 |
| Профиль, журнал | Протоиерей Всеволод Чаплин | 11.04.2005 |
Кому проще в повседневной жизни (обряды, требования) — католикам, православным, протестантам?
Католическая Церковь, особенно во второй половине прошлого века, пошла по пути приспособления к доминирующим в обществе настроениям. Я не считаю, что это правильный путь. Когда религиозная община начинает делать уступки мирскому культу комфорта, оправданию греха, люди покидают ее. Мы это знаем по примерам некоторых протестантских церквей на Западе, в которых говорят своим прихожанам: «Делайте, что вам нравится, мы одобрим!» К сожалению, и Католическая Церковь в Западной Европе несет тяжелые потери: наблюдается катастрофическое оскудение кадров духовенства, отток людей в другие религиозные течения. Наверное, в бытовом смысле быть католиком проще, но так ли это хорошо для Церкви и самих людей?
А разве в плане привлечения умов и новых верующих не стоило бы пойти на какие-либо уступки?
Как раз нет! Люди приходят в храм не для того, чтобы развлечься. Люди, уставшие от греха, духовной пустоты и безысходности, хотят изменить свою жизнь, а не выпить кофе и послушать «музычку». Из такой церкви люди уходят.
А разве не уходят из православных храмов люди, например, из-за грубости священников и верующих? Обычная картина: впервые пришедшего в церковь человека, не знающего ни традиций, ни правил, обругивают за его незнание, причем вполне по-мирскому, и выставляют вон!
Мы стараемся, конечно, бороться с грубостью священников. Те, кто приходит с улицы, нуждаются в наставлении, научении. А если их с порога унижают — это не христианское поведение.
Петр Первый фактически отменил в России тайну исповеди и предписал священникам доносить, говоря современным языком, на инакомыслящих и террористов. Как с этим сейчас?
По этому поводу есть подробная инструкция в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». В этом документе говорится следующее. Когда священнику на исповеди становится известно о готовящемся преступлении, пастырь должен без исключений и при любых обстоятельствах свято сохранять тайну исповеди, и в то же время он обязан предпринять все возможные усилия для того, чтобы преступный умысел не осуществился. Священнослужитель должен призвать исповедуемого к покаянию, то есть к отказу от злого намерения, а если этот призыв не возымеет действия, пастырь может, позаботившись о сохранности тайны имени исповедовавшегося, одновременно предупредить тех, чьей жизни угрожает опасность.
А на практике вы помните случаи, когда это применялось?
Эти действия не совершаются публично. Поэтому о них вряд ли кому-нибудь становится известно.
Вам не кажется, что сегодня в России религиозность насаждается примерно так же, как когда-то атеизм? Что для многих вера — извините, просто мода?
Мода на религию в России, я считаю, тоже прошла. Она началась в начале 1990-х годов, когда попсовые певицы надевали на себя огромные кресты и чуть ли не купола на голову, когда некоторые, уж извините, журналисты, коверкая церковные слова, болтали о чем-то «духовном». Лет пять назад началось широкое и серьезное религиозное возрождение. Удивительная вещь: в московских храмах по выходным дням «бабушки» стали меньшинством. До середины 1990-х они составляли около 90% прихожан. Я служил в первое воскресенье великого поста, которое называется Неделей торжества Православия. У меня было 70 причастников, из них старушек — 14 человек. В среду, в будний день, когда работающих людей в храмах немного, пожилых женщин все-таки было чуть меньше половины. Студенческого возраста молодежи мало, но есть огромное количество семей с детьми и людей среднего возраста, причем они ходят в храм осознанно и серьезно. Такое возрождение не является поголовным, но число людей, которые реально обращаются к вере, довольно высоко.
Хочу спросить про недавнее решение суда по делу организаторов выставки «Осторожно, религия!». Почему деятели искусств, журналисты и правозащитники в штыки восприняли точку зрения Церкви?
Я думаю, потому, что они теряют власть над умами. В конце 1980-х годов некоторая творческая часть интеллигенции пыталась заменить собой как отмиравшую коммунистическую партию, так и возрождавшуюся Церковь, стремясь быть архитектором человеческих душ. Не получилось. От обиды возникает желание лишить религию общественного влияния, загнать ее в прокрустово ложе частной или внутрицерковной жизни.
Может быть, дело в другом? Не только верующим некоторые экспонаты выставки показались вызывающими. Симпатии, возможно, были бы на стороне РПЦ, если бы не совершенно недопустимые действия некоторых верующих, присутствовавших на процессе. Когда дело сводится к рассуждениям «все зло от жидов» и попыткам разбить видеокамеры, поневоле начнешь чувствовать антипатию к «защитникам веры».
Думаю, нам всем нужно учиться культуре диалога. И правозащитникам, и активным прихожанам. Но вспомните, как г-н Ковалев выразился на «круглом столе», посвященном спорам вокруг этой выставки: «Традиционное русское православие — это вообще антихристианская секта». Это похоже на культурный диалог? Художники совершали явную провокацию. Почему-то они выбирают для провокации тех, кто-либо не даст сдачи, либо даст, но не сразу и не сильно. Имеются в виду православные прихожане.
Беседовала Наталья Ширяева
Опубликовано на сайте агентства «Интерфакс» 11 апреля 2005 г.
