В Оптину пустынь с Александром Ткаченко

издательство «Никея» организовало для московских журналистов встречу с Александром Ткаченко, хорошо известным читателям «Фомы» автором, в необычном формате — как паломническое путешествие в Оптину пустынь. Издательство «Никея» недавно выпустило три сборника его статей, опубликованных в журнале «Фома». Эта поездка стала прекрасной возможностью поговорить с Александром о тех самых важных в жизни верующего человека вопросах, о которых он обычно говорит с читателям в своих текстах. И, одновременно, побывать в месте, наиболее к такому разговору располагающему.

Автобус подъехал к воротам Введенского ставропигиального монастыря в разгар горячего дня бабьего лета. Солнце заливало белоснежные грани высокой колокольни и тщательно выбеленные стены монастыря. День был будний, непраздничный, а потому вокруг было тихо и безлюдно. На стоянке, по праздникам забитой паломническим транспортом, наш автобус оказался в гордом одиночестве. Дорога к монастырю была пуста и величественна.

На пороге монастыря журналистов встретил Александр Ткаченко, для которого Калужская земля — малая родина. Александр воспользовался случаем, чтобы подарить коллегам журналистам свои книги и сопровождать нас в паломничестве. Наш путь проходил мимо монастырских ворот к другим воротам — Оптиной пустыни.

Дверь пустыни открываться перед нами не хотела. К нам вышел веселый и светлый служка:

— Перед вами пришли люди, мы приняли их за вас и сейчас отец Калиник рассказывает им про пустынь, — весело сказал послушник и поклонился.

— Но они же не мы! — воскликнули мы, — давайте мы хоть по территории пока погуляем.

Веселый служка опять поклонился.

— Отец Калиник просил подождать, — сказал он и ласково улыбнулся, — Вы же приехали в пустынь. Все должно быть по-настоящему.

Он был весел, светел и непреклонен — все должно быть по-настоящему. А значит, надо ждать. В Оптиной пустыне ждать хорошо. Мы стояли перед теми же воротами, перед которыми в 1910 году стоял больной, измученный совестью беглец Толстой в последней надежде обрести прощение. Перед этими же воротами стоял потерявший сына Достоевский.

«Если кто желает витать между небом и землей, тот должен жить в Оптиной», — сказал архиепископ Дамаскин Тульский. И мы витали. Солнечный свет был сладок на вкус. С яблонь сыпались яблоки. Звонко лилась вода из святого колодца.

Наконец дверь открылась. За нею стоял отец Калиник — высокий человек в черном. «Нигде я не видел таких монахов, — писал Гоголь, — С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное».

Два часа нас сгребали в божественную горсть и качали на волнах ровной благословенной речи отца Калиника. Два часа мы вдыхали запах ладана и свежего дерева, скрипели теми же половицами, по которым ступали старцы, крестились на те же иконы и пугливо склонялись в тех же низеньких дверных проемах, в которых гнулись до нас Толстой и Гоголь.

Чудо было вокруг нас. Беспощадное время революции, советской власти и немецкой оккупации сохранило ту самую хибарку преподобного Амвросия — келью, где он (а потом и другие старцы) жили и принимали людей. Монастырь и храмы вокруг лежали в руинах, а деревянная крохотная хибарка выстояла. Возвращенная в лоно церкви, она пережила еще одно испытание — ремонт. Сейчас он заканчивается.

— Это место видело столько человеческих слез. Здесь все пропитано скорбью, — тихим голосом говорил отец Калиник, — Наш долг — вернуть его людям. Хибарка должна ожить, мы откроем ее для посетителей. Сюда можно будет прийти и получить утешение в скорби.

После чуда Оптиной пустыни автобус с паломниками-журналистами отправился в коттеджный поселок Спасово, что всего в одном километре от Спаса Нерукотворного пустыни. Там гостеприимные организаторы поездки предоставили журналистам возможность пообщаться с главным героем нашего путешествия — Александром Ткаченко. Александр был рад этому общению. Живя в постоянном духовном сосредоточении, посвящая себя процессу творческого контакта со словом, он многое мог рассказать журналистам. Александр говорил о жизни и вере. О том, как он был многодетным отцом в 90ые, как искал работу с дипломом дирижера народного оркестра. Как все, за что он ни брался, поразительным образом приводило его к Богу. Например, стал каменщиком и попал на стройку храма. Как понял в какой-то момент, что может писать. А потом рискнул послать одну из статей в «Фому». Статью к его удивлешнию приняли. Он написал следующую, потом еще одну, потом еще. В результате жизнь Александра оказалась подчинена этому ритму — журнал выходил раз в месяц и весь месяц он работал над новой статьей. Все стало на свои места и обрело смысл.

Последнее приключение, которое успел пережить уже состоявшийся автор, — это получение высшего психологического образования. Если заниматься судьбой души, думал Александр, надо знать, как она устроена. Он старательно прошел весь курс, сдал экзамен и получил диплом. Правда, как говорит Александр, много мудрости новое образование ему не дало. Психология — наука прикладная. О подлинном устройстве человеческой души спрашивать надо не у психолога. У кого же? Об этом Александр Ткаченко и рассказывает в своих новых книгах.

Фото Владимира Ештокина