 |
| ИА «Белые воины» | Сергей Фомин | 07.06.2005 |
Чтобы воспользоваться плодами победы под Шейновым, предупредив сосредоточение на пути к Царьграду сколько-нибудь значительных турецких сил, Главнокомандующий решил безотлагательно овладеть Адрианополем. Согласно директиве от 1 января, средней колонне, авангардом которой командовал генерал М.Д. Скобелев, надлежало идти на Адрианополь; туда же должна была направляться левая колонна генерала Радецкого; правой колонне под командованием генерала Гурко предстояло овладеть Филиппополем и, двинувшись далее, воспрепятствовать движению турок от Адрианополя к Царьграду.
Позднее, в своем приказе от 24 января, Главнокомандующий Русской Императорской армией так охарактеризовал то время: «Когда перешагнули вы через Балканы, я, несмотря на вашу усталость, потребовал от вас еще новых усилий. И вы не пошли, вы полетели».
Скобелевский авангард возглавляла 1-я кавалерийская дивизия. Три ее полка (включая московских лейб-драгун) вел Георгиевский кавалер, генерал-адъютант, генерал-майор Александр Петрович Струков (1840−1912).
Этот блистательный рейд собственно и решил исход всей кампании.
Занятием 2 января московскими лейб-драгунами важнейшего железнодорожного узла театра войны — Семенли, турецкая армия Сулеймана была отрезана от Адрианополя. Она вынуждена была двинуться на юг к Эгейскому морю. В трехдневных боях с 3 по 5 января у Филиппополя, турки были совершенно разгромлены, потеряв 20 000 человек и всю свою артиллерию (114 орудий). Таким образом, правая колонна генерала Гурко вывела из строя последний оплот Оттоманской империи. Но первопричиной этого успеха было — не забудем — взятие Семенли.
Из послужного списка графа Ф.А. Келлера известно, что с 1 по 8 января он находился в составе передового отряда средней колонны (т.е. Скобелевского авангарда). С этим отрядом он шел от Казанлыка до Адрианополя. 2 января он участвовал во взятии с боя железнодорожной станции Трнов на Марице, довольно широкой, но неглубокой (не более полутора аршин) реке, по которой шел мелкий лед…
Полковая история довольно подробно описывает этот эпизод:
«В первый день нового 1878 года полк получил приказание идти из Ески-Загры к станции железной дороги Трнов.
Выступив 2 января, в 10 часов утра и пройдя 45 верст, мы пришли в 8 часов вечера в деревню Аладаг, где должны были остановиться, так как разъезды и жители доставили сведения, что станция занята турецкой пехотой и артиллерией, равно жители деревни Трнов и Семенли вооружены.
В 9? часов вечера выслан был второй эскадрон, под командой капитана Амосова, на рекогносцировку станции, где должен был постараться испортить телеграф и линию железной дороги.
Эскадрон этот неожиданно налетел на дереревню Семенли и, сбив до 100 человек турецких солдат, захватил вход на мост и приступил к снятию рельс и телеграфа, что было поручено прапорщику Камсаракан. Около часу ночи капитан Амосов прислал донесение, что деревня Семенли занята громадными обозами вооруженных турок, а в 2? ночи — донес, что, спешив эскадрон, он занял эту деревню и мост через реку Марицу. Вызванные охотники с прапорщиками: Веревкиным и Решетовым проникли на ту сторону реки, причем турки открыли по ним огонь из ружей и шести орудий, находящихся на батарее, построенной левее деревни Трнов. Несмотря на неприятельский огонь, охотники успели испортить линию железной дороги, порвали телеграфную проволоку, и, отступив за брошенные среди моста повозки, удержались. Турки со своей стороны стали разбирать настилку моста. Пододвинувши коноводов, капитан Амосов посадил эскадрон и отступил к полку.
В числе охотников, высланных для порчи железной дороги, находился рядовой второго эскадрона Борисов. Он был эскадронный кузнец. Были в эскадроне и другие кузнецы, но на долю Борисова всегда выпадало больше всех работы, так как он был хороший мастер своего дела.
