Русская линия | Андрей Рогозянский | 04.07.2005 |
Правительственная диспозиция имела обычный свой вид: премьер в роли ментора и воспитателя хороших манер, отраслевой министр А. Фурсенко с докладом, в роли то ли именинника, а то ли экзаменуемого, апатичное большинство, Мальчиш-Плохиш в лице Германа Грефа, отдельные ехидные личности наподобие Зурабова, время от времени вносящий в обсуждение свои басовитые ноты Главный буржуин Кудрин. По версии Фрадкова, задачей Правительства должно было стать определение необходимых приоритетов в развитии научного сектора, а также оценка дополнительных бюджетных расходов на данные цели. Крепкий, как говорится теперь, «хозяйственник», он и теперь ещё мыслит свою деятельность в том, чтобы внимательно слушать приходящих просителей, сочувствующе «входить в положение», отечески хлопать по плечу, высказывать по любому вопросу собственное компетентное суждение и в конце со вздохом чертить факсимиле под предлагаемыми документами, избирая впрочем всегда вариант наименьшего финансирования. Даже назначение на должность премьер-министра, вторую по важности в стране, не изменило этой старой министерской закваски. Хотя, увы, личная подпись премьера в демократическом Кабмине уже ничего не решает, а «продавливание» любого мало-мальски серьезного вопроса сопряжено с множеством процедур, как формальных, так и неформальных, в которых конечную правоту обретают согласие или несогласие, одобрение или неодобрение на редкость принципиальных и стоящих в прямой оппозиции г-д Грефа и Кудрина.
«Науку необходимо опоясывать инновационным поясом с последующей трансляцией в бизнес», — премьер нарисовал в воображении присутствующих символическую схему возможной работы. Данный тезис явился естественным продолжением высказанной на предыдущем заседании Правительства идеи о поисках «конкретных точек роста для экономики» (см. :"Экономисты бранятся — только тешатся"). Тогда разговор шел о деньгах, выделяемых для федеральных целевых программ, и мировоззрение хозяйственника-Фрадкова, для которого развивать экономику — это всегда ускорять новые стройки, отказывалось мириться с макроэкономикой Грефа, в которой неопровержимыми считаются абсолютно иные принципы и аксиомы:
а) любые выделенные деньги все равно разворуют;
б) заниматься надо конкурентоспособными проектами, а таковых у нас нет
и, наконец,
в) если все же необходимо принять решение, создай схему, следуя которой сможешь впоследствии за всё оправдаться.
Вот и сейчас премьерская, лирическая постановка вопроса о государственной поддержке инноваций и бизнес-проектов на основе современных научных решений оказалась плавно опущена, взамен чего разговор перетек в более «деловитое и конкретное» с точки зрения концептуальных Минфина и Минэкономразвития русло -дискуссий о том, сколько урежут науку и какие возможности имеются в ней для приватизации.
Возможностей масса, причем самых выгодных. Пока в стране по статистике остается целых 2760 научных госорганизаций с нетронутыми фондами недвижимости, инфраструктуры и оборудования, у страны и у МЭРТ есть, чем заниматься и куда развивать экономику. Один только головной комплекс зданий РАН на Ленинском проспекте в Москве чего только стоит! Неназванные «инвесторы» уже выступают с предложениями выложить сотни миллионов за превращение этого и других научных объектов в фешенебельные бизнес-центры и элитное жилье. Что же за радужные перспективы открываются вместе с приватизацией расположенных в одной только российской столице 90 подразделений РАН, включая 78 научно-исследовательских институтов, и специализированных Академий наук, объяснять не приходится. В первый раз с начала 1990-х годов появляется масштабное поле для деятельности. А то довели, понимаешь, чиновников — детскими садиками поштучно торгуют!
