Гудок | Иван Рыбаков | 27.01.2005 |
Спустя 80 лет после основания Московского университета из его стен вышел восемнадцатилетний выпускник Константин Аксаков, старший сын известного писателя, хозяина усадьбы «Абрамцево». К столетней годовщине университета он написал очерк «Воспоминания студентства», в котором отражены события полуторавековой давности. Константин был самым молодым среди товарищей. «Я поступил в студенты 15 лет прямо из родительского дома», — пишет он. (Тогда обучались в университете всего три года.) В одно время с Аксаковым студентами были Белинский и Николай Станкевич, который собрал вокруг себя одаренных молодых людей. Так возник известный кружок Станкевича.
Константин Аксаков посвящает кружку немало добрых и искренних слов. «Кружок этот был трезвый и по образу жизни, не любил ни вина, ни пирушек… будучи свободомыслен, не любил ни фрондерства, ни либеральничанья… желал правды, серьезного дела, искренности и истины… этот кружок есть явление, вполне принадлежащее Москве и ее университету». Станкевич же характеризуется в очерке как «человек необыкновенного и глубокого ума… самые щегольские диалектики, как Н.И.Надеждин и М.А.Бакунин, должны были ему уступать».
Среди преподавателей и профессоров Аксаков отмечает Победоносцева, преподававшего риторику, Оболенского — эллинистику, Погодина, читавшего курс всеобщей истории. На втором курсе на вступительной лекции Шевырева Константин Аксаков впервые увидел Хомякова, основоположника славянофильского направления в общественном свободомыслии тогдашней России.
С гордостью пишет Аксаков об аудитории на Моховой улице в Москве, где раздавалась «трехтысячелетняя речь божественного Гомера». И в то же время укоряет профессоров: «Странное дело! Профессора преподавали плохо, студенты не учились и скорее забывали, что знали прежде; но души их, не подавленные форменностью, были раскрыты — и бессмертные слова Гомера… падали более или менее сознательно, более или менее сильно в раскрытые души юношей».
Искренность и правдивость в суждениях, воспитанных в благородной православной семье Аксаковых, пронес Константин через всю свою недолгую жизнь.
Как и многих сверстников, порой его охватывало «общее веселье молодой жизни, чувство общей связи товарищества». Так, один из студентов принес на лекцию Победоносцева воробья, выпустил в зал, и все принялись его ловить, поднялись смех и шум, и занятие было сорвано. Сам же Аксаков однажды, декламируя в своем переводе Гомера, вынудил профессора Оболенского читать стихи из «Илиады» нараспев, чем рассмешил аудиторию. «Был у нас хохотун студент Ч., который брал с собой два платка: один, чтобы утирать нос, а другой, чтобы затыкать рот, когда начнет смеяться».
Сильное впечатление производил на студентов 30-х годов девятнадцатого века профессор Надеждин. Он всегда на занятиях импровизировал, и Станкевич говорил, что Надеждин много пробудил в нем своими лекциями и что «если он (Станкевич) будет в раю, то Надеждину за это обязан».
«Надеждина любили, — вспоминает Аксаков, — за то, что он был очень деликатен со студентами, и потому не было такой тишины на лекциях, как у него. Обладая текучей речью, закрывая глаза и покачиваясь на кафедре, он говорил без умолку, и случалось, что проходил назначенный час, а он продолжал читать».
На втором курсе Константин Аксаков сблизился с Николаем Сазоновым, который считался «первым студентом» университета. Судьба свела Сазонова с Вольной русской типографией Герцена, он был корреспондентом Маркса.
12 января 1835 года Круглый зал в боковом правом строении старого университета был уставлен креслами и стульями. Профессора, студенты, приглашенные гости заполнили все помещение. Константину Аксакову предоставили слово. Он читал свои стихи об университете:
И вместе мы сошлись сюда,
С краев России необъятной,
Для просвещенного труда,
Для цели светлой, благодатной!
Константин Сергеевич Аксаков вышел из университета в звании кандидата. Через несколько лет там же, в Московском университете, он защитил диссертацию на степень магистра по теме «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка». Среди своих современников он был одним из непримиримых борцов за русскую национальную культуру, встав рядом с Хомяковым как истинный боец славянофильства.
В отличие от Герцена, призывавшего к революции, Константин Аксаков говорил об общинности русского народа, о его чистой и непоколебимой православной вере, которая поставит Россию в число передовых европейских стран. «Глас народа — глас Божий» — это выражение впервые появляется в драме К. Аксакова «Освобождение Москвы в 1812 году». Сегодня мы частенько произносим эти слова, не вдумываясь положительно в их глубокий смысл. «Неистовый Константин», как его прозвали современники, был человеком дела и за это неоднократно и сильно страдал от властей предержащих. С ним соглашались и не соглашались, но уважали его все: и славянофилы, и западники. И не случайно его идеологический противник Герцен в некрологе о Константине Аксакове сказал: «Мы, как Янус или двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно».
Мы, пожалуй, еще не до конца изучили значение этой личности в русской истории. И сегодня, спустя 145 лет после смерти Константина Аксакова, продолжается работа по изучению богатейшего наследия, которое оставил потомкам этот славный русский человек, воспитанник Московского университета.
25 января 2005 г.