Десятина | Андрей Полынский | 28.04.2005 |
Когда я вошёл в палату, Антон дочитывал своё утреннее молитвенное правило. Извинился, попросил пять минут подождать. Сначала читал за живых.
— Спаси Господи, сохрани и помилуй всех православных, воюющих в Чечне в составе 207-й комендантской тактической группировки: Месхетинской, Олеройской, Сендеройской, Пучеройской, Бамутской, Ханкалинской, Мезинской дивизий, 242-й дивизии, дислоцирующейся в Ханкалеѕ
Затем, в молитве за умерших, Антон прочитал длинный список воинов, на поле брани живот положивших, помянул погибших в терактах последних лет.
После операции Антон плохо видел и потому помянник держал впритык к глазам. Когда он окончил молитвы, мы вышли в коридор пообщаться. Глядя на своего собеседника, исхудавшего, с прищуренными воспалёнными глазами, я как-то неловко выразил сочувствие, но он в ответ только рассмеялся.
— Да всё со мной нормально! С Богом — прорвёмся! Хочешь, покажу, какую силу имеет крестное знамение? Вот ты, к примеру, сможешь отжаться от пола на трёх пальцах одной руки?
Несмотря на мой протест, он перекрестился, прошептал молитву, принял горизонтальное положение тела иѕ отжался от пола на трёх пальцах одной руки. Три раза! Для меня это было чем-то невероятным. Придя домой, я попробовал повторить его трюк, и далеко неслабый, бывший спортсмен, я удержать своё тело на трёх пальцах одной руки не смог.
— Если бы не перекрестился — ничего не получилось бы, — объяснил Антон.
— Ты что, левша? — поинтересовался я.
— Нет, просто она у меня сильнее правой; ту после ранения навылет собирались ампутировать, но я прикладывал её святой водой, всё зажило, рука — сам видел…
Солдат на кресте
Был конец января 1995-го. Федеральные силы взяли Чеченский государственный университет, район Электрозавода, президентский дворец. Большая часть Грозного оказалась под контролем наших войск. Бои проходили уже на выходе из города. Только 15-й микрорайон оставался в руках чеченцев, да площадь Минутки удерживал Хаттаб.
Во все подразделения поступил приказ выделить подвижные мобильные средства, чтобы убрать с площади железнодорожного вокзала подбитую технику: там в первые дни войны сражалась 58-я майкопская бригада. Первым до вокзала добрался на своих БМП штурмовой взвод лейтенанта Маньшина, которому предстала жуткая картина боя: груда искорёженного металла — того, что раньше было боевой техникой, а на столбах ЛЭП с привязанными к перекладинам колючей проволокой руками висели наши.
На первом и третьем «кресте» они были мертвы, а когда накренили средний, солдат очнулся. Он был ранен, в районе печени виднелась застывшая кровь.
— Не надо, ребята, мне хорошо, — проговорил солдат и тут же испустил дух.
Саша Солнышко
— В феврале 95-го, когда мы вышли из Грозного, — вспоминает Антон Маньшин, — мой взвод оказался в головной заставе на удалении до полутора километров от основных сил. Если застава встречает противника, то вступает с ним в бой, по рации сообщает о количестве неприятеля и характере боя.
Итак, вошли мы в населённый пункт Гикаловское, что неподалёку от Грозного. Селение казалось пустым, мы вышли из него и тут же попали в засаду.
Бой шёл минут пятнадцать. И нас не ожидали, и мы не ожидали. Моя машина шла первой и остановилась, чтобы выявить позиции противника. Две остальные развернулись на боевую линию и стали вести огонь.
Когда чеченцы драпанули от нас на двух КамАЗах, я принялся считать бойцов. Одного не хватало. Был у нас такой — Саша Сабешкин, механик-водитель. Лысенький такой, с беленьким пушком на голове, по кличке Солнышко. Он постоянно возил с собой большой металлический крест, который он носил в кармане у сердца, время от времени вынимая, чтобы окрестить им свою машину (эта машина так никогда и не была подбита).
Тут ко мне подбегает солдат: «Товарищ лейтенант, Саню ранило». Рванул я туда, смотрю: Солнышко сидит на корточках, держится за живот и ревёт. Я очень испугался, ведь за два месяца грозненских боёв 10 бойцов потерял. Подбегаю к нему и, зная по опыту, что в таких случаях нужно делать, собираюсь придать его телу горизонтальное положение, чтобы пуля не вошла в глубь желудочно-кишечного тракта, и вижу: в руках держит он крест, а в середине его пуля торчит. Всё понял: крест его спас, а ведь метили в сердце…
После этого случая Саша очень изменился. Раньше он любил посмеяться и пошутить, а теперь предпочитал одиночество, часто уходил один в горы, ничего не боялся, был представлен к награде, уволился, а потом я получил от него письмо, из которого узнал, что сейчас он монах в одной из православных обителей.
