 |
| ОВЦС МП | Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II (Ридигер) | 10.11.2006 |
— Ваше Святейшество, сколько православных верующих молится за Вас в России и во всем мире?
— К сожалению, официальной статистики нет, ибо при последней переписи населения вопрос о религиозной принадлежности не ставился. Поэтому мы должны опираться на оценки социологов, по данным которых православными себя считают 60−70% из 143 миллионов россиян. По нашим оценкам, крещено в Православной Церкви около 80 процентов населения страны. Десятками миллионов исчисляется количество православных на Украине, в Белоруссии, в других странах бывшего СССР, а также среди славянского населения Центральной Азии. Молдова — почти полностью православная страна.
— Какое влияние оказало коммунистическое наследие на религиозную жизнь россиян?
— Во всякое время, при любом политическом строе у Церкви одна цель — вечное спасение человека. Государство и та часть общества, которая не принадлежит к Церкви, могут содействовать либо препятствовать этой миссии. При советской власти Русская Православная Церковь, которая имеет одну цель — проповедь вечного спасения, была существенно ущемлена в правах. Государство во имя триумфа атеизма воздвигало гонения на иерархов, священнослужителей и мирян, многие из которых приняли мученическую кончину, особенно в 20−30 годы. Все это трагически отразилось на церковной жизни людей: многие верные больше не могли ходить молиться, были закрыты или разрушены, а иногда даже взорваны многие храмы и монастыри. Отсутствовало богословское образование. Если говорить более конкретно, главная цель была в том, чтобы нравственно сломать русский народ. Эта атеистическая пропаганда в конечном итоге способствовала разрушению всякого религиозного чувства, всякой духовной основы и духовных ориентиров. Она разбила душу народа.
— Какие наиболее тяжелые испытания Вам пришлось перенести в советский период?
— В 1961 году, когда я был назначен епископом, я столкнулся с только что принятым государственной властью решением о закрытии женского Пюхтицкого монастыря в Эстонии и 36 эстонских приходов, которые были названы «нерентабельными». Я тщетно пытался объяснить властям, что мне невозможно начать свою деятельность с уменьшения числа приходов. Мне холодно объяснили, что речь идет об исполнении ранее принятого решения. День за днем мне пришлось защищать интересы Церкви и быть добрым пастырем для моего прихода. Порой во всех учреждениях, в том числе и в Совете по делам религий в Москве, мне приходилось встречать симпатизирующих людей, которые по своей должности не могли помогать мне открыто, но скрыто поддерживали меня.
— Как вы перенесли падение режима?
— В конце 80-х годов, когда я был митрополитом Ленинградским, мысль об открытии храмов была воспринята властями крайне негативно. Несколько лет спустя, когда речь зашла об открытии собора Михаила Архангела в Ломоносове, мне объяснили с очевидной неискренностью, что это невозможно, что нельзя здесь совершать богослужения, ибо этот храм находится на улице, носящей символическое название Юных пионеров… Лишь в конце 1990-го года, перед самым падением режима, я смог наконец-то совершить свое первое богослужение в Успенском соборе Кремля, а затем пройти крестным ходом до Вознесенского храма. Это был первый крестный ход в Москве Церкви, которая вновь обрела свободу.
— Как после 74 лет атеизма Вам удается проповедь веры?
— Будучи сегодня свободной, Церковь участвует в жизни общества. Наша проповедь в первую очередь направлена на то, чтобы возродить в обществе нравственное начало. И милостью Божией здесь мы добиваемся определенного успеха.
Прежде всего мы стараемся повлиять на сердца верующих через Таинства Церкви, через веру, благодаря всесильной помощи Господа. В наше время плюрализма религия становится для большинства россиян основным духовным ориентиром. Как Патриарх, свидетель и участник тех изменений, которые происходят в России, я могу утверждать, что Православие вновь обретает свою прежнюю роль. Церковь стремится исцелять души, ибо в душе находится источник добрых и злых дел.
Но почти все пришлось начать с нуля. В частности, я имею в виду ряд социальных инициатив, таких как забота о больных и нищих. Пришлось восстановить церковные структуры, попечения которых эти люди были лишены в течение предшествующих десятилетий, а также восстановить присутствие Церкви в армии и исправительных учреждениях.