В дискуссии Греф поначалу старался сохранять вид строгого и беспристрастного эксперта, возвестителя непререкаемой макроэкономической истины. Талантливо пародируя своего номинального шефа Михаила Ефимовича, который давеча требовал конкретики в финансировании федеральных программ, Герман Оскарович со своей стороны подверг представленные министром образования и науки А. Фурсенко документы уничтожающей критике за их бессодержательность и неконкретность. «Как делать — ответа нет. Что делать — ответа нет», — сказал он. Удачный случай, чтоб в очередной раз подчеркнуть: возглавляемое им Министерство экономического развития в удвоении ВВП участвовать не намерено!
Ткнув Фрадкова его же предложением «начать щупать министров», Греф показал, каким именно прощупыванием намерен отныне заняться. «Удвоения ВВП можно достичь, в частности, за счет самой современной, мобильной конкурентоспособной науки, в основном сформированной в государственном секторе. Под амбициозные задачи, в частности, повышение эффективности науки, надо разрабатывать амбициозные решения… С такими решениями, которые мы собираемся принять сегодня, никакого удвоения и диверсификации экономики не будет», — сказал, как отрезал, министр. Меж строк же читалось следующее: «Я-те нащупаю, Ефимыч! Так нащупаю — не обрадуешься! Все разгромлю, будешь знать, как со своими дурацкими удвоениями ВВП лезть!»
Между тем, атмосфера в правительственной зале все накалялась. Дипломатия отошла в сторону, на свет явились непримиримые расхождения и обиды сторон. «Я не понимаю, что такое Академия Наук!» — кричал Греф, который привык понимать всё и за всех на свете. Существование в подведомственной ему стране учреждения, которое не является «ни органом власти, ни коммерческой организацией», ни чем-то еще, предписываемым либеральной теорией, а досталось нам — о, ужас! — от времен Советского Союза, взорвало главу Минэкономразвития. То же, что РАН является независимой структурой, формой самоорганизации научного сообщества, до сих пор сохраняющего за собой авторитет и возможности отстаивать свою позицию в коридорах власти, и вовсе сделало из высоколобого собрания академиков ненавистного конкурента, источник враждебных влияний.
По мнению главы МЭРТ, российской науке не хватает того, чтобы обратиться к опыту западных стран, где академии наук — это просто элитарные клубы ученых, а организацией и финансированием научных исследований занимаются госструктуры, университеты и научные фонды. Сам Герман Оскарович наверняка даже знает имена необходимых зарубежных советников и экспертов, которые бы из простого сопереживания российской науке, её бедственному положению, помогли бы реформировать РАН.
На сей раз наконец не выдержали у нервы приглашенных в зал заседаний ученых. Президент РАН Юрий Осипов сказал, что заявление главы МЭРТа о ненужности Академии наук «по меньшей мере оскорбительно». Затем он, набравшись духу, излил перед собравшимися боль представляемого им научного сообщества за то, что в последние 15 лет в России наука систематически «истязается». Но далее речь получилась не слишком связной и внятной. Больше всего Ю. Осипова волновала напраслина, возводимая на руководство РАН. По его словам, кто-то пытается представить дело так, чтобы «сложилось мнение, что люди, руководящие наукой, — это очень плохие люди, которые все делают не так». Отстаивая честь выдающихся умов страны, Осипов заметил, что «есть люди, которые позволяют себе думать, что всё понимают и всё знают». Но хотя для присутствующих было понятно, кому вставлена шпилька, имя главного врага науки так и не прозвучало. Вряд ли только из одной академической корректности — уж больно прямым и недвусмысленным оказалось прозвучавшее предупреждение «экономиста N 1»: «Будете чересчур высовываться — мы и вас реформируем».