Божий человек Андрей
Чечня, март 95-го. Разведгруппа старшего лейтенанта Маньшина действует в горах в районе Шали в поисках баз боевиков. Когда нашли одну из крупных баз, «чехов» ликвидировали. Оставили в живых двух пленных. Один из них — Иса Малиев — был помощником полевого командира. Другой — рядовой боец. Этого, последнего, пришлось ликвидировать при попытке к бегству. Ису Малиева таскали вместе с собой по горам. Чеченец был настроен агрессивно, обещал, если останется жить, всем головы отрезать. Бойцы отвечали на его угрозы смехом, а на привале накормили его, поделившись последним; возвращаясь на базу, Антон отвёл его в сторонку, развязал ему руки и сказал:
— Иди, Иса, я тебя отпускаю. Оружие в руки больше не бери. Ещё раз поймаю — убью!
Чеченец был обескуражен. Пройдя несколько метров, он повернулся и спросил:
— Что вы за люди такие странные, русские?
— Мы христиане.
— Если бы все русские были такими, я бы никогда против вас воевать не стал.
— Мы все такие. Просто ты не знаешь.
Иса ушёл.
Проходит год. Антон приехал домой после вступительного экзамена в Московский военный университет. Звонок в дверь. Открывает — на пороге Иса собственной персоной, с авоськами, в которых — арбуз, дыни, виноград.
— Как ты меня нашёл?
— Земля слухами полнится, — улыбается.
Зашёл. Бывшие противники обнялись, чаёк попили, стали прощаться. Иса и говорит:
— Антон, я понял, что русские — необычные люди. И если у России всегда будут такие воины, как вы, она непобедима. Скажи, где у вас можно покреститься?
— В любой церкви.
— А отдохнутьѕ в каком-нибудь монастыре?
Антон черкнул ему адресок, объяснил, как проехать. Скорее в шутку, не поверив в намерения чеченца.
Иса уехал. Через два месяца прислал из Ивановской области письмо, в котором говорит, что покрестился с именем Андрей. А ещё через полгода сообщил, что он уже послушник монастыря, готовится к принятию монашеского пострига.
Антон, посетив эту обитель, узнал от монахов, что послушник Андрей был убит в своей келье во время молитвы. Видимо, его соплеменники ему отомстили…
Сержант Никифоров
Когда началась вторая «Чечня», Антон встал перед выбором: доучиваться, либо идти воевать вместе с полком. Выбрал второе…
Февраль 2000 г. В ночь с 21 на 22 февраля 15-й мотострелковый полк, в составе которого — подразделение капитана Маньшина готовится к штурму южного района Грозного — Черноречья.
В два часа ночи, подготовив свою группу к бою, Антон вошёл в палатку, помолился пред иконой Божьей Матери «Неупиваемая чаша», прилёг и видит сон: стоит перед ним священник, который его крестил, — отец Фёдор Соколов из Спасо-Преображенского храма, что-то говорит, благословляет крестом, и на фигуру батюшки сверху падает поток света. В этот момент Антона разбудил солдат: «Товарищ капитан, вставайте, пора…»
Бой длился с 4 часов утра до 16 вечера без единой потери, и в этом бою произошло чудо, о котором Антон рассказывает с дрожью в голосе.
— Был у нас сержант Никифоров Николай, из Костромской области. Почти все мои бойцы, по моему настоянию, носили пояса с 90-м псалмом «Живый в помощи», а Николай повязывал его на лоб. Крестом на середину…
В том бою он штурмовал пятиэтажку и был ведущим в тройке. По правилам, бойцы её должны плотно следовать друг за другом. Однако он увлёкся и, забежав на третий этаж, не заметил, как оторвался от группы. Оказавшись перед входной дверью, делает прострел из автомата, распахивает дверь иѕ в этот момент «чех» из проёма окна всаживает в него автоматную очередь. Николай падает. Подбегают два солдата, подстреливают «чеха», подходят к Коле, а он лежит, держась руками за голову, и спрашивает: «Ребята, что у меня с головой?» — «Ничего, крыша поехала!» — отвечают бойцы.
А после боя, под вечер, сержант Никифоров подошёл к Антону: «Товарищ капитан, хотите верьте, хотите нет, но пули попали в лоб и отрикошетили…»
— Не может быть!
На следующее утро капитан Маньшин попросил его показать «место происшествия».
И действительно, на уровне лба три отметки от пуль на расстоянии 8 см друг от друга!
Сержант Николай Никифоров, получив орден, уехал в свою деревню в Костромской области.
Отец Савва
Когда взяли Грозный, 15-й мотострелковый полк решили вывести из Чечни, но через пять дней приехал генерал В. Шаманов, построил бойцов: «Молодцы, задачу выполнили. Однако такого опыта, как у вашего полка, в группировке нет. Поэтому решением Генштаба полк остаётся здесь. Идёте на штурм Шатоя в горы».
Полк доукомплектовали техникой и снаряжением, дали сутки на отдых. Сидим, оружие чистим. Слышим — вертолёт протарахтел и сел неподалёку; как видно, чин какой-то прилетел приказы отдавать. Минут через пять видим: приближается толпа человек сто. Бойцы и офицеры тоже стекаются к ней, и всё движется по направлению к нашему батальону. Моих бойцов прямо-таки смело с БМП — все туда рванули. Мне тоже интересно, на ходу собираю автомат, сквозь толпу пробираюсь и вижу священника, к которому тянут все руки и просят: «Батюшка, дайте крестик! Батюшка, дайте иконку! Помолитесь за меня! Покрестите меня!»