Борисов ковал почти всех лошадей. […] В руках Борисова и строгая лошадь делалась безсильной, когда он брал ее за ногу. Он обладал богатырскою силою. Вот и здесь при разрушении полотна железной дороги он выказал свою силу.
Когда охотники столпились и приступили к работе, турки скоро заметили это и открыли огонь. Пули завизжали около ушей ломавших дорогу солдат. Борисов работал за десятерых. Он с силою отбрасывал тяжелый рельсы, скидывал кучи камней, бросал шпалы, как легкое полено дров. Турецкие выстрелы усилились. Прапорщик Веревкин отозвал солдат, из которых несколько были уже ранены. Борисов продолжал усиленно работать. Он не слышал отзывающего приказания.
— Борисов, брось, довольно! — кричал офицер из-за прикрытия.
Но кузнец-молодец продолжал выворачивать шпалы, не обращая внимания на свистящие возле него пули. Офицер любил его. Он подбежал к нему, схватил его за руку и начал тащить от дороги.
— Довольно, Борисов, брось!..
— Постой, ваше благородие! Дай еще поломать маленько… Я, вишь, сейчас… Только вот… - Его насилу с руганью оттащили и только этим спасли от града сыпавшихся пуль.
Было еще много случаев, в которых рядовой Борисов выказывал свою стойкость и отчаянную храбрость, не щадя живота своего!
Конечно, такие солдаты отличаются начальством, и Борисов был отличен и получил в награду Георгиевский крест и унтер-офицерское звание.
Когда его поздравляли офицеры с получением креста, он отвечал
— Да это что… я с тем и шел на войну, либо этот крест, либо деревянный в поле. Нет, вот что удивительно! И в учебной команде не был, а галуны заслужил. Никогда и во сне этого не видал.
— Доковался? — говорили офицеры.
— Доколвался, ваше благородие. Чугунку турецкую изломал, всю в щепки. Ну и произвели. […]
Временно командующий 1-й бригадой нашей дивизии Свиты Его Величества генерал-майор Струков, желая лично видеть расположение неприятеля, в 8 часов утра с авангардом, состоящим из эскадрона Его Величества и одного взвода четвертого эскадрона, под общей командой капитана Касторского, двинулся к станции Трнов, приказав остальным эскадронам выступить через час. Авангард, поднявшись на возвышенность, увидел станцию, пройти к которой можно было только по железнодорожному мосту. Влево от моста, на высоком кургане была расположена неприятельская батарея. При приближении нашего авангарда, из-за батареи вышла турецкая пехота и направилась к мосту. Видя наступление, турки зажгли мост и отошли к станции железной дороги.
Подойдя к мосту, эскадрон должен был остановиться, так как настилка моста сажень на шесть от берега уже сгорела. Люди эскадрона спешились, кинулись на мост и стали гасить огонь, что им и удалось исполнить. В это время остальные эскадроны заняли деревню Семенли и стали исправлять мост, люди же эскадрона Его Величества перебрались на ту сторону и, добежав до батареи с криком „ура“, подхватили орудия и на себе привезли их к мосту, который в это время был уже настолько исправлен, что можно было по нему перевезти взятые орудия. Вслед за этим сейчас же был выслан четвертый эскадрон для занятия станции».
Это событие отмечено многими участниками войны. Так, в дневнике генерала П.Д. Зотова читаем запись за 4 января о генерале А.П. Струкове: «С одним эскадроном он берет Тырнов, защищаемый 300 низами с 6-ю орудиями и 5000 вооруженных жителей; подобно Карцеву, взявшему штурмом Орлиное Гнездо без всякой потери».
«За занятие ст. Семенли Тернова» граф Ф.А. Келлер 4 января 1878 года был «награжден знаком отличия Военного ордена 3-й степени с бантом под N 2553».
