«Скажи мне, Господи». Псалмы 38 и 142

Текст передачи радио «Радонеж»

Религиозная жизнь предполагает очень живые отношения с Господом Богом, которые выражаются в молитве, во внимательном отношении к жизни, потому что Бог разговаривает с нами через обстоятельства нашей жизни: Он путает и меняет наши планы, Он «тасует колоду карт», которую мы хотим по-одному разложить, а Он по-другому хочет, потому что мир стоит Его волей, а не нашей. Однако Он выслушивает наши молитвы, приклоняет ухо к нашим просьбам, и мы проживаем свою жизнь в диапазоне самых разных эмоций по отношению ко Всевышнему: мы можем гореть любовью к Нему, можем умиляться от Его слов, можем обижаться на Него, можем гневаться и роптать, можем выставлять Ему упрёки и т. д. И всё это находит своё словесное выражение в Книге псалмов, о которой мы с вами нередко говорим, потому что она бездонна и польза её неисчислима, неизмерима. Там, в этой Книге псалмов мы часто можем читать такие вещи, которые могут нам показаться дерзостью, если мы, вообще, вдумаемся в то, что читаем. Например, псалмопевец говорит в одном из мест Псалтири: «Востани, вскую спиши, Господи». Другими словами: «Поднимись. Ты что, спишь? Встань и вмешайся в то или иное событие, прояви Себя». Кто из нас, молясь, говорит Богу такие слова? В общем-то, мы считаем, что это не совсем уместно, но на некоторых вершинах религиозной жизни, на некотором этапе восхождения такие вещи произносятся. Нечто подобное тому, когда Христос спал на возглавнице лодки, а лодка была на середине Тивериадского озера и волны били её, апостолы обратились ко Христу со словами: «Наставниче, чего Ты спишь? Мы погибаем. Дела Тебе что ли нет до того, что происходит?» В любом случае, такие прямые и эмоциональные обращения к Господу Богу говорят о живости веры, о том, что человек — это существо, которое способно вступать с Богом в прямые диалоги, способно получить от Господа ответы на свои вопросы, способно выражать себя так, как часто выражают себя дети перед родителями: то, что нам может не нравиться, на что мы реагируем с гневом или с умилением, но выслушиваем их — они приступают к нам с тем дерзновением, которое даёт им право рождения от нас.

Я хотел бы предложить для размышления два текста из псалмов, в которых пророк и царь Давид, учащий нас молиться, — он наш отец молитвы, — обращается к Богу с одной и той же словесной просьбой: «Скажи мне, Господи». Это псалмы 38 и 142. В псалме 38 говорится: «Скажи ми, Господи, кончину мою и число дний моих, кое есть, да разумею, что лишаюся аз». По-русски: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой». Век мой измерян как бы пядями: «Вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой как ничто пред Тобою. Подлинно, совершенная суета — всякий человек живущий». Т. е. скажи мне, сколько мне осталось. И псалом 142, последний шестой псалом Шестопсалмия, вы постоянно его слышите, там говорится: «Скажи мне, Господи, путь Твой, и пойду во истине Твоей». По-русски несколько по-другому, там — не «скажи», а «укажи»: «Даруй мне рано услышать милость Твою, ибо я на Тебя уповаю. Укажи мне путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою. Избавь меня, Господи, от врагов моих; к Тебе прибегаю». По-славянски: «Скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою».

