройки, с тем, чтобы возродиться уже в совершенно новых условиях постсоветской России.