Эта награда была учреждена 13 февраля 1807 года Императором Александром I специально для нижних чинов «за заслуги боевые и за храбрость против неприятеля оказанные». Императором Александром II 19 февраля 1856 года было установлено четыре степени Знака отличия Военного Ордена (две первые золотые, а 3-я и 4-я серебряные) За Русско-турецкую войну 1877−1878 годов ими было награждено 46 000 человек. В 1913 году по воле Императора Николая II Знак был переименован в Георгиевский Крест.
Сохранилось свидетельство, что обеими своими Георгиевскими крестами Федор Артурович был награжден Великим Князем Николаем Николаевичем собственноручно.
По этому случаю прилично также повторить и вот эти строчки, сказанные о себе человеком, удивительным образом (почти через сорок лет) повторившим судьбу графа Келлера: вольноопределяющийся, кавалерист, награжденный двумя солдатскими Георгиями, и при этом также ни одной царапины. У него также:
…Святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь [1].
Стоит, пожалуй, отметить, что из 73 награжденных знаком отличия Военного ордена за кампанию 1877−1878 годов московских лейб-драгун, лишь трое были удостоены Именного приказа. Двое других также вольноопределяющиеся и из титулованных: граф Николай Щепкин и граф Отто фон Валь. Но единственный из них — граф Ф.А. Келлер — был награжден дважды. Впоследствии, будучи уже генералом, он неизменно носил эти солдатские награды среди других, полученных уже позднее. Они были ему дороги. Сослуживцам (подчиненным) на расспросы, за что им были получены солдатские Георгии, он отвечал весьма кратко с самоуничижительным оттенком: «Сам не знаю за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!».
Из послужного списка, далее, известно, что граф Ф.А. Келлер принимал участие во взятии города Хермонова (Германли). Вот что об этом сообщает полковая история московских лейб-драгун:
4 января «третий эскадрон под командой майора Чулкова был выслан для преследования неприятеля. Подойдя к шоссе, ведущему из Филиппополя в Адрианополь, майор Чулков заметил двигающийся к Германли огромный обоз; чтобы узнать, какого рода идет обоз и зачем, майор Чулков послал прапорщика Протасьева с 10 драгунами. Только что прапорщик Протасьев подъехал к обозу, как был встречен градом пуль, лошадь под ним была убита и он был ранен одной пулей в руку, а другой контужен в грудь; его спасла записная книжка и гребенка, которая была в боковом кармане и которую пуля не могла пробить. Услыхав эту перестрелку, майор Чулков послал на помощь взвод; после довольно долгой перестрелки турки, находившиеся при обозе, бежали, оставив его в наших руках. Оттеснив турок, майор Чулков продолжал наступать к Германли, пройдя который, занял станцию железной дороги, находившуюся в двух верстах от города. Вскоре разъезды третьего эскадрона донесли, что идет турецкий обоз под сильным прикрытием; майор Чулков пошел с эскадроном навстречу обозу; приближаясь к городу, он услышал перестрелку. Турки оттеснили наши посты за шоссейный мост, в самый город, причем мост завалили повозками; железнодорожный мост, находившийся в тылу эскадрона, был зажжен болгарами.
Спешив эскадрон, майор Чулков выслал стрелковую цепь, которая завязала перестрелку. Посланный с донесением прапорщик Горталов, услышав сильную перестрелку, поторопился к генералу Струкову, которому обо всем доложил. Генерал Струков немедленно послал подполковника Алексеева с полуэскадроном эскадрона Его Величества и наездниками. Майор Чулков между тем стал сильно теснить турок и повел свой эскадрон в штыки; в это время показались в тылу у неприятеля наездники эскадрона Его Величества и турки бежали, бросив весь обоз. Утром 5 января полк вступил в Германли.
В 12 часов ночи четвертый эскадрон, под командой капитана Ригера, был послан к Мустафа-Паша; при занятии этого города четвертый эскадрон был встречен огромным отрядом черкесов и принужден был отступать к полку. В помощь ему был дан второй эскадрон и дружными усилиями двух эскадронов черкесы были принуждены отдать город и станцию».