Что же касается религиозного образования в школе, то, хотя в некоторых российских регионах оно стало возможным, в Москве некоторые чиновники сомневаются в обоснованности этой инициативы.
Кроме того, наша Церковь старается определить нравственные нормы, которые, выходя за рамки чисто религиозной сферы, применялись бы в политической и экономической жизни. Для этого регулярно организуются конференции по самым различным вопросам современности.
— Если смотреть из Европы, то в отличие от Рима в вашей Церкви нет кризиса с «призванием свыше"…
— Я убежден, что основной нашей движущей силой является благодарное сердце: глубина любви Христа Спасителя должна подвигать нас к посвящению Ему нашей жизни. Со времени своего крещения русский народ осознал красоту своей веры, укорененной в тысячелетней традиции православного христианства. Ничто не смогло уничтожить ни это чувство, ни его культурную основу. И когда в конце XX века окончился период атеистических репрессий, многие люди ощутили в сердце призыв следовать за Богом. Иные же просто смогли высказать вслух то, что десятилетиями хранили в душе.
Первым свидетельством о возрождении религии являются цифры. Они говорят сами за себя. В 1986 году насчитывалось лишь 6800 православных храмов. Сегодня их 27 тысяч. Было лишь 18 монастырей; сегодня же их 680. Число духовенства, священников, монахов, монахинь, увеличилось в тех же пропорциях. В одной лишь Москве 1700 священников и диаконов.
— Ведет ли вас XXI век к религиозному обновлению?
— История Церкви знает множество примеров того, как поспешные решения приводили к распрям и расколам. В каждую эпоху нужно уметь находить правильный язык, слова и образ служения, не подпадая при этом под влияние общественного мнения. В Церкви есть вечное измерение. Хотя она остается очень привязанной к своим традициям, она может изменять некоторые аспекты своей деятельности, однако и здесь ее главная задача — привести человека ко спасению.
— Каковы Ваши отношения с Президентом Путиным и официальным властями?
— С Президентом мы поддерживаем рабочие отношения: регулярно встречаемся, обсуждаем не только церковные дела, но все то, что касается России и мира, то, что затрагивает жизнь наших сограждан. Конечно, с официальными властями у нас бывают и разногласия. К примеру, в вопросе о преподавании религии. Но нормализация отношений между Церковью и государством как в России, так и в большинстве стран СНГ является одним из основных приобретений за последние 15 лет. Былое отчуждение преодолено, и Церковь и государство содействуют друг другу на всех уровнях.
— Итак, Президент Путин — первый Президент, открыто исповедующий Православие?
— Вера любого человека, в том числе и президента, — вопрос его совести. Поэтому я не стал бы говорить об этом. Но я считаю, что Владимир Владимирович хорошо понимает роль Православной Церкви в нашем обществе и учитывает ее при принятии многих решений.
Меня не может не радовать, что глава государства открыт и к духовным лидерам других религий. То, что он встречается с ними, посещает мечети, синагоги, — способствует укреплению единства нации.
— Вы занимаете 5-е официальное место в стране после Президента Владимира Путина, премьера и глав двух палат парламента…
— Мне представляется, что это знак должного уважения, но не ко мне, а к тысячелетней Церкви, древнейшему институту гражданского общества, за все то, что она предпринимает. Это уважение к православной вере, нашим братьям и сестрам.
— Скажите несколько слов о себе.
— Я родился 23 февраля 1929 года в Таллине, столице тогда еще независимой Эстонии. Мои родители были весьма благочестивыми православными верующими. С самого раннего возраста я пребывал в церковной среде. Когда я был еще совсем молод, моя жизнь была связана с приходом Александра Невского, в котором уже в шестилетнем возрасте я участвовал в богослужении. Мой духовный наставник, который меня и крестил, был настоятелем другого прихода — Симеона и Анны. А мой отец, еще прежде, чем жениться на моей матери, сказал ей о своем стремлении стать священником, но исполнил это намерение лишь в 1940 году, получив богословское образование в духовной школе, открытой двумя годами ранее. Я унаследовал его призвание и прошел этапы один за другим.
— Каков Ваш распорядок дня?