Публичной дуэли не получилось. Не их время теперь, наших выдающихся физиков-теоретиков, математиков, оборонщиков. Эпоха макроэкономической ловкости рук — никакого мошенничества. И прозвучавшие на заседании реплики академика Евгения Велихова и ректора МГУ Виктора Садовничего, ничего не могли изменить по существу. Наука, будучи прочно затиснута в хозрасчетные рамки, неуклонно теряет былое воодушевление и полет, а становится эдаким ручным щеглом с подрезанными крыльями, щебечущим вечно одно: рентабельность, конкуренция, самоокупаемость…
По заверению Садовничего, уровень организации учебного процесса и качество преподавания в МГУ значительно выше, чем во многих других известных университетах мира. «Подготовка наших специалистов, их стартовые возможности выше. Но наши молодые люди не хотят и не имеют возможности идти дальше», — считает ректор ведущего столичного вуза. Наука в стране не востребована, и даже энтузиазм отдельных светлых голов постепенно затухает ввиду унизительных условий работы: низкой зарплаты, плохой организации, отсутствия внимания в обществе и у государственной власти.
Чудом сохраняясь, российская наука неуклонно окукливается, становится «вещью в себе», эдаким социальным убежищем странных личностей или, напротив, коротким трамплином для личного карьерного старта и выезда за рубеж. Ибо в современной российской действительности развитая науко- и техносфера — чистый анахронизм, пережиток советского прошлого, когда все в пределах национального хозяйства приходилось учиться делать самим. Теперь, наоборот: все наиболее принципиальные разработки услужливо берет на себя Запад. Увы, чтобы на долю России оставить исполнение наиболее примитивных технологических заданий, связанных, в основном, с извлечением и первичной переработкой сырья.
В когорте экономистов, этих «великих посвященных» новой всемирной религии светлого завтра, данное положение, похоже, не находит особенных возражений. Советник президента РФ Андрей Илларионов, извечный критик и конкурент Грефа по части идеологии реформ, прямо призывает оставить науку как никому не нужные игры честолюбия, а посмотреть правде в лицо: «по уровню развития экономики мы находимся рядом с Турцией и Бразилией. Наши затраты на науку несравненно выше, чем у этих стран, вот и делайте выводы».
Невероятными усилиями академическая общественность сумела остановить программу реформ, с которой, около года назад выступило руководство Минобрнауки. Согласно первоначальному варианту, число государственных научных учреждений к 2007 г. планировалось сократить в 10 (!) раз, а абсолютное большинство учреждений и коллективов передать в частные руки. По новой, принятой 30 июня редакции той же программы, сокращения также предусмотрены, но будут куда менее масштабными. К 2010 г. число академических институтов уменьшится до 600 (с 850), а прикладных — до 500 (с 1200). Внутри коллективов не более 20% ставок окажутся хозрасчетными, остальные же получат бюджетное финансирование. На заседании Правительства, кроме фигляра Грефа, данные уступки встретили дружное негодование оставшихся либералов. Министр здравоохранения и социального развития Михаил Зурабов процитировал Жванецкого: «Трудно менять, ничего не меняя, но мы будем». Кудрин же от лица Минфина охарактеризовал программу мер, как «хрупкий компромисс, не дающий пока существенных прорывов в развитии этой отрасли». Лично ему, конечно же, не понравилось, что Минобрнауки в рамках реформы планирует самостоятельно распоряжаться деньгами и управлять имуществом научных учреждений.
Победой ученых, однако, назвать итог заседания можно только с натяжкой. «Будем поддерживать науку!» — с оптимизмом, как и положено по нынешнему театральному раскладу, развеивая неловкость, подытожил обсуждение премьер-министр. Но стороны из аудитории расходились, каждая держа фигу в кармане. «Накося-выкуси», — словно бы говорил Грефу Осипов, на ближайшее время сумевший обеспечить себе и ближайшим коллегам по руководству РАН необходимое лобби, по-видимому, у самого Путина. «Придешь ещё за деньгами», — не менее выразительно отвечал ему на это самодостаточный взгляд главы МЭРТа.
Таковы они, будни и праздники, грезы и достижения современной российской науки. Жаль только, Нобелевской премии не дают «за выдающийся вклад в борьбу за бюджетные средства и доверие Президента».
http://rusk.ru/st.php?idar=7262
|