Мы остановим внимание на этих двух словах: «Скажи мне». Это такое прямое обращение к Богу. Начнём со 142 псалма, ибо он говорит о жизни, а 38 говорит уже о, так сказать, пределе бытия. «Скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду», — скажи мне, куда мне идти, скажи мне то, что Ты придумал обо мне, и куда Ты хочешь, чтобы я шёл. Т. е. Господь есть путь, истина и жизнь, мы все идём по этому пути: «Никто не приходит к Отцу, токмо Мною». И самый первый псалом тоже говорит о пути: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе». И заканчивается первый псалом словами: «Знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет». Господь знает путь праведных, потому что Он Сам есть Тот Путь, по Которому праведники идут, и Он знает, что все, идущие по другому пути, идут не туда. Так что образ Пути — это очень важный, один из центральных образов Священного Писания, это Одно из Имён Божиих. Имя Иисуса Христа — Путь — одно из Его Имён: Путь, Истина, Жизнь, Дверь, Пастырь, Агнец, Свет, Манна, Хлеб. Мы можем обращаться к Господу Богу: «Скажи мне путь, в оньже пойду», — скажи мне, куда я пойду, что Ты хочешь от меня. Это, например, путь юноши или девушки, избирающих путь жизни, стоящих на перепутье своих возрастных проблем и спрашивающих Господа: «Скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою», — я к Тебе иду, скажи мне, куда мне конкретно идти, чтобы не ошибиться. Это путь человека на любом раздорожье, где его, как витязя на перепутье ожидают нравственные коллизии: прямо пойдёшь — смерть найдёшь, направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь — что-нибудь ещё с тобой случится. Вот человек стоит и думает: «Куда мне идти? Сохранить жизнь, предав совесть, или сохранить совесть, угрожая жизни, или обогатиться, предав товарища, или поломать одну семью и создать другую». Вот эти жуткие вопросы, которые постоянно мучают миллионы людей, и сию секунду тоже мучают многих.

Но другое дело, что мы не молимся часто, а надо, потому что мы находимся в полной зависимости от Господа Бога, а молитва даёт нам возможность свободы, молитва — это свобода, путь к свободе. И вот — «скажи мне"… Вы можете спросить: «А что в ответ на эту просьбу будет? Что, Господь сейчас громыхнёт голосом Своим с небес, как Он заговорил с Моисеем, например, или с Авраамом, или с Павлом по пути в Дамаск?» Я вам отвечу: конечно, нет. Ждать, что Господь голосовым образом обратится к вам и скажет нечто такое, что Он сказал Марфе в доме Марфы и Марии, не нужно. Нужно ждать, что Господь совершит некие действия внутри и снаружи вас.

Внутри — это будет некое внутреннее озарение, успокоение мысли и появление правильного пути именно как идея. Мысль, возникшая в сознании от Бога, успокаивает душу. Душа мечется, дёргается, волнуется, переживает, когда человек не знает, как ему поступать. Он если молится, и вдруг — как-то ангел принёс ему это, даже и без молитвы такое бывает, или в ответ на молитву Господь отвечает человеку — приходит ясное понимание, что делать: «Вот, знаю, что сделаю. Ах, вот что, вот так поступлю». В это время наступает благотворная тишина в душе человека, человек успокаивается и ощущает, что он нашёл ответ, как ключ в замке душа его ощутила себя спокойной и нашедшей выход. Это внутреннее действие Бога в ответ на нашу просьбу: «Скажи мне, Господи, путь, куда мне идти».

А снаружи Господь Бог тоже распоряжается всей жизнью человечества, и мы можем, наблюдая за окружающим миром, смотреть, кого Он посылает нам в виде знакомых и друзей, появляются нужные люди: звонит, сто лет не звонивший человек, и предлагает свою помощь, или тебя приглашают куда-то, или ты опаздываешь на поезд, но всё же успеваешь с чьей-то помощью. Всё, что происходит снаружи — это не хаос, не царство случая, это царство Божиего промысла: мы живём, погружённые в царство Божиего промысла. В этом Божием промысле очень тонкие вещи происходят с каждым человеком ежедневно, ежесекундно: встречи, знакомства, расставания, крик начальника, «опять от меня умчалась последняя электричка» — это всё не случайности, это всё Божий промысел, которым Господь Бог руководствует нас, подвигает нас, как пастырь подвигает овцу в загон, задвигает нас в нужную сторону. Вы знаете, что у пастыря есть в руке жезл — некая палка, посох. Эта палка помогает ему идти, эта палка пугает, допустим, волка, если пастырь не труслив, эта палка ходит по рёбрам овец, этой палкой он мягко-мягко, а, может быть, пожёстче-пожёстче подвигает их, чтобы овечка не отбивалась никуда, говорит: «Сюда иди. Не туда иди, а сюда иди». Вот эти все прикосновения жезла к рёбрам — это есть внешние наши условия жизни и обстоятельства. Туда входят болезни и выздоравливания, ссоры и примирения, друзья и знакомые, враги и недоброжелатели. Всё, что происходит вокруг нас, является полем действия промысла Божиего. Это очень важно понимать, и верить в это, и исповедовать это, что мы не живём в мире хаоса, мы живём в мире, в котором царствует Господь. Мы с вами должны быть исповедниками, в том числе и этой простейшей и правильнейшей мысли.