— Мой день начинается в 9 часов утра в Патриархии и посвящен большей частью аудиенциям. В течение 26 лет я был одним из сопредседателей Конференции европейских Церквей, благодаря чему я много путешествовал. Я ценил эту работу, связанную с весьма обогащающими встречами с другими религиозными лидерами. Я также совершаю очень много богослужений в течение года: в 2006 году совершил уже 180 богослужений. Весь остаток времени, те часы, которые остаются свободными, я посвящаю текущим делам, не говоря уж о телефонных звонках в мою резиденцию, рабочий кабинет, машину… На самом деле телефон настолько превратился в рабочий инструмент, что я не хочу, чтобы у меня был мобильный телефон. Впрочем, я пользуюсь им, когда нахожусь за границей.
— Обнадеживает ли Вас понтификат нового Папы Бенедикта?
— С момента его избрания прошло не так много времени, чтобы говорить о кардинальных изменениях в наших отношениях. Мы приветствуем заявления нового Папы о необходимости продолжать диалог, надеясь на то, что за ними последуют конкретные шаги. Но, к сожалению, сегодня в России, на Украине, в Белоруссии, в Казахстане Римско-Католическая Церковь продолжает заниматься прозелитизмом. Она стремиться обратить в католицизм людей, крещеных в Православии или связанных с ним своими историческими корнями. К примеру, многие католические миссионеры создают детские приюты, в которые принимают православных детей, и воспитывают их в католической вере. На Западной Украине Греко-Католическая Церковь ведет себя особенно агрессивно и дискриминационно по отношению к нашим верующим. В Львове принцип взаимного уважения игнорируется. Руководители униатов часто говорят, что хотят диалога с нами, но тут же нас обвиняют в том, что мы соучаствовали в сталинских гонениях на Греко-Католическую Церковь. Это абсурд. Почему они считают, что мы можем признаться в действиях, которых не совершали? При этом забываются болезненные раны, которые были причинены нашей Церкви в конце 80-х и начале 90-х годов XX века, когда греко-католики силой занимали наши храмы. Мы будем продолжать обращать внимание Ватикана и всего мира на этот болезненный вопрос, пока он не будет разрешен.
Тем не менее, я считаю, что католики и православные должны сближаться. У нас есть общие интересы, и это обнадеживет. Я рад той совместной работе, которую мы осуществили в этом году: в мае на венской конференции «Дать душу Европе», посвященной общей ответственности Церквей, в июле в Москве на саммите религиозных лидеров нам удалось заложить основы дальнейшего сотрудничества в таких областях, как утверждение традиционных моральных ценностей, защита семьи, вопросы биоэтики…
— Вы — православный Патриарх с самой многочисленной паствой в мире. Какие отношения сложились у Вас с Константинопольским Патриархатом?
— Наши верующие традиционно почитают Константинопольский Патриархат как Церковь, от которой мы восприняли православную веру. И мы признаем в историческом плане первенство Константинопольского Патриарха. И сейчас, когда Константинопольская Церковь в силу своей немногочисленности (вероятно не более миллиона верующих во всем мире) испытывает притеснения в Турции, Русская Церковь неизменно выступает в ее защиту. В то же время мы твердо придерживаемся традиционного православного представления о равенстве Поместных Церквей, при том, что Константинопольскому Патриархату, в силу его исторического значения, принадлежит первенство чести среди Предстоятелей.
— Может ли вас сблизить с Римом одинаково отрицательное отношение к новым ультралиберальным тенденциям в современном протестантизме, например, рукоположение женщин и гомосексуальные браки?
— Слишком широкие воззрения современного протестантизма являются следствием духовного произвола, вызывающего особое беспокойство. Этот произвол царствует в западном светском обществе, в котором либеральный стандарт навязывается везде — в политике, в социальной жизни и даже в религиозной сфере. Конечно, мы осуждаем рукоположение женщин, гомосексуалистов и благословение браков между людьми одного пола. Обе наши Церкви, Католическая и Православная, обязаны конструктивно выступить единым фронтом, сотрудничать в деле отстаивания и утверждения традиционных христианских ценностей.
— Как Вы оцениваете сложности, возникающие между христианами и мусульманами?
