Русская линия
РадонежПротоиерей Андрей Ткачев03.09.2015 

Урок астрономии

Под какую музыку лучше всего смотреть на звездное небо? Очевидно, под треск цикад или шум прибоя. Это если в живую. А если на экране? А на экране только под орган! Слышите? Только! Не смейте вперять взгляд в бездну неба, не смейте удивляться гирляндам звезд под шансон или диско. Впрочем, у вас и не получится.

Если же не орган, то пусть это будет барокковый концерт для гобоя и струнных. Вот он звучит. Автор — Алессандро Марчелло. Мы с вами смотрим начало черно-белой короткометражки «Урок астрономии».

Ночь. Горит костер. Рядом шумит прибой. У костра сидят юноша и девушка. Они молчат так многозначно и напряженно, как молчат люди, уже выяснившие отношения, но еще не расставшиеся. Первой молчание прерывает девушка. Она читает Ломоносова, те стихи про бездну, полную звезд; бездну, у которой нет дна. Юноша подхватывает разговор, и оказывается, что перед нами — молодой человек, страстно влюбленный в науку. Быть может, гений. Это ночное небо над головой живое для него. О звездах и галактиках он может говорить часами. Жаль только, что девушка, слушающая его, способна заинтересоваться ненадолго. Ее сердце отдано другому, более простому парню, и скоро он увезет ее под этими роскошными звездами на банальном мотоцикле.

Но пока другой увезет ее, мы все много услышим. Этот, первый расскажет ей в двух словах, но очень точно, о теории относительности, а еще о том, почему небо черное, если в нем горит так много звезд. Он мимоходом скажет ей о том, что Вселенная конечна и имеет форму; и что число звезд тоже конечно, иначе бы они слепились в жуткий ком. Он действительно умен, этот первый, и знает много. Только он не знает главного — как дальше жить под этим небом с его звездами без нее.

Он — Я мог бы даже в ореховой скорлупе чувствовать себя властелином бесконечного пространства. Если б только мне не снились дурные сны.

Она — Гамлет?

Он — Да.

Она — Многовато цитат, Буров.

Год выпуска фильма — 1973. О, чудный мир, в котором я уже ходил в садик, и в утренней зимней тьме из морозной выси мне уже мелькали эти самые завораживающие звезды. В те годы, кроме примитивной и традиционной жажды власти, денег и удовольствий, многие люди были охвачены жаждой знаний. Сотнями тысяч и миллионами исчислялись тогда молодые люди обоих полов, которых манил мир электрона и атома, звездных скоплений или освоения суровых необжитых земель. В науке была музыка. Физик был часто поэтом и математик выглядел вдохновленно-растрепанным, как композитор. В Бауманку и Политехнический был больше конкурс, чем сейчас в кинозвезды. Тогда-то и снимали подобные фильмы.

В них есть нечто от богословия, поскольку людей влекла тайна мира и его жгучая красота. Умудренный профессор-физик заменил собою на время для многих старца или профессора Духовной Академии. Они и выглядели часто, как старцы: пожилые, облысевшие, думающие все время о чем-то таком, что простому человеку никак не влезет в голову.

«Если бы мы летели со скоростью света, миледи..» (Это продолжение диалога в фильме). «За какое время мы долетим до Луны?» — «За минуту» — «Верно. Только в шестьдесят раз быстрее. Одна секунда и мы на Луне. Всего три минуты, и мы на Марсе. Летим дальше. Полчаса до орбиты Юпитера. Три с половиной до планеты Нептун, и еще час до орбиты Плутона»

Слушайте, что он говорится дальше! «Всего пять часов, и мы у края Солнечной системы. У самой границы нашего дома (!), нашего малого дома. А большой дом, вот он — Млечный путь. По-гречески — Галактика. До границ большого дома нам не долететь, миледи. Даже свету для этого нужно сто тысяч лет»

Боже мой! Какой волшебник снимал эти кадры, и какой счастье, что я их вижу! Срезание с сердца крайней плоти! Вот что такое это кино.

Влюбленный парень, преодолевая боль неизбежной разлуки, ночью при свете костра не говорит, а жречествует перед любимой девушкой, которая вот она — рядом. Но ее «рядом» так же далеко от него, как и край Галактики. А струнные с гобоем звучат. Звучит музыка 18 века, как будто Алессандро Марчелло плачет в ином мире об этом юноше, и вместе с ним удивляется огромности и красоте Вселенной.

И весь фильм всего лишь восемнадцать минут. И как на кончике иглы в нем уместилась целомудренная и безнадежная любовь с той великой тоской, которая во сто крат сильнее эротизма. И поэзия, и музыка, и сияющая корона звездного неба, так пристально изученная таким маленьким человечком! Да что же это была за цивилизация, в которой снимались такие фильмы! И разве не для того они снимались тогда, в 73-м, при одном сорте колбасы и при отсутствии туалетной бумаги, чтобы мы сегодня, среди примитивного изобилия нашли их, как раскопанную Трою или как разгаданные иероглифы?

Продолжай, Буров. Наша Галактика не единственная. Ближайшая к нам — Туманность Андромеды. А дальше — больше. Скопления галактик. 500 галактик в созвездии Девы! 10 000 в Волосах Вероники! И целое облако миров в ковше Большой Медведицы! Но самое удивительное — два человека на берегу моря об этом разговаривают.

Он на прощание еще раз говорит ей, что при всей огромности своей Вселенная конечна, но тарахтит мотор мотоцикла и урок прерывается.

Такие фильмы нужны, чтобы захотелось молиться. По документам они проходили в категории научно-популярных, и должны были популяризовать науку. Но на деле они заставляли человека посмотреть вверх — на звезды, и услышать двойную музыку — гобоя и самих звезд. О! Они делали нечто такое, после чего на исторический материализм можно было плевать слюной. Сначала робко, затем смелее.

И если вы захотите, вы найдете немало таких фильмов, снятых для одной цели, но выполняющих совершенно другую. Они были сняты на пленку, а не на цифру, в те благословенные годы, когда я уже ходил в садик. По утрам зимой, когда еще совсем темно (я помню) они мигали мне в морозном воздухе какой-то азбукой Морзе. Они говорили о чем-то большем, чем астрономия, которую преподают в 10-м классе. Сейчас уже, слава Богу, понятно — о чем. Сейчас я знаю псалом номер 8.

http://radonezh.ru/analytics/urok-astronomii-146 789.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика