Правая.Ru | Юрий Ковалев | 24.06.2005 |
В своей статье «Новый маршрут» для объединенных наций" я отмечал, что, во-первых, в рамках Замысла высочайшей Духовной Сущности, которая осуществляет эволюцию на нашей планете — Россию с самого начала готовили для выполнения общечеловеческой Миссии. В рамках этой подготовки имелся особый период («крестный путь», или «путь не для всех»), начавшийся с октября 1917 г., когда абсолютно всё в жизни страны стало жестко «работать» на единственную цель: вывести российский суперэтнос «на рубеж атаки».
А каковы параметры данного состояния? Первое: «разрывается» эмоциональная связь между очень значительной частью населения России — и страной «как целым». Второе: российское общество в результате этого оказывается на грани нравственной катастрофы, из которой нет выхода в рамках традиционной научной парадигмы. Третье: спасая себя — Россия спасает и всё человечество. Отсюда — суть Замысла на «особый период»: Россия вводится в «коридор», который обязательно приводит к краху. Ибо он, этот «коридор», ставит перед лидерами страны такие проблемы — которые на нынешнем витке человеческой эволюции (на 3-м «уровне плотности») в принципе решения не имеют!
Поэтому наш «путь не для всех» не мог не быть исполнен чрезвычайного драматизма и трагизма. Что, однако, не должно вызывать недоверия к Замыслу. Он ведь исходит из факта неуничтожимости человеческого «Я», «духа», т. е. того информационного комплекса, в котором сохраняется опыт его предшествующих воплощений на Земле в разных физических оболочках! А значит, Замысел исходит и из всей условности индивидуальной «смерти».
Хотя — страдания и боль, которые приносил россиянам «путь не для всех», были, конечно, настоящие. Что сказать… Ведь и в «земных» сражениях (вспомним бои Великой Отечественной) наши маршалы, бросая на очередной штурм армии и фронты, вынуждены были не думать о том, что у каждого солдата дома осталась мать…
«Коридор», ведущий к краху (концептуальный аспект)
Люди издавна мечтали о справедливом общественном устройстве. Трудами нескольких поколений мыслителей сложился и образ общества высшей справедливости — коммунистического общества с его главным принципом: «Каждый по своим способностям — каждому по его потребностям». Строительство такого общества и стало главной целью большевиков.
Большевистские лидеры понимали, что люди коммунистического общества («новые люди») должны обладать такими базовыми но, скажу так, не очень широко распространенными качествами, как: умение и желание работать в интересах других и страны в целом — с такой же самоотдачей, как и в собственных интересах; презирать деньги и собственность как самоценность и самоцель, относиться к труду как к своей первейшей жизненной потребности.
Естественно перед ними встал вопрос: как воспитать «нового человека»?
Было решено создать новое «общественное бытие», которое формировало бы требующееся «общественное сознание». При этом «во главу угла» ставились социально-экономические, политические и идеологические «рычаги».
Однако всё, в конце концов, завершилось…насилием в государственном масштабе. И менялись только его исторические формы: на смену прямому физическому насилию — пришли идеологическая цензура и идеологический подход к «подбору и расстановке кадров». С. Франк писал по этому поводу: «старый мир», т. е. то общество, которое власть собирается совершенствовать, упорствует. Это, однако, оценивается агентами «новой власти» чем-то противоестественным, ибо противоречит их представлению об относительно легкой возможности построить новый справедливый мир, да еще «в интересах большинства населения»! И поэтому сопротивление «старого мира» рассматривается ими как частная помеха… Но, как показывает историческая практика, «старый мир» сопротивляется весьма долго и яростно — и «благодетели человечества неизбежно становятся его разрушителями и мучителями"…
Великая Французская революция (1789 г.) победила с лозунгом «Свобода! Равенство! Братство!» — её лидеры были искренне убеждены, что ничем не ограниченная «игра экономических сил» в обществе на базе частной собственности («свобода частного предпринимательства») станет фундаментальным условием свободного развития всех граждан.
Последующие десятилетия показали, однако, что свобода частного предпринимательства вовсе не ведет к действительному освобождению каждого. Ведь при частной собственности на землю и капитал землевладелец, и капиталист остаются фактическими хозяевами тех, кто, не владея крупной собственностью или финансовыми средствами, нанимается к ним на работу. Иными словами, частная собственность несовместима с правом человека на подлинную свободу и подлинное равенство. Вывод очевиден: подлинное освобождение человеческой личности возможно только после отмены частной собственности.
Это и было главным лозунгом большевиков.
Но вот вопрос: чем заменить стихийную «игру экономических сил»? Был дан такой ответ: целенаправленным, в интересах большинства, управлением на основе детального планирования!
Данная позиция достигла, пожалуй, предельного выражения у «раннего» Бухарина: «Мельчайшие ячейки рабочего аппарата, — писал он, — должны превратиться в носителей общеорганизационного процесса, планомерно направляемого и регулируемого коллективным разумом рабочего класса, получающим свое материальное воплощение в высшей и всеобъемлющей организации — его государственном аппарате».
Но увы, эта идея привела…в замкнутый круг. Оказалось, что с отменой частной собственности и, соответственно, рынка — «коллективный разум рабочего класса», да еще в условиях тотального дефицита всего (как тогда было у нас) — быстро и неотвратимо трансформируется в разветвленный и всеконтролирующий аппарат чиновников. Который оказывается над теми, чьим «слугой» он призван был стать в момент своего создания.
Можно ли оградить общество от возникновения феномена, который был назван однажды «новым классом»?
Да, и даже очень просто: следует побыстрее ввести частную собственность и вернуть рынок. Которые… снова сделают актуальным утверждение: «подлинное освобождение человеческой личности возможно только через отмену частной собственности и рынка». Выход? Отменить частную собственность и рынок! Как бороться с «жиреющей бюрократией»? Поскорее ввести частную собственность и рыночное регулирование.
И риторически звучит вопрос — могли или нет в этих условиях у простых людей расти симпатии к курсу, предложенному некогда большевистскими лидерами…
«Коридор», ведущий к краху (наша историческая практика)
Вооруженный захват власти и последующая «экспроприация экспроприаторов» собственных и иностранных — объективно противопоставили Россию странам Запада. Эти последние стали отныне «враждебным капиталистическим окружением». В таких условиях, разумеется, нельзя было начать сколько-нибудь масштабную созидательную деятельность. Поэтому планы большевиков на будущее могли связываться и, действительно, связывались только с победой «мировой пролетарской революции». «Мы никогда не обольщали себя надеждой, — подчеркивал Ленин в 1918 г., — на то, что сможем докончить [переходный период от капитализма к социализму] без помощи международного пролетариата».
А тогда (в период 1918—1920 гг.) «победа мирового пролетариата» ожидалась всеми буквально со дня на день. Ленин, например, в 1919 г. заявлял: «Мы обещали, что начинаем революцию, которая станет мировой — и она началась… международное положение наше блестяще… теперь только несколько месяцев отделяет нас от победы над капиталистами во всем мире».
Но «мировая революция» запаздывала. И в 1921 г. Ленин вынужден был обратиться к стране с такими словами: если бы мы сделали предположение, что в короткий срок помощь придет [из Европы] «в виде прочной пролетарской революции, то мы были бы просто сумасшедшими».
…И — встал во всем своем драматизме вопрос о выживании страны. Что не удивительно: инфраструктура экономики разрушена; продукция промышленности — составляет всего 30% от ее объема в 1917 г., но ведь «объем 1917 г.» — это результат трех лет разрушительной войны! Большинство заводов стоят — рабочие, уходящие в деревню, чтобы спастись от голода или изготовляющие в холодных заводских цехах зажигали для продажи, деклассируются = правящая партия теряет свою социальную базу. Множатся вооруженные восстания крестьян, не согласных и далее терпеть продразверстку…
Ленин решил перейти к рыночной экономике («новой экономической политике») как к временному «вынужденному отступлению». При этом, однако, мы не должны были прекращать тайную подготовку к «свержению мирового капитализма». Что конкретно он имел в виду?
Наметить примерный ответ можно на основании следующих фрагментов ленинских рукописей, датированных 1921 г. Их впервые напечатал за границей художник Ю. Анненков, который активно сотрудничал с большевиками, а сразу после смерти Ленина получил на короткое время доступ к его архиву. Вот эти фрагменты: «принимая во внимание длительность нарастания мировой социалистической революции, необходимо прибегнуть к специальным маневрам, способным ускорить нашу победу над капиталистическими странами. а/ провозгласить… отделение (фиктивное!) нашего правительства и правительственных учреждений… от Партии и Политбюро и, в особенности, от Коминтерна…; б/ выразить пожелание немедленного восстановления дипломатических отношений с капиталистическими странами на основе полного невмешательства в их внутренние дела… [руководители этих стран нам поверят!] Они… широко распахнут свои двери, через которые эмиссары Коминтерна и органов партийного осведомления спешно просочатся в эти страны под видом наших дипломатических, культурных и торговых представителей…; в/ капиталисты всего мира и их правительства, в погоне за завоеванием советского рынка… откроют кредиты, которые послужат нам для поддержки коммунистических партий в их странах и, снабжая нас недостающими у нас материалами и техниками, восстановят нашу военную промышленность, необходимую для наших будущих победоносных атак против наших поставщиков. Иначе говоря, они будут трудиться по подготовке их собственного самоубийства».
Однако всё оказалось много сложнее. Прежде всего, к 1925 г. стало ясно: «победа пролетариата европейских стран» откладывается на неопределенный срок. На Западе не только был превзойден довоенный уровень производства, но и начался промышленный бум — ни о какой «революционной ситуации» говорить не приходилось [Именно тогда в документах ВКП/б/ и Коминтерна появился термин «временная стабилизация капитализма».]
А вот с чем большевики остались один на один. Царская Россия была аграрной страной: у неё отсутствовала, к примеру, собственная автомобильная и авиационная промышленность; она импортировала 100% алюминия, 100% никеля, 85% металлорежущих станков. Но и эта промышленная база уже была к 1925 г. практически восстановлена и задействована.
Что же дальше? На этот счет имелись две основные точки зрения.
Первая (Л.Троцкий, Л. Каменев, Г. Зиновьев и др.): октябрьский переворот в России должен рассматриваться как не более, чем сигнал к началу «мировой революции». Поэтому, если она не начинается, нам продолжать бессмысленно — СССР обречен, ибо немногочисленный пролетариат и ВКП/б/ окажутся один на один с огромной враждебной крестьянской массой и в окружении настроенных враждебно мощных государств. Понятно, что принятие партией такой точки зрения, объективно, означало бы признание собственного поражения.
Поэтому, примерно, к 1927 г. победила другая позиция: СССР может и должен выстоять; предпосылки для этого есть — в частности, гигантские человеческие и природные ресурсы, огромная территория. Поэтому а) нужно создавать новую промышленную базу, которая превратила бы Советский Союз в экономически самодостаточную державу и б) СССР должен всеми силами помогать международному коммунистическому и рабочему движению, ибо только победа пролетарских революций в нескольких странах Европы — сделают начатые в СССР преобразования необратимыми.
Значит, нужна индустриализация гигантские инвестиции. И, следовательно, встаёт новый вопрос — об источниках индустриализации и, следовательно, о её темпах. Сначала ведущей была точка зрения, «правых коммунистов» — Н. Бухарина, А. Рыкова, Ф. Дзержинского и др.: индустриализация в рамках и на базе НЭПа. Даже если «мировая революция» не начнется, «мы, — говорил Н. Бухарин на XIV съезде ВКП/б/, — не погибнем из-за нашей технической отсталости, мы будем строить социализм [т.е. создавать промышленность — Ю.К.] даже на нашей нищенской базе, мы будем плестись черепашьим шагом, а все-таки социализм построим».
Следует подчеркнуть, что у Н. Бухарина, на первый взгляд, были основания для оптимизма. НЭП (по существу, одна из первых, если не первая, в мире систем смешанной экономики) — быстро принес зримые результаты: к примеру, с 1923 по 1928 гг. темпы роста тяжелой промышленности составили около 29%, а легкой промышленности — более 21%; к 1928 г. был превзойден довоенный уровень промышленного производства; рабочий день сократился с 10 до 7,5 часов, а реальная зарплата увеличилась по сравнению с 1913, самым успешным предвоенным годом России, почти на 11%; положение рабочих значительно улучшилось за счет введения всестороннего социального обеспечения, профсоюзных льгот, бесплатного медицинского обслуживания и образования; заводские рабочие так же, как и крестьяне, стали питаться лучше, чем до октября 1917 г. К тому же, Ленин положил начало созданию «международных гарантий»: России удалось прорвать дипломатическую и торговую блокаду. Так, в 1924 г. были установлены дипломатические отношения с Англией, Италией, Норвегией, Австрией, Грецией, Швецией, Китаем, Данией; Франция заявила о признании СССР де-юре. Если в 1920 г. имелись торговые отношения лишь с 7 государствами, то в 1921 г. их число увеличилось вдвое; к 1922 г. Россия торговала с 18 странами, в 1923 г. — уже с 28.
Т.е. имелись, на первый взгляд, объективные предпосылки к тому, чтобы СССР продолжал жить по модели, схожей с той, которую много позже Дэн-Сяопин назовет «социализмом с китайской спецификой» — т. е. под руководством компартии во главе с идеологически терпимыми лидерами-прагматиками, на основе регулируемой рыночной экономики и в условиях широкомасштабной торговли с другими странами.
На самом же деле, было иллюзией верить в тех условиях, что Запад, станет торговать с СССР и инвестировать в развитие его промышленности — объективно, помогая нам набирать силы. Ведь он, «Запад», разумеется, не забыл, как лидеры партии еще 6−7 лет назад совершенно открыто говорило о «мировой пролетарской революции» как о своей цели. И даже не только говорило, но и практически готовили её!
И верно «даже сегодня, в отношении совсем иной России — Запад не перестал строить свою политику на базе, во многом, той же логики. Вот позиция З. Бжезинского: России «еще предстоит сделать свой основополагающий геостратегический выбор в плане взаимоотношений с Америкой: друг это или враг? «И поэтому перед Соединенными Штатами стоит дилемма: «до какой степени следует оказывать России экономическую помощь, которая неизбежно приведет к усилению России как в политическом, так и в военном аспекте? Может ли Россия быть мощным и одновременно демократическим государством? Если она вновь обретет мощь, не захочет ли она вернуть свои утерянные имперские владения и сможет ли она тогда быть и империей, и демократией?» Отсюда — и его предложение: децентрализованная Россия оказалась бы «не столь восприимчива к призывам объединиться в империю». России, «устроенной по принципу свободной конфедерации, в которую вошли бы Европейская часть России, Сибирская республика и Дальневосточная республика — было бы легче развивать более тесные экономические связи с Европой, с новыми государствами Центральной Азии и с Востоком».
Иными словами, строго говоря, у руководства СССР имелся единственный путь: а) опора в преимущественно на внутренние ресурсы; б) индустриализация в сверхбыстром режиме — чтобы успеть.
А значит — требовалось внерыночное перераспределение средств. И неслучайно поэтому, что с конца 1928 г. с «рыночными» идеями Н. Бухарина стали бороться как с «правым уклоном в партии».
А к 1929 г., по существу, единоличным лидером партии оказался Сталин, который был готов вывести Россию из НЭПа (рыночной экономики). К тому же он знал ответ и на вопрос об источниках финансирования индустриализации — «взяв на вооружение» идею Е. Преображенского, который писал: «Такие страны, как СССР должны пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм хозяйства… Мысль о том, что социалистическое хозяйство может развиваться само, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского хозяйства, является несомненно реакционной мелкобуржуазной утопией».
И — развернулась «коллективизация», позволившая найти эффективный механизм централизованного изъятия практически всех ресурсов из сельского хозяйства (через колхозы) — для нужд индустриализации…
Сталин создавал в СССР промышленность, видя своей главной целью — активную подготовку «мировой пролетарской революции».
Еще в 1925 г. на Пленуме ЦК РКПб, в своей секретной речи, опубликованной много лет спустя, он заявлял: «Задача развязывания революции на Западе для того, чтобы облегчить себе, т. е. России, доведение до конца своей революции, из пожелания превратилась в чисто практическую задачу дня». Конкретно же это означало: всеми имеющимися силами и средствами способствовать тому, чтобы «Советская Россия имела по соседству одно большое в промышленном отношении развитое или несколько советских государств». И далее: «война не может не обострить кризиса внутреннего, революционного, как на Востоке, так и на Западе, — в связи с этим не может не встать перед нами вопрос о том, чтобы быть готовыми ко всему». Конечно, отмечал он тут же, «наше знамя остается по-старому знаменем мира». Однако «если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, — нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить». Поэтому нужно «готовить свою армию, обуть и одеть ее, обучить, улучшить технику, улучшить химию, авиацию и вообще поднять нашу Красную Армию на должную высоту».
Однако встает вопрос: почему вопрос стоял именно о войне? Дело в том, что только война может обострить повседневные экономические проблемы и «закрутить гайки» в политической и правовой сферах в европейских странах так, что почти гарантированно возникнут условия («революционная ситуация») для захвата власти партиями, стоящими на большевистской платформе. Кроме того, появляется возможность и для оказания этим партиям прямой военной помощи со стороны СССР.
Интересно замечание Эрцбергера, представителя побежденной Германии на Парижской Мирной конференции (1919 г.): «Отчаяние — мать большевизма; большевизм — это телесное и душевное заболевание на почве голода. Лучшее лекарство — хлеб и право».
Каким был результат высочайшего напряжения сил народа в ходе двух с половиной Пятилеток?