Итак, царь Давид говорит несколько раз Господу: «Скажи мне…» Что же он просит? В частности, псалом 142 говорит: «Скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою». Пусть эти слова будут вашей частой молитвой, дорогие христиане, потому что нам всю жизнь приходится совершать выбор: ложиться на операцию — не ложиться на операцию, продавать квартиру — не продавать квартиру, простить или гневаться, промолчать или рассказать, что-нибудь ещё. Это всё, на самом деле, очень важный выбор, от которого жизнь вселенной зависит, и человеку необходимо, чтобы Бог руководил им — это и есть царственная свобода и священство, которое подарено нам во Христе Иисусе.

Итак: «Скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою». И ответом на этот вопрос будет озарение внутри, даст Бог, ясная мысль, приносящая спокойствие, и/или целый ряд внешних обстоятельств, которые подгоняют человека именно в конкретную ситуацию так, чтобы он как шар в лузу на бильярдном столе зашёл в нужное место в нужное время, и это было ему правильно и хорошо. Это будет ответ на молитву: «Скажи мне, куда мне идти».

Ну и псалом 38, надписанный как «Начальнику хора, Идифуму. Псалом Давида»: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой». Это вопрос человека о том, сколько ему осталось. Здравым умом рассуждая, разбрасывая этот пасьянс, мы понимаем, что сколько-то мне осталось. Т. е. я же понимаю, что не буду жить триста, четыреста, пятьсот лет, что до конца столетия вряд ли доживу. Не то, что вряд ли, а точно не доживу. Даже до половины его вряд ли доживу, скорее всего. Сколько мне осталось? Почему этот вопрос очень важен? Потому что можно распределить свои силы жизненные, и страшновато, конечно, спрашивать, но надо спрашивать и об этом.

Вот ты находишься, например, на отдыхе в пансионате каком-нибудь, и ты знаешь, что у тебя билет или путёвка с 1-го по 15-е. 1-го числа, когда ты заехал в пансионат, тебе хорошо, потому что у тебя впереди ещё две недели прекрасного отдыха: ванны, прогулки, купания, чтение, сон глубокий, лесная тень, шептание струй, новые знакомые, четырёхразовое питание, торшер у изголовья кровати, книжка интересная на тумбочке — всё впереди у тебя. Отдыхай, дыши свежим воздухом, купайся, если ты отдыхаешь на море, или гуляй в лесу, если ты отдыхаешь в лесу. А вот потихонечку ты приближаешься к концу отпуска и к концу действия путёвки, вот уже прошло 8-е, 9-е, 10-е, 11-е, а ты уже подружился с кем-то, уже привык, уже тебе здесь как-то хорошо, уже ты чувствуешь, что будет неохота уезжать, вот уже завязалось что-нибудь у кого-то где-то в отношениях с новыми друзьями, знакомыми, уже обмениваются телефонами люди, уже планируют встречаться потом, когда отдых закончится — в общем, уже начинается драматургия будущего расставания. В данном случае человек понимает, сколько ему осталось: «Ещё два дня, и мы разъедемся. Ещё день, и я поеду в Иркутск, а ты полетишь в Краснодар, и всё. А потом что? Ну, может, потом спишемся. Ну ладно». И уже начинается щемление в совести и в сердце. А жизнь — она такая же самая: мы тут находимся в гостях неких, только мы не знаем, на сколько нам выписали путёвку, нам совершенно неизвестно, сколько мы здесь пробудем, а уходить нужно будет. А мы тут как-то уже привыкли, обвыклись: к этому небу привыкли, к облакам, к людям, которые гуляют с собачками по вечерам, к утренней прессе, к вечерним новостям, к бутерброду с маслом по утрам перед работой, к знакомым, друзьям — к массе всего привыкли. Мы здесь живём, мы не можем представить, что будем жить где-нибудь в другом месте, а мы будем жить в другом месте. Нам нужно будет собрать манатки, сказать «до свидания» всем сидящим на ресепшене, и всё: шагом марш на троллейбусную остановку.

«Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть», — вот, чтобы мы поняли, сколько же нам остаётся, чтобы мы распределили своё время оставшееся, чтобы сделали то, что не успели, что хотели, планировали. Ведь кладбище любое, братья и сестры — это кладбище зарытых талантов. Множество людей, лежащих под землёй под могильным камнем, под крестом или без креста — в зависимости от того, верили — не верили — это же люди, реализовавшиеся только в некую половину, в некую долю, в некую часть, в треть, в четверть, в пятую, пятнадцатую, сотую долю реализации, многие так и не раскрыли, не нашли себя — не дала им эпоха раскрыть себя, не получилась жизнь, закрыла все двери перед носом, или ты сам поленился, сам не потрудился. И вот там лежат люди, которые так и не поняли: а кто они, и зачем они, что они могли сделать, что они должны были сделать. Не сказанные слова, не написанные книги, не построенные дома, не посаженные деревья, не рождённые дети, не произнесённые Богу молитвы, не исполненные обеты — это всё хранит в себе кладбищенская земля. Вот поэтому кладбище — это место скорби и великой печали. Так вот чтобы этого не было, нужно понять: а что же я, а как же.

Вы знаете, что человек, который вдруг осознал конечность своей жизни и ощутил, увидел предел этой жизни, вступает в совершенно уникальную область бытия: всё, что мучило его до сих пор, становится безразличным; и наоборот, он вдруг чувствует, что вступают в права вещи, которые он раньше не замечал. Например, в одном из произведений Набокова человек решает закончить жизнь самоубийством, и вдруг он понимает, что он каким-то образом ужасно свободен, он говорит: «Сейчас я зайду домой, достану из тумбочки пистолет и разможжу себе голову. А что это значит? Это значит, что я сейчас могу сделать всё, что хочу: через полчаса меня не будет». Я сейчас фантазирую, додумываю, это давно читалось — в юности я листал эти страницы, но он там думает: «Я могу сейчас разбить любую витрину, плюнуть в лицо кому хочу, я могу кричать любые глупости на улице. Мне не будет стыдно, потому что через полчаса меня не будет». Т. е. человек, вдруг понявший, что жизнь его сейчас закончится, обретает некую страшную степень свободы, и в глупом случае — это то, что Набоков описывает — это человек, который говорит: «Да я сейчас могу сделать всё, что хочу. Мне вообще на всё наплевать, я сейчас умру».

Есть такой фильм интересный — «Достучаться до небес». Немецкий фильм, в котором два молодых человека лежат в хосписе: у одного в голове опухоль размером с теннисный мяч, а у второго саркома костей — и они оба не жильцы, их туда поселили, чтобы они там умерли. А они начудачили, напились и куда-то убежали, попали в кучу разных переделок. Но они смертельно больные. И вот их там бандиты какие-то ловят, и один бандит говорит: «Я тебя сейчас убью». — «Стреляй быстрее, мне и так осталось жить дня два, я ничего не боюсь». Человек, который знает, что ему осталось совсем немножко, действительно ничего не боится. Боится тот, кто думает, что вот ещё пожить бы, пожить бы. Так как разобраться с этим? А вот, пожалуйста: «Скажи ми, Господи, кончину мою и число дний моих, кое есть, да разумею, что лишаюся аз. Се, пяди положил еси дни моя, и состав мой яко ничтоже пред Тобою». Если в хорошем смысле это всё сделать, перекрутить, то получается так: я вдруг понимаю, что мне остался месяц, это страшное знание. Если ты вдруг выпрашиваешь у Бога ответ, получается какое-то страшное знание, но это страшное знание заставляет тебя, например: раздать долги; попросить прощение у всех тех, кого ты обидел или оскорбил; сбережения свои распихать по нужным рукам — найти тех, кому плохо, и помочь им от накопленного тобой имущества, денег и прочего, чтобы была память о тебе и молитва; покаяться, причаститься, вспомнить всю свою жизнь.

