 |
| Православие.Ru | Священномученик Иларион (Троицкий) | 09.07.2005 |
«Устроители празднества белого цветка закончили свой праздник грандиозным ужином в павильоне и кафе-шантане благородного (?) собрания с речами, тостами и криками „ура“» (Колокол, 29 июня, N1574, телеграмма из Кишинева).
Очень хорошо! И чахоточным помогли, и сами в кафе-шантанах повеселились! Как, оказывается, легко доброе дело-то сделать!
А иногда благотворительность бывает и еще более интересной и веселой. Особенно ярко и сочно описана эта благотворительность у одного из выдающихся современных итальянских писателей. В конце обеда в одном блестящем аристократическом кружке римской знати вспоминают о недавно бывшем благотворительном базаре (о веселых вещах ведь обычно вспоминают в конце обеда!). Вот эта бесподобная сценка.
— Кстати, Ферентино уже объявила о новом благотворительном базаре на Крещенье, — сказал барон д’Изола.- Вы еще не знаете об этом?
— Я одна из устроительниц, — сказала Елена Мути.
— Вы драгоценная устроительница, — сказал дон Филиппо дель Монте, человек лет сорока, почти совсем лысый, автор тонких эпиграмм.- На майском базаре вы собрали груды золота.
— Ах, майский базар! Там все с ума сошли! — воскликнула маркиза д’Ателета.
Пока лакей разливал замороженное шампанское, она прибавила:
— Помнишь, Елена, наши столы были рядом!
— Пять золотых за глоток, пять золотых за кусок! — начал кричать дон Филиппо дель Монте, подражая голосом балаганному зазывателю.
Елена и маркиза засмеялись.
— Правда! Ведь вы, Филиппо, зазывали покупателей! — сказала донна Франческа.- Как жаль, что ты не был тогда на базаре, Андреа! За пять золотых ты бы мог съесть какой-нибудь фрукт, укушенный раньше мною, а за другие пять золотых Елена напоила бы тебя шампанским из своей ладони.
— Какой скандал! — проговорила баронесса д’Изола с выражением ужаса.
— Ах, Мери! А разве ты не брала по золотому за папиросу, закуренную тобой и довольно мокрую? — заметила донна Франческа, не переставая смеяться.
— А я видел еще лучше, — прибавил дон Филиппо.- Леонето Ланца получил от графини Лукколи, уж не знаю за какую цену, сигару, которую она перед тем подержала под мышкой.
— Какой ужас! — снова комично прервала маленькая баронесса.
— Всякое дело благотворительности свято, — наставительно заметила маркиза. — Я, откусывая фрукты, набрала около двухсот золотых.
— А вы? — спросил Андреа Елену, стараясь рассмеяться. — А вы с вашим «телесным кубком»?
— Я собрала двести семьдесят золотых… Цена глотка шампанского ведь дошла до десяти луидоров, понимаете? — сказала Елена.- А под конец безумный Галеаццо Сечинаро предложил мне пятьсот лир за то, чтобы я вытерла руки об его русую бороду…
— И вы согласились? — спросил Андреа герцогиню.
— Я принесла мои руки в жертву благотворительности, — ответила она, — и собрала лишних двадцать пять луидоров.[1]
Не правда ли, читатель, — недурная картинка благотворительного базара! Что вы о ней думаете?
***
А вот как рассуждает об увеселительной благотворительности русский мужичок Антон.
В 1856 году была напечатана комедия в двух действиях, с прологом, под заглавием: «Князь Луповицкий, или Приезд в деревню». Автор — Константин Сергеевич Аксаков[2], этот «Белинский славянофильства». Мало кто эту комедию знает теперь, а в ней поучительного очень много. Князь Луповицкий жил в Париже и надумал «привить просвещение европейское дикому и необразованному народу русскому», пересоздать этот народ «в отношении религиозном, нравственном, общественном и художественном». Приехав в деревню, князь ведет беседу со старостой. Вот отрывок из этой беседы.
Луповицкий: Теперь о другом. (Смотрит в бумажку) Что, делаете ли вы добро?
Староста: Случается, батюшка, подаем.
Луповицкий: Подаете нищим, это хорошо; но ведь не всякой подает?
Староста: Как, батюшка, нищему не подать? Ну, а если кто не захочет, тот уж сам себе худо делает.
Луповицкий: Да ведь может случиться, что кто-нибудь не подает? Скажи, может случиться?
Староста: Может статься.
Луповицкий: Ну, так я вот что придумал. Вы устройте у себя благотворительный хоровод.
Староста: Как, ваше сиятельство?
Луповицкий: Благотворительный хоровод.
Староста: Что же это будет такое?
Луповицкий: А вот что. Когда у вас соберутся для хоровода, каждый, кто захочет участвовать, даст по копейке или по полушке в общую сумму, для бедных; а потом эти деньги и будет раздавать нищим, настоящим нищим, тот, кого хоть я назначу. А? Хорошо?
Староста: Умные твои речи, батюшка. Только вот что: у нас есть в церкви кружка для бедных. Хоровод-то, веселье-то зачем?
Луповицкий: А веселье для того, чтобы охотнее дали; иной бы, может быть, без этой причины и не подал, а для веселья подаст.
Староста: Стало, батюшка, человек уж тут не для Бога, а для своей потехи нищему подает. Где уж тут доброе-то дело будет? Для души-то что?
Луповицкий: Положим, доброго дела собственно нет; для души, как ты выражаешься, нет; да все же польза.
Староста: Уж коли, батюшка, в таком деле святом, что нищему подать, для души ничего не будет, так уж тут какая польза, тут вред, да и какой. Ведь, как нищего увидишь, и вздохнешь, и подумаешь, что вот-де нищая братья, да и подашь; так оно для души много. А тут что это будет? Гам, веселье. Что, дескать, вам о нищей братии думать; знай веселись, да себя тешь: вот тебе и доброе дело сделал.
Луповицкий: Но польза, мой любезный Антон, польза!
Староста: Так, батюшка, да польза-то эта со вредом душе нашей; так что в ней толку-то, в пользе? Доброе дело будет без добра. Да позволь тебe сказать, батюшка: ты видел ли, как мы милостыню подаем? Кто принял — перекрестится, кто подал — перекрестится. Да вот, взгляни, батюшка, в окошко. (Подходит, и с ним Луповицкий, к окну.) Видишь, нищий подошел к избе; видишь, нищий крестится; видишь, и в избе крестятся, благодарят, что сподобил Господь нищему подать.
Луповицкий: Il n’est pas bete, cet homme.[3]
Староста: Да позволь тебе доложить: ведь Богу бы можно было и всех нищих обогатить; пользу-то Он может послать им не по-нашему; так что ж они все ходят, да просят? Не денег ведь только, батюшка, они просят, а чтоб мы душою воздохнули, да подали нищей братии, для Бога; вот оно, батюшка, что.
Луповицкий: Ты умно говоришь.
Староста: По-мужицки, батюшка. Еще, батюшка, сказано: кто нищему подает, Богу подает; как же я, батюшка, в хороводе-то горло распустив, Богу подам? И милостыня у нас святая зовется; а тут какая будет святая милостыня — для своей потехи гам да пляс? Нет, батюшка, послушай моих неразумных речей; не делай этого, ты народ соблазнять будешь; оно, батюшка, дело худое. Пусть добро добром и будет, а с потехой его не мешай.
Луповицкий: Je suis battu, tout, а fait.[4] Ну, мой Антон, ты рассуждаешь так умно… к тому же я принуждать вас не намерен, стало быть, делайте, как хотите….Антон, ты где учился?
Староста: Нигде, батюшка.
Луповицкий: Грамоте умеешь?
Староста: Умею, батюшка.
Луповицкий: Что ты читал?
Староста: Церковные книги, батюшка.
Луповицкий: Церковные?
Староста: Церковные.
Луповицкий: А!..
А ведь, пожалуй, Антон по церковным книгам лучше обучился, чем князь в Париже!
Esse Homo
В увеселениях безвредных
Спектаклей, балов, лотерей
Весь год я тешил в пользу бедных
Себя, жену и дочерей.
Для братий сирых и убогих
Я вовсе выбился из сил:
Я хлопотал для хромоногих,
Я для голодных пил и ел,
Рядился я для обнаженных,
Для нищих сделался купцом,
Для погорелых, разоренных
Отделал заново свой дом.
Моих малюток кучу
Я человечеству обрек
Плясала Машенька качучу,
Давила полькою Сашок.
К несчастным детям без приюта
Питая жалость с ранних лет,
Занемогла моя Анюта
С базарных фруктов и конфект.
Я для слепых пошел в картины
И отличился как актер,
Я для глухих пел каватины,
Я для калек катался с гор.
Ведь мы не варвары, не турки…
Кто слезы отереть не рад?
Ну, как не проплясать мазурки,
Когда страдает меньший брат?
Во всем прогресс по воле неба,
Закон развития во всем;
Людей без крова и без хлеба
Все больше будет с каждым днем,
И с большей жаждой дней прекрасных
Пойду, храня священный жар,
Опять на все я за несчастных:
На бал, на раут, на базар.
Н. Павлова
Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6, 36). Человек милосердый благотворит душе своей (Притч. 11, 17). Милосердый будет благословляем (Притч. 22, 9). Будьте… братолюбивы, милосерды (1 Пет. 3, 8).
Ну, как не поплясать мазурки,
Когда страдает меньший брат?
[1] Габриэле д’Аннуцо. Собрание сочинений. Т.5. Наслаждение. Пер. Е. Лотковой Изд.Шиповник. СПб. С55−57.
[2] Аксаков Константин Сергеевич (1817−1860) — писатель, литературный критик, публицист и историк. Один из основоположников славянофильства. Сын известного писателя С.Т.Аксакова. Сщмч. Иларион называл К.С. Аксакова «самым пламенным» из славянофилов и неоднократно цитировал его стихи и прозу, в частности комедию «Князь Луповицкий, или Приезд в деревню» (написана в 1851 году, впервые опубликована в журнале «Русская беседа» за 1856 год)
[3] Он не дурак, этот человек (фр.).
[4] Я погиб совсем (фр.).
http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sm2.cgi?item=15r050622105728