А священник идёт и плачет. Слёзы текут у него по щекам, а в руках — пакетик с иконочками и крестиками, которые он раздаёт. Это был отец Савва Молчанов, священник из отдела по взаимодействию с Вооружёнными Силами Московской Патриархии.
Неопалимая Купина
На следующее утро бойцы не взяли с собой батюшку, который по этому поводу очень скорбел. Предстояли тяжёлые бои, и офицеры не решились подвергать его жизнь опасности. Отец Савва благословил колонну, и полк поехал по направлению к Шатою; на подступах к нему произошёл бой.
— Моя БМП шла по горной дороге шириной в два с половиной метра: справа — горы, слева — пропасть, и в этот момент в нас попадает снаряд, машина накреняется и начинает сползать в пропасть. Механик-водитель пытается выровнять, не понимая, что при наклоне гусеницы усугубляют сползание. Передо мной встала дилемма: либо механика вытаскивать, либо спасать икону Божьей Матери «Неопалимая Купина». Карабкаюсь, беру за плечи механика, выкидываю его на дорогу, подхожу к люку, чтобы пролезть за иконой, и тут мне в спину попадает снайпер. Я падаю в люк, судорожным движением прижимаю к себе икону, и едва меня вытащили из машины, как сдетонировал боекомплект. Башня БМП отлетела на 20 м, а я прихожу в себя и вижу над собой командира полка — С. А. Лукашёва (удивительный офицер, ни одного совещания без крестного знамения не начинал).
Тут до моего сознания доходит, что в десанте БМП, в планшете (в полевой сумке), у меня осталась маленькая иконка с образом Иисуса Христа. Я подзываю бойцов и отдаю приказ принести её мне.
Машина уже догорала. Солдаты закидали броню и люки десанта снегом, заглянули внутрь, а там всё черным-черно, даже каски переплавились. Увидели обугленный планшет, шомполом по нему ударили — он рассыпался, открывая взору изумлённых бойцов неповреждённую иконкуѕ
— Вот она. — И Антон показывает мне бумажный, в заламинированной обёртке образок Иисуса Христа — с чуть оплавленной в одном месте поверхностью.
Молитва старца
Ранение оказалось серьёзным: пуля остановилась в 5 мм от сердца. В военный госпиталь в Ростове-на-Дону ему дозвонилась мама.
— Антон, что с тобой?
— Свалился по глупости с БМП, ногу сломал.
— Не шути, хватит, приезжай домой, навоевался.
— Но я должен быть вместе со своими бойцами.
— А ты знаешь — батюшка Фёдор Соколов погиб? Приезжай!
Для Антона это сообщение было как шок.
— Когда?
Это случилось, когда отец Фёдор приснился ему накануне штурма Грозного.
Пять месяцев провёл без сознания Антон, лежал в четырёх госпиталях, и везде врачи опускали руки: «Либо пересадка сердца, либо — смерть».
Тогда Антона повезли в Оптину пустынь, в скит старца Илии, что в нескольких километрах от монастыря.
Старец помолился над ним, три раза прочитал молитву «Да воскреснет Бог», и Антон открыл глаза. Увидел жёлтые листья, синее небо. Подумал, что, наверное, в раю.
Константин Васильев
С Константином Васильевым Антон познакомился в военном университете, куда он восстановился на учёбу, вернувшись в Москву после Оптиной пустыни. Курсантов сблизило трепетное отношение к вере, увлечение боевыми искусствами.
В тот вечер, 23 октября 2002 г., подполковник юстиции Константин Васильев с работы возвращался и, проходя мимо театрального центра на Дубровке, увидел, как из него выбежала женщина и закричала, что там люди в масках и они стреляют. Он спокойно прошёл в здание, увидел бородатых людей с автоматами, всё понял, предъявил удостоверение Управления департамента военных судов, сказал: «Отпустите детей, я останусь в заложниках вместо них».
Но для бандитов человек в военной форме был как красная тряпка для быка. Они начали издеваться над ним: тыкать в лицо стволом автомата, срывать погоны. И тогда он бросился врукопашную. Те пытались оглушить его прикладами, но когда поняли, что не одолеют его, стали стрелять. Ранение в голову оказалось смертельным.
Это был самый первый из погибших в «Норд Осте», констатировали медэксперты, но нашли его самым последним. Террористы сбросили его тело в подвал, где он пролежал четверо суток. Ни одна крыса его не тронула.
Когда Константина хоронили, было видно, что левая рука с разбитыми костяшками пальцев была сжата в кулак, а правая застыла в троеперстии.
Государственные мужи, отметившие боевыми наградами спецназовцев, штурмовавших театральный центр, «не заметили» беспримерный подвиг подполковника Васильева. А жаль…
N 4(103) 2005 года