6 января, в день Крещения Господня боевых действий не вели. Стояли морозы. На реке вырубили лед. Освящали воду. «Глас Господень на водах вопиет…» «Днесь вод освящается естество…» Потом погружались в студеную глубину. «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи…»
Между тем, в расположении кавалерийской бригады генерал-майора А.П. Струкова прибыли выборные от жителей Адрианополя. Они просили занять его и спасти от угрожающего, по их мнению, разгрома наполнивших город башибузуков и фанатичных черкесов.
Адрианополь часто именовали второй столицей Османской империи. На его окраине располагался обширный султанский дворец. Для прикрытия Константинополя там уже во время войны английскими инженерами была сооружена сильнейшая крепость с 36 фортами. Во взятии ее, судя опять-таки по послужному списку, участвовал граф Ф.А. Келлер. А было это, судя по исторической памятке московских лейб-драгун, так:
«В 6 часов утра 8 января 2-й дивизион нашего полка и 1-й дивизион Петербургского, тогда бывшего 1-го уланского полка, выступил к Адрианополю. 1-й дивизион нашего полка был оставлен в Мустафа-Паша для наблюдения за отступающими частями армии Сулеймана-Паши.
Сводный полк прибыл к Адрианополю ровно в час дня. Навстречу нам вышли все жители города с духовенством, хоругвями и иконами, восторженно приветствуя наши войска. Не входя в город, полк расположился биваком, куда жители принесли солдатам хлеб, вино и мясо. В городе было взято 28 орудий, приготовленных к отправлению в Константинополь».
«Этот отряд, — писал в воспоминаниях генерал Н.А. Епанчин, имея в виду бригаду А.П. Струкова, состоял из 1-го уланского Петербургского полка, 1-го драгунского Московского полка и казачьего Донского N 1 полка. Этот небольшой отряд прискакал к Адрианополю, и генерал Струков потребовал немедленной сдачи этой славной крепости, окруженной 36 фортами с гарнизоном в 22 000 человек и с обильными запасами всякого рода.
Крепость […] сдалась генералу Струкову без сопротивления, и это, конечно, объясняется тем сильным впечатлением, которое на турок произвело падение Плевны, особенно неожиданный для них зимний переход через Балканы, разгром армии Шакира в Этропольских Балканах, взятие в плен армии Вессель-паши и Шипки и, наконец, поражение армии Сулеймана у Филиппополя».
Через день после занятия Адрианополя отряд генерала А.П. Струкова выступил на Царьград. Мороз сменился оттепелью. Наступила распутица. В ночь с 12 на 13 января заняли железнодорожную станцию Люле-Бургас; «17 января эскадрон Его Величества участвовал в занятии города Чорлу [Чарлу], вступив в который получил благодарность от Его Императорского Величества Государя Императора и от Великого Князя, Главнокомандующего армией, за действия полка с 1-го января». В этом последнем населенном пункте 19 января была получена телеграмма о заключения перемирия.
Чтобы яснее дать себе отчет, каким было значение тех боевых дел, в которых принял участие вольноопределяющийся граф Ф.А. Келлер в первой половине января 1878 года, за что он получил свои первые боевые награды, предоставим слово военному историку:
«Главная масса нашей конницы всю войну действовала бесцветно, в чем виной было исключительно рутинерство старших военачальников […] Но всякий раз, когда во главе этих эскадронов и сотен становились достойные их командиры, слава венчала их штандарты».
«Из общего количества 260 эскадронов и сотен конницы стратегическую роль суждено было сыграть лишь 14. Но рейд их на Адрианополь поставил Турцию на колени. Никогда еще за всю новую историю на долю конной части не выпало столь решительного жребия, что достался московским драгунам, петербургским уланам, донцам 1-го полка и их лихому начальнику генералу Струкову».
«Девять русских эскадронов нарушили все стратегические расчеты Турции. Неутомимый Струков громил тылы противника, захватывал обозы, огромные склады продовольствия и снаряжения и 6 января стоял уже в Мустафа-Паше, в кавалерийском полупереходе от Адрианополя.