Русские люди, вообще, с большим желанием принимали монашество перед смертью: они верили, что это второе Крещение, которое при подавании обетов и при пострижении обнуляет твою жизнь и снимает с тебя груз прежней жизни, рождая тебя в новом качестве. Это величайшая вещь — перед смертью постричься в монахи. И здесь тоже Господь оставляет за Собой полное право распоряжаться жизнью человеческой. Часто бывает так, что смертельно больной человек, у которого нет никакого шанса выздороветь, постригается в монахи и выздоравливает, и теперь обязан быть настоящим монахом всю жизнь, сколько ему ещё Бог отмеряет. Ещё потом, может, будет жить пятнадцать, двадцать, тридцать лет. Уже теперь простите: ты был Серёжа, а стал схимонах Спиридон, и будьте счастливы — давай упражняйся. «Упражнение» по-гречески — это аскеза. Т. е. давай, аскезой занимайся, трудись. Я помню, когда-то читал в «Русском паломнике» историю про одного дореволюционного валаамского подвижника, который приехал на летнее время на Валаам поработать плотником. У него была жена, дети, и он поехал денег подзаработать, как это часто бывает. Работящий молодой парень с континентальной России поехал на святой остров, чтобы там среди монахов пожить, и хорошо платили в монастыре. И там расхворался так, что всё: врачи развели руками. Его пособоровали, причастили, и он уже закатывает глаза, хрипит уже, отходит, Богу душу отдаёт. Ему говорят: «Брат, ты в монастыре умираешь, постригся бы ты в схиму, и как схимник умрёшь. Ну, а чего уже? Всё уже». — «Ну, конечно, постригайте. Раз я здесь умираю, постригайте». Они постригли его в Великую схиму, а он взял и выздоровел. И всё. Потом он говорит: «А что делать?» — «Теперь ты великий схимник». — «Я никогда не мечтал об этом, я вообще ничего не умею, я не умею так молиться, как должен молиться схимник. Это, вообще, не моё. Я молодой человек, у меня жена…» — «Про жену забудь, ты уже пострижен в Великую схиму». И он там на каком-то острове жил, и там как-то пытался спасаться. Вот такой парадокс. Но, в общем, я к тому, что у Господа Бога, в конце концов, в руках все нитки, приводя в движение которые, можно управлять всем миром, но мы должны спрашивать «а сколько же мне осталось», чтобы подвести итог своей жизни. Как это справедливо говорится в одной поговорке — что смерть за плечами, а думки за горами. Т. е. человек думает, думает, что-то планирует, а у него уже смерть за спиной ходит. Как в житии Василия Блаженного, Христа ради юродивого московского — его же молитвами Господь да помилует нас — написано, как он работал в сапожной мастерской, и пришёл купец, заказать у него сафьяновые сапожки. А Василий тогда уже имел глубокую молитву тайную, и он имел откровения Господа о некоторых судьбах человеческих. И он засмеялся, а купец говорит: «Ты чего зубы скалишь?» — «Да ничего, ничего». Потом, когда купец ушёл, он говорит: «Гляди-ка, сапоги заказал, а ему жить осталось один день». Человек заказывает сапоги, заказывает мебель, покупает путёвку, записывается на приём к зубному врачу, что-то там ещё, а у него, может, осталось всего два дня на всё про всё, чтобы расквитаться с долгами своими, за жизнь накопленными. Поэтому вот вам, пожалуйста, молитва: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой. Вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой как ничто пред Тобою. Подлинно, совершенная суета — всякий человек живущий». Псалом 38. А то был 142.

http://radonezh.ru/text/skazhi-mne-gospodi-psalmy-38-i-142−145 492.html