К концу весны 1941 г. в приграничных районах СССР были сосредоточены гигантские силы: 170 дивизий — около 3 млн. хорошо обученных и вооруженных солдат и офицеров с огромным количеством первоклассной боевой техники — Первый стратегический эшелон. По оценкам В. Суворова и ряда других экспертов, был достигнут 6−7 кратный перевес над немецкой армией по танкам и самолетам. Основная часть парка танков — это модификации легкого скоростного БТ — для действий большими массами с автострад Европы в колесном оснащении; основная часть парка самолетов, в т. ч. и относительно старых конструкций — для внезапного разоружающего и ракетно-бомбового удара по «спящим аэродромам» противника. Войска размещались на двух стратегических выступах: Белостокском (Западный фронт) и Львовском (Юго-Западный фронт, главное направление); мощнейшая группировка — на Южном фронте, для удара по нефтяным полям Румынии. А с 13 июня 1941 г. из внутренних районов страны началась переброска на Запад и еще 77 дивизий (Второй стратегический эшелон). Все это делалось (абсолютно тайно) до официального объявления мобилизации в стране. В день же нанесения удара по Германии и Румынии (по оценкам, это 6 июля 1941 года — оперативный план «Гром» или «Гроза») в СССР должна была начаться открытая мобилизация (День-М), которая дала бы еще несколько миллионов военнослужащих.
Однако 22 июня в четыре часа утра: план Сталина был опрокинут. И советские люди вступили в совсем другую — в Отечественную войну: в войну за честь и независимость своей страны. Одновременно они приняли на себя и решение задачи общечеловеческого масштаба — спасти мир от фашизма.
По причинам, о которых здесь я говорить не стану — Красная Армия к стратегической обороне готова не была. Всё подчинялось задачам войны на чужой территории! Соответствующими был и характер развертывания сил — только для атаки!
Это — войска на правых, а не на левых берегах наших рек, что при отступлении требовало неподготовленного и быстрого форсирования водных преград под огнем противника, без прикрытия с воздуха. Это — гигантские запасы снаряды, фактически, прямо у орудий. Это — аэродромы у самой границы с сотнями плотно стоящих друг к другу самолетов и огромными запасами топлива. Это — пехота, по существу, не рывшая себя окопы и траншеи, а ждущая лишь сигнала.
Понятно, чем стала для наших войск немецкая артподготовка, немецкие бомбы, а затем первые же «охватывающие удары» немецких танковых групп!
А ведь еще — была Директива N 1 (в ночь на 22 июня): предписывалось не открывать огонь по перешедшему границы СССР врагу. И Директива N 3 (вечер 22 июня) — ставившая задачу всем (истекающим кровью!) войскам перейти в генеральное наступление в соответствии с разработанным до войны оперативным планом…
Понятно, всё это — привело к колоссальным потерям первых месяцев войны.
…Да, работая и сражаясь на пределе человеческих возможностей, мы победили.
Однако — стране не удалось воссоздать потенциал для достижения предвоенной стратегической цели: обеспечения победы пролетариата в большинстве развитых европейских стран.
В итоге: после мая 1945 г. Соединенные Штаты Америки, практически, получили возможность — указывать Советского Союзу «его место» и в послевоенной Европе, и в мире в целом. А нам пришлось согласиться на «мирное сосуществование двух общественно-политических систем».
Но это означало, что теперь у народа больше не было того высокого жизненного смысла, «нравственного стержня» — той устремленности, которая вдохновляла его в предвоенные годы, которая только и давала силы идти через лишения.
Конечно, теоретически можно бы снова вдохновить россиян прежней стратегической целью — и начать готовить новую «революционную войну». Однако практически это (учитывая весь набор внутри- и внешнеполитических условий) было уже совершенно нереально.
Соответственно — стране перестал быть нужен лидер-пассионарий, который ради борьбы за идеал мог, превратив СССР в страну-армию, поставить на карту ВСі, пожертвовать ВСЕМ.
Время потребовало спокойных, уравновешенных, «взвешенных» руководителей, которые знали, как выжить разрушенной войной стране — перед лицом гигантской военно-экономической мощи США, а позже еще и стран НАТО.
Такие руководители после марта 1953 г. постепенно появились.
Разумеется, и они не отрицали роль России как носителя модели таких человеческих отношений, в которых не господствует чистоган. Но всё большее число граждан страны видели, что это — лишь слова. А повседневная жизнь свидетельствовала совсем о другом. Можно ли удивляться тому, что появилось «двоемыслие», началось общее разложение…
Ясно, что вопрос: могло или нет в этих условиях у простых людей укрепляться ощущение собственной эмоциональной связи со страной, которая «потеряла курс» — звучит риторически…
Впрочем — всего это требовал исходный Замысел нашего «пути на для всех»!