— Убежден, что христиане и мусульмане могут жить в мире. Это доказывает многовековой российский опыт. Однако для этого нужны усилия с обеих сторон, желание идти навстречу друг другу. Нужно укреплять религиозное образование, дабы предупредить распространение радикальных идей перед лицом угрозы экстремизма и терроризма. Я считаю, что мусульмане и представители других традиционных религиозных общин также должны знать культуру страны, в которой они живут. Мы, в свою очередь, ничего не имеем против преподавания основ ислама или буддизма в регионах с большой долей последователей этих религий, как это уже осуществляется в Татарстане и Башкортостане.
Отсутствие же межрелигиозных контактов приводит к неправильным представлениям. Простой диалог может порой помочь избежать опасности конфликтов.
— Какие новые угрозы христианству существуют сегодня?
— Эгоизм, разобщенность, ненависть, ненасытная жажда потребления и удовольствий. Когда нам удастся больше напитаться Божественной любовью, наша цивилизация будет менее подвержена множеству искушений. Мы поднимем голову, как делали это в прошлом.
— Представляется, что Православная Церковь более открыта, чем ее католическая сестра: ваши священники могут быть женаты.
— Все христианские церкви положительно относятся к браку. «Брак честен и ложе непорочно» (Евр. 13. 4), — говорит святой апостол Павел. Однако с течением времени у разных христианских церквей сложились разные взгляды на этот вопрос. Мы основываемся на опыте древней Церкви, восходящем к ветхозаветным временам. Мы считаем, что священники могут жениться, что избавляет их от искушений и позволяет подавать на приходе посредством малой Христовой Церкви пример семейного и супружеского единства.
— Входя в Храм Христа Спасителя, поражаешься его великолепию…
— Храм Христа Спасителя принадлежит городу, поэтому едва ли по нему можно судить о благосостоянии нашей Церкви. Большинство наших пастырей и прихожан — люди небогатые. Наше богатство происходит от духовной силы той веры, которую нам передают наши святые и наши миряне. Да, конечно, благодаря щедрым прихожанам мы получаем существенные пожертвования, но следует знать, что наши верующие готовы отказаться от приобретения земных богатств, чтобы стяжать богатства духовные. Что касается священников, то им выплачивается зарплата из пожертвований, которые собираются на приходе. Кроме того, они могут заниматься иной оплачиваемой деятельностью, например, преподаванием, написанием книг и статей.
— Как бы Вы объяснили, что в стране, которая испытывает такое необыкновениое духовное возрождение, 50% семейных пар разводятся (развод возможен в Вашей Церкви)?
— К сожалению, многие миряне черпают представления о браке из низкопробных западных и российских книг и фильмов, где пропагандируется отношение к супружескому союзу лишь как средству получения удовольствия. Когда же эти люди вступают в брак, то вдруг обнаруживают, что их новый социальный статус не ограничивается лишь этим ложным описанием брака, но что он прежде всего предполагает совместную жизнь, в которой оба должны день за днем терпеть друг друга, включая недостатки… Это бремя им представляется слишком тяжелым! Конечно, Православие может еще до брака познакомить их с такими основными принципами, как любовь и самопожертвование. Но лучше всего для сохранения института брака и в целом общества учить молодежь еще со школьной скамьи.
— Возможен ли скорый визит Бенедикта XVI в Москву?
— Возможность личной встречи с Папой никогда не исключалась, и мы всегда настаивали на том, что такая встреча должна открыть новую страницу в наших отношениях и не должна быть лишь протокольным мероприятием перед телекамерами, имеющим целью показать, что у нас нет проблем, в то время как они у нас есть… Перед тем как встретиться, нужно преодолеть эти проблемы. Именно поэтому наша позиция остается неизменной. Еще никогда Предстоятель Русской Православной Церкви не имел встречи с Предстоятелем Церкви Римско-Католической. Если бы эта встреча имела место, — может быть в третьей стране, — это было бы исключительным историческим событием. Поэтому такая встреча должна быть хорошо подготовлена и иметь своей первейшей целью улучшение отношений между нашими Церквами.
Беседа состоялась при содействии Константина Эггерта и Мюриель Симотель
«Пари Матч», N2999, 9 ноября 2006 года