Взятие Семенли побудило турецкое правительство обратиться, наконец, к великодушию победителя. 5 января турецкие парламентеры прибыли на русские аванпосты. Разгром Сулеймана делал защиту Адрианополя безнадежной. 7-го он был эвакуирован, 8-го туда вступил Струков, а 10-го и авангард Скобелева. Развивая успех, Скобелев в тот же день двинул 1-ю кавалерийскую дивизию — на Радосто. 14 января к Адрианополю стали подходить войска Гурко, а 16-го подошел и Радецкий. В Адрианополе найдено 70 исправных орудий. Все движение к Адрианополю совершались при чрезвычайно неблагоприятных обстоятельствах — в 10-градусный мороз, а затем в оттепель и гололедицу. Неся все запасы на себе, войска переходили вброд разлившиеся реки и ручьи. […] Двинувшись от Адрианополя, Струков занял 13 января Люле-Бургас, обгоняя и обезоруживая бегущих турок и выслав летучие отряды к Чаталдже. […]
Изверившись в помощь англичан и в свои деморализованные войска, устрашенное рейдом конницы Струкова, турецкое правительство предписало своим уполномоченным безусловно подчиниться русским требованиям […] Турецкие войска были доведены к самому Константинополю. Русские авангарды, пройдя Чаталджу, стали в 10−15 верстах от Царьграда».
«19 января вечером, — вспоминал очевидец, — переговоры были закончены, но когда старому, заслуженному Савфету-паше пришлось подписать Адрианопольский договор, он от волнения и сознания тяжкой ответственности заплакал, и тут-то сказалось золотое сердце [Великого Князя] Николая Николаевича, который ласковыми словами стал успокаивать бедного пашу и, зная, как магометане покорны воле Аллаха, сказал Савфету, что как ни тяжко его положение, но он знает, что все совершается по воле Аллаха и против нее идти нельзя. Договор был подписан…»
Вот какой предстала Русская Императорская Армия, спустившаяся с гор и дошедшая почти что до самых стен столицы Оттоманской Империи, иностранным корреспондентам, осматривавшим бивуак авангарда русских войск 12 февраля 1878 года:
«Вид людей был бодрый, гордый одержанными успехами; это были наиболее сильные духом и телом воины, ибо все более слабое осталось позади; со времени перехода через Балканы, т. е. в течение двух месяцев, считая от середины декабря, мы не получали маршевых команд, т. е. людей, прибывавших в войска на их усиление, и в строю были только люди, перешедшие Балканы и совершившие поход до Царьграда.
Корреспонденты внимательно осматривали бивак, восхищались бодрым видом наших молодцев, интересовались многими сторонами нашей боевой и походной жизни.
По окончании обхода бивака они говорили мне, что они знают, какие ужасные испытания и лишения мы перенесли во время стоянки на Балканах в зимнее, суровое время. Они просили показать им тех людей, отдельно от остальных, которые выдержали ужасы стоянки и участвовали в зимнем переходе через Балканы. Когда я сказал им, что все люди, которых они видят, были на Балканах, они мягко выразили сомнение и настойчиво просили все же указать на тех, которые перенесли все ужасы зимнего похода… Очевидно, в их представлении эти люди должны были иметь совсем особый вид, нечто вроде „пещерного человека“, человека „каменного века“; они, видимо, никак не могли представить себе, чтобы человек, перенесший все эти ужасы, сохранил обычный „человеческий облик“. […]…Это было блистательное воинство, отбор славной нашей армии, лучшие силы одной из лучших в мире армий».
Препровождая в 1-й Лейб-драгунский Московский полк боевые награды, начальник 1-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант М.Н. Дохтуров на списке кавалеров сделал следующую надпись:
«Товарищи! Вы достойно поддержали славу первого конного полка, названного Петром Великим „Московским“.
Поздравляю Вас с пожалованными Вам щедрою рукою Царя и Августейшего Главнокомандующего знаки отличия Военного Ордена.
Генерал ДОХТУРОВ
Дер. Костанкиой. 9 февраля 1878 года»
Государь Император пожаловал полку Георгиевский Штандарт с надписью «За быстрое наступление и взятие Адрианополя в 1878 году». В Высочайшей грамоте говорилось:
Божиею Милостию
Мы, Александр Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский
и проч. и проч. и проч.
1-му Лейб-драгунскому Московскому Имени Нашего полку.
В ознаменование особенного МОНАРШЕГО благоволения НАШЕГО, за оказанные подвиги мужества и храбрости 1-го Лейб-драгунского Московского ИМЕНИ НАШЕГО полка, в Турецкую войну 1877 и 1878 годов, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ жалует полку сему Георгиевский Штандарт с надписью: «за быстрое наступление и взятие Адрианополя в 1878 году» с сохранением и прежней под Орлом надписи: «1700 и 1850» и ПОВЕЛЕВАЕМ Штандарт сей освятить по установлению, употреблять на службу НАМ и Отечеству с верностью и усердием, Российскому воинству свойственными.
На подлинном Собственной ЕГО
ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
Рукой начертано:
АЛЕКСАНДР
В Царском Селе
21 июля 1878 года".
Пожалованный штандарт был освящен и прибит к древку в присутствии всех офицеров, вахмистров и выбранных от каждого эскадрона двух рядовых. Было это уже на Родине…
Сам Царь венчал драгун наградой…
……………………………………….
И памятник тому есть вечный:
Штандарт Георгиевский в строю;
Под ним умрет драгун безпечный,
Сложивши голову в бою.
«Штандарт считался полковой святыней — как бы душою полка — и ему оказывали совсем особые почести. Штандарту присягали молодые солдаты и офицеры, штандарту отдавали честь, становясь во фронт, даже генералы. Вблизи штандарта никто не смел произнести ругательства или скверного слова. Штатские люди и обыватели обязаны были снимать шапки при встрече со штандартом».
Такое отношение выработалось не сразу: «В Царствование Императора Александра I, знамена, как полковые, так и батальонные, считались как бы просто полковым имуществом и, когда приходили в ветхость, то, взамен них, просто жаловались новые». Иным был взгляд на это Императора Николая I. В нем мы находим основания для описанного отношения к знамени части, как к великой святыне. В приказе генерал-инспектора по инженерной части Великого Князя Михаила Павловича 1827 году читаем: «Государь Император отозваться соизволил, что жалуемые полкам знамена в знак мужества и в память отличных в войнах подвигов присвояются уже навсегда полкам, как отличительные воинские доспехи, свидетельствующие о храбрости и доблестях воинов под оными служивших. Почему каждый полк обязан с особенным попечением охранять знамена свои от ветхости и в самой древности их находить лестнейшее удостоверение в достоинствах и заслугах тех воинов, коими приобретены оные».
Среди этого всеобщего почитания и необычных почестей этому, по словам одного гвардейского штандартного унтер-офицера, «неодушевленному предмету, представляющему собою, однако, душу полка», знаменательно единственное исключение. Описывая объезд фронта Гвардии Императором, очевидец вспоминал: «Мое место было рядом со штандартом. Царь поравнялся. И вдруг штандарт, наш гордый штандарт, при встрече с которым ломали шапки штатские люди, а старые генералы струнками вытягивались во фронт, наш штандарт с ликом Бога Небесного, плавно склонился к самым копытам Государевой лошади, чуть не дотронувшись ликом Христа до грязной земли. Слезы разом затуманили глаза. […] Я с трудом узнавал Государя. […]…Мне серьезно чудилось, что взгляд Его безмолвных глаз хотел сказать: „Да, вы правы, Я больше, чем человек. Я могущественнейший на земле. Так должно быть, и вы это знаете“». — Зримое воплощение слов Первого Русского Грозного Царя: Истинный Государь «есть образ одушевлен Царя Небесного».
Примечания:
1. Н.С. Гумилев
2. Министр иностранных дел Турции в 1875—1882 годах — С.Ф.
|
|
